В кругу чужих объятий. Стихотворения

В КРУГУ ЧУЖИХ ОБЪЯТИЙ

Я рано в сокровищницу проник,

но это и был не я.

Ей не хватало во мне других,

а в них не хватало меня.

Слова?–?как ножны: они не нужны

пламени и любви,

и наши тела нам были скучны –

слишком они свои.

Был удушающий поцелуй,

противоборство ласк,

как будто дымящуюся иглу

кто-то держал у глаз.

Мне лучше, когда она не со мной,

и проще, что я не с ней,

и в этой неверности нашей двойной

всё?–?явственней и верней.

Истина, как говорят, в вине –

безмерна моя вина,

и пусть после судорог стынут во мне –

он и она.

Как лунная рыба плывет ладонь,

спрашивая: ты жив?

С детства тянуло в чужой огонь.

А мой пусть греет чужих.

* * *

В распавшейся жизни, где ветер и ложь,

ты слабую душу мою бережешь.

Ты птица земная, подруга светил,

и холод небесный тебя осенил.

В тоске ли, в объятьях?–?так страшно молчать,

а ты и под пыткой не станешь кричать.

Ребенка лелеешь и нянчишь зверье,

и вещи тепло сберегают твое.

И, боли полны, говорят о любви

деревья, и травы, и реки твои.

Ты рядом со мною идешь по земле

и легкое небо несешь на крыле.

В ЧУЖОЙ НОЧИ

Прислушаешься к шарканью и лязгу:

тупая сталь скребет по мостовой;

и сразу вспомнишь скомканную ласку,

глаза раскроешь,?–?а она с тобой.

Но трогать и будить ее не станешь:

что говорить? и как ее зовут?

Всё там, вчера: хмельной и тесный танец,

туман объятий, обморок, закут.

А после сон, что кто-то целит в спину,

и, будто в детстве, страх небытия

и пробужденье: я умру, я сгину,

о господи, когда-нибудь и я!

И хочется опять поверить в чудо,

и, липкий сумрак отерев с лица,

ты смотришь на нее?–?твою и чью-то:

глаза раскрыты, на щеке слеза.

И вдруг лицо в ее ладонях спрячешь,

прижмешься к равнодушному теплу

и, если спросит: «Почему ты плачешь?» –

«Боюсь», – ответишь, а потом: «Люблю».

    ВСАДНИЦА

Всегда верхом во время любви

и вечно ко мне спиной –

лишь иногда поворот головы

и в сторону взгляд слепой.

Там на стене оленьи рога

и плакат с цитатой: «Не пей,

ибо спьяну можешь обнять врага!»,

и Эйнштейн, как большой репей.

А ты, смотря на плакат, пила

и курила во время ласк,

и плакала, что любовь слепа:

«Надо же?–?увлеклась!»

Ты мне до конца не давала губ

и моих не брала:

«А то совсем улететь могу.

Я там уже была.

Душный, безлюдный, бездушный сон.

В этой тоске слепой

я не могу быть к тебе лицом –

я ведь вообще не с тобой.

Вот и давай не сохни по мне».

Порознь всплывать со дна

это и значит наедине:

один

           и одна.