Виктор Синицын

Как это было. Продолжение. Повесть о работе изыскателей в зонах затопления Ангарского каскада ГЭС

Пролог


 


Давно это было. Ещё до войны, когда мне было шесть лет и когда детскому воображению не было границ.


Моя мама любила рассказывать мне сказки, которые я любил слушать без конца. Однажды она прочитала сказ «О грозном старике Байкале и его любимой дочери Ангаре».


Привожу его содержание, как я запомнил со слов мамы.


«…Далеко-далеко, от Урала на восток, где просыпается солнце, есть очень большое и глубокое озеро-море, и называется оно – Байкал. 


Байкал – это имя грозного властителя и царя. У него было много дочерей, которых он очень любил. Но самой умной и любимой дочерью была Ангара.


…И вот западные ветры и лебеди, пролетающие над морем, прокричали, что недалеко протекает могучий Енисей.


Воспряла духом Ангара. Захотелось ей встретиться с богатырём Енисеем. Забеспокоился отец Байкал.


И вот однажды, в глухую тёмную ночь, решила Ангара бежать к молодцу без спроса отца. Так и сделала.


Прорвала каменистый берег и ринулась в неизвестность, сметая на пути все преграды. Бег её был стремительным и неукротимым – так ей скорее хотелось встретиться с Енисеем.


В дикой ярости проснулся отец Байкал и, увидев убегающую дочь, швырнул ей вслед обломок громадной скалы, чтобы перекрыть путь… Но было уже поздно. Ушла Ангара к Енисею.


Горько заплакал старый Байкал, понимая, что любимую дочь уже никогда не вернуть.


Тот огромный камень до сих пор лежит в русле Ангары, и называется он Шаман-камень. Люди считают его священным, а пролетающие мимо птицы часто садятся на него и рассказывают Байкалу о счастливой жизни Ангары и Енисея».


Жалко мне было старого отца. Я даже плакал. Но радовался за его любимую дочь Ангару, что она приобрела счастье.


Шло время. Прошли детство, отрочество и юность, а мамин сказ глубоко запал мне в душу. Давно нет моей мамы, а искорка, зароненная в мою душу – разгорелась.


В 1951 году после окончания института с дипломом землеустроителя (изыскателя) я уехал на Байкал. Хотелось осуществить свою детскую мечту – поздороваться со стариком Байкалом и испить из Ангары чистой хрустально-бирюзовой воды, послушать её быстротечную говорливость.


Вот уже затих звон хрустальных бокалов на нашей с Линой «бриллиантовой» свадьбе, а жизнь продолжается.


По-видимому, не зря я бежал с Урала к Байкалу, чтобы найти там свою судьбу, свою сибирскую невесту Ангелину и прожить с ней более 60 лет.


И, слава Богу, осуществилась моя заветная мечта!


 


Прежде чем приступить к написанию завершающих глав повести, я позволю себе рассказать о последней 5-й крупнейшей Средне-Енисейской ГЭС. Её высочайшая бетонная плотина должна перекрыть русла Ангары и Енисея. Громадная установочная мощность этой гидроэлектростанции равнялась примерно двум ГЭС – Братской и Усть-Илимской. Но судьба её оказалась далеко не простой. Почему?


Вот об этом мне и хочется рассказать, как непосредственно участнику тех событий.


Так чем же привлекательна красавица Ангара, если ей уделяется столько внимания?


Постараюсь ответить на этот вопрос. Общеизвестно, что 50-60-е годы прошлого века занимают особое значение в истории развития экономики нашей страны. Я твёрдо считаю, что эти годы были самыми созидательными. Это был «золотой период» после окончания войны: осваивался космос, крепла обороноспособность страны, позитивно осуществлялась борьба за мир. На великие «стройки века», такие как Целина, Ангарский каскад ГЭС, Туркменский канал, шли и летели самолётами, ехали поездами десятки тысяч молодых людей, комсомольцев, с горячим желанием послужить Родине, приобщиться к героическому труду, проявить свой патриотизм, проверить себя на прочность.


