Педро Оскар ГОДИНЕС. Переводы

Вступление и переводы с испанского Павла Грушко

Современный кубинский поэт Педро Оскар Годинес всем сердцем привязан к домашнему очагу, к семейному пейзажу, к заботам предместного квартала, к родной природе. Его стихи с большой долей достоверности дают понять – какая Куба на уровне рядового кубинца, его реального бытования, а не абстрактного голографического образа в значительно политизированном обществе. Нет в его стихах наигранного революционного шума, которым грешило немало кубинских поэтов из соображений отнюдь не поэтических. (Кому как не россиянам понимать это: не у нас ли на глазах горы совписовского мусора кануло в небытие).

Его стихи – плоть от плоти нищенского детства, память о котором не покидает поэта:

маленький потерянный рай моего детства

по улицам которого точь-в-точь как навозный жук

я катил мой нищенский катыш...

Физический и духовный масштаб человека – та мера, которая побуждает его сострадать муравью, гибнущему под ногой, и ненавидеть истязателей, нещадно избивающих беззащитного поэта. От некоторых стихотворений Педро Оскара Годинеса щемит сердце, – на мой взгляд, они способны вызвать у каждого собственные ассоциации, почерпнутые из общих для всего человечества подспудных вод природной этики.

При всей раскрепощённости свободного стиха (вплоть до упразднения знаков препинания) поэт понимает опасность недисциплинированного потока сознания. В большинстве случаев пространство стихотворения сообразуется с поэтической информацией, скупые и точные средства свидетельствуют о том, что поэт, как говорил магический Элисео Диего о любом деле, делает хорошо то, что умеет хорошо делать.

Со стихами Педро Оскара Годинеса меня познакомил его брат, мой давний друг – Омар Годинес, замечательный кубинский художник. Я благодарен ему не только за это знакомство, но и за помощь в моей работе.

Трудно ли переводить стихи Педро Оскара? Да нелегко, как известно: простота куда труднее сложности.                                                                                                

БАБОЧКА-ОДНОДНЕВКА

 

                свет одного дня

трепещущий над лезвием реки

безумная бабочка травяных зарослей

жмурки

                моего бедного детства 

ЧАСОВОЙ ПАМЯТИ

 

всё ещё стерегут вход пальмы

растительные виселицы былых рассветов

и вечеров раскрашенных

                                                      по-весеннему

улица кажет свои застарелые раны на мостовой

где потоки дней стекались

в наистарейшие канавы

чьи подмышки поросли редкой травой

всё осталось как было в незыблемом краю времени

пейзаж тот же

разве что изменился

верный дозорный памяти

взор

 

МОЯ CЕДИНОЧКА

 

                    В сумрачном царстве, мама,

    не оставь меня одного!

                    Гёте

 

мама

         мама

                     где ты прячешься

старая наседка в сарае моей памяти

на какой двор ты метнулась за маисом

любимая моя тень снующая по дому

возведённому в самом центре твоего ветхого голоса

когда ты разливаешь

                                    кофе

любимое луковичное лицо

роняющее в череде дней

свои прозрачные кожурки

мама

         мама

                   моя сединочка

что будет когда я тебя вот так позову

а ты уже не сможешь откликнуться на мой зов

лодочкой памяти

отчалишь к другим одиночествам

далёкой голубкой

замрёшь в дремотном вечернем воздухе

уйдёшь навсегда

вернёшься во вселенную

 

ПРЕДИСЛОВИЕ К ЗАРЕ

 

и ведь что ни утро

до скончанья веков

люди просыпаются

 

внутри дней

 

подышать одолженным

воздухом

 

О НАПРАСНОЙ НАДЕЖДЕ

 

сердце размокает

в потоке бесконечных ночей

человек освобождается от взгляда

чтобы видеть мир другими глазами

учится прощать ромашку

когда лепестками решительных отказов

ему дают от ворот

поворот

в бесчисленных зеркальцах дождя

он видит как светлеет мир

отдаётся таинству риска

означающего долгий

бесконечный путь к другому существу

и вот когда сломаны крылья

на бреющем полёте возвращаясь

из края несбывшихся надежд

человек понимает

что всё

 

абсолютно всё

 

было напрасно

 

СЛОМАННОЕ ВРЕМЯ

 

когда лишившись моих губ онемеет чашка

и ложка лишится

доброго общества моей руки

а зеркало всех ночей

недосчитается моих глаз

измеряющих глубь её ледяной бездны

когда онемеют мои слова

и свет уже не сможет пружинисто прятаться

под нежным грибом

моей тени

что будет тогда

с не дожитой

жизнью

с годами спасшимися от возраста

 

 

ОБНАЖЁННАЯ НАТУРА

 

не оттого ли что я утратил твою кожу

мне так холодно

 

не оттого ли что я утратил твой голос

 

я слышу эту тишину

 

не оттого ли что я утратил твою любовь

у меня и смысла жить не осталось

 

 

ГЛАЗА ДОЖДЯ

 

