Марина Шапиро

Мир бездомных фонарей. Стихи

ХВОЙНЫЙ ПЕЙЗАЖ. БЕЛАЯ ВОРОНА

 

За ближним полем, на холмах

темно-зелёно и весомо

стоит, подмяв земли изломы –

до горизонта плеч размах.

Наполнен силой, как «Ура!»

Он здесь на месте и по праву.

Он Хвойный!

Это не дубрава,

что вся обсыпалась вчера.

Одна берёзка – не в расчёт.

Её он вытолкнул из стенки,

и, сиротливо сжав коленки,

качнулась: «Два шага вперёд…».

Стоит,

задравши уголки

у горлышка сведённых веток,

дрожит, как заяц-однолеток,

поняв, что взведены курки.

 

Летит машины остриё.

Всё мимо.

Только глаз уносит,

на лобном выхватив откосе,

одну её.

Одну её.

 

 

ПТИЦА В НОЧЬ

 

Обледенели провода, и птицы вниз кричат: Беда!

Куда же нам лететь, куда?

Где приземлиться?

– Не нам вы копите уют, не видно нас поющих тут, –

и песенку свою несут

подальше птицы.

Все песни выпеты до дна. Дорога им лежит одна,

что на земле и не видна

– утрой усилья.

Боль разрастается в груди, и, замерзая на пути,

одна другой кричит: Лети!

– Слабеют крылья!

Всё глубже, глубже птица в ночь, и холод ей не превозмочь.

На вздохе улетает прочь,

стихая, клёкот.

Налей и, закусив, запой о разминувшихся с тобой

тех птицах, чья беда и боль

уже далёко.

Они замёрзли по пути, никто не захотел спасти,

ты выпей и себя прости –

грустить не дело.

В полётах избежать потерь нам невозможно, а теперь –

вставай и распахни мне дверь,

Я – долетела!

 

 

Колокола

 

Земля замерла далеко внизу,

Устала, застыла, добра не ждёт.

Ей ко-ло-ко-ла не покой несут,

А только надежду, что топит лёд.

Всё выше и выше протяжный звук,

Взрезает пространство, пронзает хмарь,

И в ритме размаха могучих рук,

Молитву заводит глухой звонарь.

Вибрирует тело, горит рука,

Всё выше летит колокольный вздох,

Где через пространство и сквозь века

Всё слышит и всё понимает Б-г.

За все прегрешения тот звонарь

Давно им прощён и давно храним,

Кресты колоколен летят, как встарь,

По небу, раскрытому им двоим.

 

 

***

 

Плыли, плыли, оплывали,

Как подтаявший пломбир,

Фонари,

Москву качая

За окошками квартир.

Дом был полон тишиною,

Ливня шорохом и сном.

Я сказала, что не стоит

Всё о том же об одном.

Ты поднялся безнадежно,

Я сказала:

– Заходи.

Там,

снаружи,

нежно-нежно

Землю гладили дожди.

На вечернем перекрёстке

Был отчаянно красив

Полный ливнями московский

Чёрно-белый негатив.

Слился лифт,

Отъединяя

Мир бездомных фонарей

От закукленного рая

Крепко запертых дверей.

 

 

НОЧЬ. СОН

 

Ночь. Сон. И веки, как кора,

К глазам прибиты сном.

Ночь – путь от берега Вчера

До берега Потом.

 

Кружится снег, тяжёл и сед,

Качаются мосты,

И образы, которых нет,

Незримый оставляют след

На улицах пустых.

 

Двухмерны контуры фигур –

Их не сыграл артист.

В окне старинный абажур

Оранжево кричит: «Ля мур»,

И снова бред и свист.

 

Под арку старого двора,

Измяв нездешний снег,

Сегодня, завтра и вчера

Заходит человек.

Навек затверженным путём

Восходит на крыльцо,

Сейчас подъезд под фонарём

Сглотнёт его лицо.

Вновь распадётся этот мир –

Знакомый человек

Пройдёт сквозь тёмный сруб квартир,

Во мне начав разбег.

А дворник шварками лопат

Сотрёт его следы.

На абрис каменных громад

Прольётся тёмный звездопад

Неузнанной беды.

 

Кружится снег, тяжел и сед,

Качаются мосты,

И образы, которых нет,

Знакомый оставляют след

На улицах пустых.

 

И вновь провал под козырьком,

И… Я вхожу в подъезд…

На мне лежит во сне чужом

Неузнанности крест.

 

А утром время подожмёт,

Но вдруг свой сон припомню я…

На полпути ко рту замрёт

Зажатый в пальцах бутерброд –

Тот человек в глазах пройдёт,

Опять знакомостью маня.

 

 

***

 

По телу обнажённых площадей

Пройди, за этот город порадей,

Болезненную осень обнаружь,

Перевяжи стихом все раны луж.

 

Туман и островерхость бытия,

Где полусказка прячет полубыли…

Пожить на небе крыши тихо плыли,

А с ними уплывала вдаль и я.

 

И глядя вслед несуетным домам,

Не верится, что мира нет и там.

 

 

О НЕВЕЧНОЗЕЛЁНЫХ ДЕРЕВЬЯХ…

 

Мы стоим на ветру, до костей облетев –

Вот и кончился лета подарок.

Только осень ещё, и куплет, и припев,

Оплывает, как старый огарок.

 

Где-то вьюги для нас тёплый кокон плетут,

Где-то зимние ставят теплицы…

Мы бы жили ещё, если б жили не тут,

Если б жили не так, как случится.

 

Мы не вечнозелёны, так что горевать –

Может быть, из обрушенной кроны

Голоштанной весной мы начнёмся опять,

Пусть не вечно-, но юно-зелёны.

 

 

БЕЛЛА

 

Банально некрологи отписались,

Что время всё расставит по местам.

Вздохнула на свободе чья-то зависть,

А сплетни оболгут её и там.

Заплачет ангел встретившийся первым,

На том конце пути, куда позвал

Горячий ток заточенного нерва

Сквозь занавесы чёрные зеркал.

 

Не зеркала завешены – зерцала.

Волшебный голос мечется меж стен.

Живёт и будет жить всё, что сказала,

Что недоговорила – как рефрен

Звучит в ущельях переулков белых,

Ложится на озябший лист без сил.

И утро завтра встанет онемелым,

Как будто кто-то сердце оглушил.

К списку номеров журнала «ЮЖНОЕ СИЯНИЕ» | К содержанию номера