Каждый раз, когда мне приходилось на катере плыть по Ангаре, я всегда выражал восторг от дивной красоты её берегов! Никак не мог смириться с тем, что со временем всё это уйдёт под воду и канет в Лету. А какие бесценные шедевры на диабазовых плитах (писаницы) по берегам Ангары! Их создавали, рисовали, ваяли племена, жившие на этих суровых землях 7-8 тысяч лет назад!


Вода в Ангаре, как и в Байкале, отличалась прозрачностью, бирюзовым цветом, отличным вкусом. Пробегая около 2 тысяч км в каменистом ложе, Ангара не загрязнялась, сохраняя свою хрустальную чистоту. Местные жители утверждают, что вкуснее и приятнее её воды трудно где-либо сыскать.


Ангара отличалась стремительной скоростью движения воды по фарватеру. Ниже города Братск Ангара несла свои воды над гранитной грядой на протяжении 300 км. Путь ей преграждали 9 порогов. Они являлись самым опасным препятствием для судоходства на реке. Наиболее трудные из них носили названия Похмельный, Пьяный, Падун, Долгий и Шаманский. Когда Братская ГЭС была построена, уровень Ангары поднялся и пороги ушли под воду.


В книге «Ангарский каскад» автор А. Я. Ковалёв пишет, что в озеро Байкал впадает 336 больших и малых рек, а вытекает из него только одна Ангара.


Сурова и неповторима красота прозрачных вод Байкала. На 636  км протянулся он с Севера на Юг и на 79 км с Востока на Запад, занимая по площади седьмое место среди величайших озёр мира, по глубине (1620 м) он не имеет себе равных. В нём сосредоточены невиданные в мире запасы пресной воды (23 тысячи кубических километров).


«В Байкальскую котловину, – пишет профессор Кожев М. М., – можно влить воду всего Балтийского моря и 92 таких, как Азовское».


Прорезав на юго-западе гранитную толщу Приморского хребта мощным потоком шириною в 1 км, низвергается Ангара. Раздвигая толщу гор, разливаясь обширными плёсами, пробиваясь сквозь скалы, крутясь в пенистых водоворотах, через 1852 км бурная река вливается в Енисей.


Благодаря Байкалу Ангара многоводна от истока до устья. Выходя из озера, она уже несёт 1950 кубических метров воды в секунду. Мощный поток непрерывно нарастает, пополняясь притоками Иркут, Китой, Белая, Ока, и достигает у Падуна (Братская ГЭС) 2906 м3/с.


Редчайшее же качество Ангары – постоянство расходов этого мощного потока воды в течение всего года, что обеспечивает равномерную работу всех ГЭС на весь год.


На сегодняшний день на реке Ангара вырабатывают электроэнергию четыре гидроэлектростанции: Иркутская, Братская, Усть-Илимская и Богучанская.


 


Часть 1


 


Из Иркутска до Братска полтора суток мы с женой ехали на лопастном пароходе «Энгельс». Сойдя на берег, мы сразу отправились в райисполком, чтобы сделать  отметку о своём прибытии на Братскую землю.


Администратор общего отдела встретила нас любезно. Возвращая проверенные документы, спросила нас о жилье. Получив отрицательный ответ, она, улыбаясь, «утешила» нас, сказав:


– Жильё для нас – проблема номер один! Едет молодёжь на Братскую ГЭС со всех концов страны. Гостиницы забиты, свободный жилой фонд – тоже. Но вы не огорчайтесь. До завтра переночуйте здесь, в кабинете главного экономиста Евдокимова. Его дня два-три не будет. Болеет. А завтра что-нибудь найдём.


– Скажите, – спросил я, – землеустроитель Лобычёв на месте? Сможем ли мы встретиться с ним?


– К сожалению, тоже нет. Он в составе комиссии по переселению жителей из зоны затопления и появится на рабочем месте к концу недели.


Нам уже известно о приезде вашей экспедиции в нашем таёжном крае, поэтому подыскиваем временные для них квартиры.


 


Располагая свободным временем, я стал знакомиться с окрестностями села Братск и зоной будущего затопления.


Обходя зону затопления, я приметил одного старичка, который постоянно посещал старое высокое дерево, под кроной которого он подолгу отдыхал.


