Внезапный дождь над мостом. Стихи

Когда лицо твоё

я вижу глазом Пустоты,

Твое лицо – моё;

И между «видеть» и «любить»

нет ни малейшего зазора.

Kolin Oliver

***

Гильотина двери с утра,

Выходя – выходи

В лиловатых вещей экран,

Будто один.

За гравюру горы, двора

Посередине.

Говоришь, ветка сакуры неотвратимей

Каллиграфии самурая

ГОСПОДИН МАТУС

И хотелось там находиться, Джон,

Где рассвет ссекает сквозным ножом

Знак вопроса – и в пустоту прыжок

Совершён.

Оттолкнувшись от края вторых дверей,

Тень орла над плато в висок втерев,

Подтвердив глазами его всех рек

Шёлк.

Вот и он в путевых тетрадях века

Пишет больше, чем запись ведёт рука

В мире щедром, как азиатский кайф,

К переменам.

Только слух тумраном зальёт – и вдруг

Драгоценные реки внутри, вокруг,

А мы тут – в гостях, не сомкнув и рук,

Там – проснулись одновременно.

OZ

Поутру мостами наших эпистолярных

Cнег с континента на эллинги по выкройке Ямамото,

В складках стекольных, твердеющих городами

За сходство с печатным шрифтом, его ремонтом.

Окно, перекресток Оккама и камня в дне

Недели, традиционно назначенном миру для отдыха.

Сон, прорывающийся из сна, где нас нет,

Изнуряющий кнехты перемещеньем лодок.

Ома густой коридор выводит к прибою,

От расстояния у значения нет лекарства,

С точки зренья полярников в маятнике пробоина,

Планетарный ветер играет тему прощания с Зороастром.

Облако утесняется яблоком в чужеродном приборе,

В воздухе, затапливающем маки, костры и царства.

СФИНКСОВ СОН

Травам – ткать серебро.

Царства дарить – смелым.

Мне Попутчик сказал, кровь –

Странное дело.

Самум искать попутчику

В поле. На пять сторон

Камень - меч - лист - луч -

Ворон?

Миф о добыче огня,

Символов связка стальная,

След это смерть коня,

Паллиатив данайский,

Полцарства, отрезок, точь,

На перевале эха,

Театра текста почта

В огненной пастве века.

Звук на ходу песку менять,

Усиливать – зеркалам.

Проводник, промолчи меня,

Нет ни добра, ни зла.

Мало ли чем не шутит

Разъединенный глаз –

Перекладные шурфы,

Почвы двудонный пласт.

Вот и параду скроен

Бережно к темени нимб,

Помня по слепку роли,

Как тот иероним.

Ключ проводник получит,

В Силы дверь постучит.

Мне твердил Сирокко, я лучник,

Шаги – Тишине учить.

Скор и о зренье ольмека,

В зеркале Сфинкса ответ –

Он продолжает их всех,

Они его нет.

АЧАРЬЯ

Луны дорогой объектив с хорошей выдержкой,

Чего не скажешь о странниках и о призраках,

Труппе комедиантов на тени верёвки выжатой

И о прочих видах со склонностью к месмеризму.

Они веруют, что все живы, Мидия,

Потому продолжай доверять изнанке.

Друг берет за руку – и «теряешь сознанье»,

Как в третьем чувствительном веке в Тавриде.

Вот все иллюзии о взятии контуров,

Что в дадаистах, что в нововерах,

И в реквизите гримёров одни котурны,

Волки не сыты, овцы играют скверно.

Отрадно вполне, иллюзия тонкого опыта,

Надежней сложных людей, агиток содома.

Учитель берёт глаза – и исчезают все копии,

Дальнейшее происходит красиво и долго.

Они думают, что мы джины, Мидия,

Музыка развращает ум ещё до вступления,

При возвращении инструмента и исполнителя

В племени ценятся скромные святые хворост или поленья.

МЕЖГАЛАКТИЧЕСКИЕ ЭЛЕГИИ

И расстояния присутствие довершают,

знаю, что слышишь и мой, крошащийся

за архипелагом

край папиросной почтовой птицы

в крюшонном кармане гостиницы,

где слух заволакивает

стен металлический гул,

где вместо кальяна затягиваешься на берегу

элегиями, и в клинописи по сердцу есть благо.

Из этой выходишь неровно, толчками,

как из воды моря,

даже если волны

в твоей комнате по рёбра,

и от этого в доме поднимаются занавески и камни,

зодчество помнит – свет для Кали

падает дробью.

Контуртвойпроступаетвпроёмедвери

так, что хочется повторить

это не только тушью, как минимум раза три –

шагом, дыханием, чтеньем подробным.

Из этой выходишь – как из-под стражи собственных молний,

приглашеньем к спонтанному новоязу,

степень предметов, зависших, растаивающих в зоне моры,

и не то, что открыткой, или там сказкой,

окна снаружи – электрические моллюски.

в наших, иных –

у л и ц  п л е т и,

каллиграфией тибетских отметин

и  в с ё о с т у ж а ю щ и й  с н е г

ивсёостужающийснег

ЛОТОС

ещё не завершённые полотна

предлунного дымящегося круга,

раствора молока с бенгальским чаем

с серебряным в нём поворотом сна,

и профиль, проступающий за фреской.

вторых огня и ветра вдох синхронный,

как между изумленьем и желаньем,

проектора тревожащего плеск

открытием, что некуда вернуться,

ни в поселения, чьи имена как жажда,

ни к тучам, давшим очертанья мысу

за улочками шириной в копьё.

как явно нас меняют эти карты.

льдам ничего не остается, кроме –

смотреть, как неизбежность этой встречи

возводит в нас пороги Атлантид.

По телу руны движутся рисунком,

когда мой голос узнают те солнца,

здесь всё не даст нам не узнать друг друга,

ничея, заклинанья отпустив.