не знаю почему дождь

понуждает меня писать это стихотворение

столь же твоё как моё

которое я набрасываю на белизну листа

 

ну конечно

это дождь

 

на его водяном лице

вечно мерцают знакомые глаза

 

чёрные и глубокие

 

твои

 

 

ЖИЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА

 

моя дочь спит

 

так безмятежно

 

спит

 

а в это время нежные звуковые волны

одной из мелодий эннио морриконе

заполняют комнату

                                 где она спит длинненькая

я видел как она вытягивалась под простынями дней

 

дотянувшись до края солнечных лучей

и никак не пойму

                               хоть убейте

она ли выросла

или уменьшился я

 

как бы там ни было она уже не то солнышко

с небесным взглядом

которое вставало на моих бледных зорях

 

скорее всего уменьшился я

а она стала чуть больше

 

я знаю однажды

 

                              она уйдёт

                                             

                                                  совсем

 

корабль её жизни уплывёт

далеко от моих сетований

требований

и ворчания

чтобы радужно озарять другие пространства

где подобная ей девочка

                                         с пшеничными волосами

украсит рассветы

другого отца

который со временем

                                      чуть седой

допишет

это вот

невесёлое

стихотворение

 

 

О ПОЭТЕ И СМЕРТИ

 

Приходит смерть

 

приходит

 

и стучится в дверь поэта

стучится

всё громче и громче

проникает в замочную скважину

прикинувшись утренним сквозняком

но поэт

притворщик этакий

в облике дремотной пыли

возьмёт да и сбежит

 

по лучу солнца

 

 

НЕЖНЫЙ НАСУЩНЫЙ ОГОНЬ

 

в начале было слово

в пустоте ночи только и теплился

этот огонь, столь необходимый

для вступления в таинственный мир

для разгадки первых загадок

в зелёной улыбке деревьев

для открытия

в каждой росинке

семян мироздания

 

в начале было слово

 

в пустоте ночи было только оно

подобное нежному насущному огню

которым люди обогрелись

впервые

и уверовали

всей душой

в необходимость

сплотиться и этим

одолеть одиночество

 

 

МЕНЯ НЕ ЗВАЛИ СЕСАР ВАЛЬЕХО

НО МЕНЯ БИЛИ ПО ГОЛОВЕ ТАК ЖЕ СТРАШНО

 

                               Сесар Вальехо умер, всеми битый,

                                        хоть никому он не нанёс обиды;

        его жестоко избивали палкой...

                                                                        Сесар Вальехо

 

Где ты был

когда меня

                   так страшно били по голове

 

где ты был

 

почему не пробудил меня вовремя

от нереальности

                            столь ужасно реальной

 

где был весь мир

со всеми его людьми

 

судьями

                   психами

                               певичками

                                                  полицейскими

служащими

когда меня так страшно били по голове

 

где все были

в ту сентябрьскую ночь

 

уж как меня убивали

как меня убивали 

                              в ту жуткую ночь

 

так страшно меня били по голове

так страшно по ребрам

так страшно били везде

как зверя в человеческом облике

 

требовалось много крови

чтобы утолить неведомо какое желание

звериное

                подспудное

красная жидкость изливалась

тёплая и липкая

из вскрытых туннелей

где движется локомотив крови

который тянет состав жизни

 

вы бы поглядели

как меня убивали эти безумцы

в летаргической тишине

города-соучастника

                                 с его невозмутимыми зданиями

 

как они впечатывали в мою ягнячью кожу

следы этой сентябрьской ночи

 

день дней в ночи ночей

в самом сентябрьском сентябре

в воскресенье рухнувшее в понедельник

когда палками норовили извлечь из моего тела

последние надежды

самые сокровенные иллюзии

сны с последними уголками для сновидений

 

как тяжко саднит

образ моей избиваемой крови

 

опасно неощутимая боль

не от действий а от их причины

ранила меня больше чем сноровка истязателя

чем кровоточащая рана на плече

 

бедный мой зрачок как тебя предали

в твоём безграничном призвании любить

 

несомненность

абсолютного сомнения

 

 

ОГОНЬ

 

огонь дышит

как ты и я

и нуждается в кислороде

                                                   как мы

для того чтобы выжить

 

бедный бедный огонь

 

подумать только

без воздуха

его слабые языки погаснут

и он умрёт

 

от удушья

 

 

НИЩЕТА МУДРОСТИ

 

наука

ещё

и для того

чтобы мы

догадывались

о нашем

полном

невежестве

 

 

НЕ-ЗРЯЧЕСТЬ

 

он был слеп

пока однажды

не увидел смерть

тогда он понял

что

       наконец

                       прозрел

 

 

АВТОБИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

 

когда заговорят обо мне

то скажут что я был поэтом

жившим в ХХ веке

что хотел родиться в ХХI-ом

а умер в XIX-ом

 

 

КЛАУСТРОФОБИЯ

 

глаз

это застенок взгляда

 

 

ГУСЕНИЦЫ

 

танки танки танки

 

тёмные гусеницы ненависти

плющат любовь