Я решил зайти к нему. Так мы и познакомились. Звали его Козьма Петрович. Он житель Братска. На мой вопрос, чем так привлекательно это дерево, под кроной которого вы часто отдыхаете, он дал мне такой ответ: «Это очень старый кедр. Его возраст более 300 лет. Существует в народе быль-легенда о том, что его посадил протопоп Аввакум (духовный вождь старообрядцев), когда его этапом гнали через Братское  поселение до Забайкалья в 1650 году!».


Через неделю приехал начальник Братской экспедиции Малахов со специалистами. Вместе с ним был начальник отдела землеустройства по Иркутской области Ключников.


Приступили к проработке проекта организации землеустроительных работ по всем районам, затронутым водохранилищем Братской ГЭС, протяжённость которого около 400 км.


Наибольший объём ущерба от затопления пал на Братский и Тангуйский районы. База экспедиции определялась в селе Братск.


Начальники вновь организованных отрядов разъехались по своим объектам.


Лето 1956 года было жарким. Дождей выпадало мало. Большую неприятность нам приносили тучи кровососущей твари (мокрец, комар, мошка) и задымлённость поймы р. Ангары и её притока Оки. Целый день приходилось не снимать с головы защитных масок.


В тайге, при производстве геодезических работ страдали от мошкары и энцефалитного клеща. Надевали специальные плотные костюмы, маски, голенища сапог и рукава набивали жгутами из травы.


В тридцатиградусную жару в таком одеянии приходилось находиться каждый день, да ещё в мареве таёжного дыма. Нормы для выполнения геодезических и лесопорубочных работ официально нам были снижены на 25% на летнее время.


Самым неприятным явлением в нашей изыскательской работе явились случаи, когда зона затопления, обозначенная деревянными столбиками, сгорала от пожаров на значительном расстоянии. Это очень затрудняло нашу работу. Нередко приходилось её восстанавливать.


Основной задачей на первом этапе было определение и выбор площадок на новом месте для переселения людей из зоны затопления. В Братском районе под затопление и подтопление попадало около 40 населённых пунктов.


Под новое переселение выбрано пять новых площадок: Ново-Большеокинское, Калтук, Куватка и Ключи Булак. Не менее важной задачей перед экспедицией стояла и проблема изыскания новых компенсационных фондов, взамен затопляемых земель.


Общеизвестно, что после похода Ермака значительные площади земель Западной Сибири были присоединены к Московскому государству. В 17 веке, с целью получения богатого ясака, светская власть решила направить в Восточную Сибирь большие партии вольнонаёмных людей, казачество, земледельцев под руководство воевод. В короткие сроки в Прибайкалье на реке Ангара первопроходцы построили в Братске и Иркутске сторожевые башни (Бекетов, Фирсов, Похабов).


Основным занятием бурятского населения было овцеводство и коневодство. С культурным земледелием местное население было мало знакомо. Оно не приживалось. Прибывающие людские потоки русских людей расселялись в основном по рекам Ангара, Ока, Белая и Илим. Сельскохозяйственное  освоение земель между указанными реками явилось стержнем экономического развития Прибайкальского края. Оно закрепило победу казаков, убедило местные народы воспринять земледельческую культуру русского крестьянства на долгие времена.


За 300 лет культурного сельскохозяйственного использования близлежащие пашенные земли превратились в высокоплодородные угодья, дающие высокий урожай.


И вот настало время, когда возникла необходимость затопить всё это богатство, а жителей сотен сёл и деревень переселить на новые места. Это была трагическая история.


 Известно, что для колхозов, совхозов основным средством производства является земля. По Братскому району на 70-80% все сельхозугодия попадали под затопление.


Необходимо сказать о том, что выбор новых площадок под переселение жителей из зоны затопления обсуждался на общих собраниях.


В выборе и отборе таёжных земель под пашню, сенокосы и выпас принимали участие специалисты района. От экспедиции заключения давали почвоведы, геоботаники и лесоводы.


 


Часть 2


 


Встречи под Аввакумовым деревом


 


Со дня знакомства с Козьмой прошло месяца полтора-два. Возвращаясь из поездки по берегу Ангары, я шёл тропой, которая проходила мимо старого дерева. Неожиданно я увидел Козьму, сидевшего ко мне спиной. Я не стал его окликать. Решил посмотреть, чем он занят. А занят он был тем, что шевелил бадашком головешки затухающего костра и о чём-то думал сосредоточенно, поэтому и не слышал моего подхода.


Услышав мой голос, он вздрогнул и быстро встал, охватив меня за руку, долго тряс её, одабривая меня своим ласковым взглядом.


– А я, Иваныч, думал, что с тобой не встретимся.


– А что так? – спросил я.


– Ну так – не так, но я же понимаю, что теперь вам не до меня. Столько работы.


– Козьма Петрович, «не грусти и не печаль бровей». Я согласен, что время жаркое. Глянь на Ангару. Противоположного берега не видно… Всё в дыму. Но время для встреч мы найдём. Мне помнится, в предыдущей беседе вы обещали рассказать мне об Аввакуме, историю этого кедра и о себе.


– Иваныч, я с удовольствием это сделаю даже прямо сейчас.


– Пожалуйста. Весь во внимании.


Наступила пауза. Я понял Козьму, что ему надо собраться с мыслями. Я пошёл за хворостом, чтобы поддержать огонь в костре.


И вот что он рассказал.


– Моя родня – деды – это староверцы. Прибыли они в Забайкалье в конце XVIII века. Екатерина II, да и церковный сенат не очень жаловали староверов на Руси. Свирепствовал геноцид. Вот и решили предки поскорее, тайно, ночами бежать от гонения властей и искать лучшей жизни, счастья в Сибири. Добрались они до Забайкалья и осели в Тарбагатайском аймаке (ныне Бурятии).


Я рано от них отдалился. После русско-японской войны в Иркутске окончил курсы мотористов-механиков. Плавал по Байкалу, реке Лене и Ангаре. До выхода на пенсию работал в геологоразведочной партии, которая проводила разведку полезных ископаемых по Ангаро-Илимскому междуречью. Своё место жительства выбрал здесь, в Братске. На родине бывал редко. Последний раз –  когда похоронил своих родителей.


– Козьма Петрович, что дала вам многолетняя работа в экспедиции, общение с геологами?


– Очень многое. Я считаю, что это лучший и самый продуктивный период моей жизни. Я горжусь этим. Десять лет я работал в партии бурильщиком шурфов и взрывником. Работа не из лёгких, притом очень опасная. Но Бог миловал! Геологи – это особая порода людей. Они первопроходцы, целое лето до глубокой осени бродят по тайге, для отыскивания полезных ископаемых. Чертовски устают и выматываются к концу сезона, но они неисправимые трудоголики. Это, Иваныч, не болезнь, а образ жизни. Вот так-то!


–  А скажи, Козьма, много ли богатств скрывает прибайкальская земля в своих недрах?


– Очень большие залежи находятся в прибайкальских хребтах и их отрогах. По правому берегу Ангары до Енисея, по реке Лене и её притокам, и дальше, до Якутии. Геологами обнаружены большие запасы железных руд, каменного угля, нефти, газа, золота, различных материалов для строительства. Считай, вся таблица Менделеева. Одна беда… Нет людей, то есть рабочей силы. Нет электроэнергии. Все богатства миллионами лет продолжают лежать нетронутыми. Я так полагаю, что не зря ваша экспедиция ведёт проектные работы в зоне затопления Братской ГЭС. Со временем всё будет!


– Совершенно верно, Козьма! На Ангаре запланировано за 10-15 лет построить ещё три крупных ГЭС: Усть-Илимскую, Богучанскую и Средне-Енисейскую. Вот тебе и энергия! А люди приедут в новые поселения и города. Прибайкалье заживёт новой жизнью. Появятся новые песни. И мы с вами ежедневно уже являемся свидетелями того, что молодёжь едет на строительство Братской ГЭС целыми поездами. Правда, нет пока ещё жилья, но их это не смущает. Их расселяют в брезентовых больших палатках, в которых они живут в холодные сибирские зимы, но все эти временные трудности никого не смущают. Они настоящие патриоты Родины. Это романтика! Они решили проверить себя на прочность, на выживаемость в таёжных дебрях Восточной Сибири.


После чаепития Козьма обратился ко мне с вопросом:


– Иваныч, приходилось ли тебе в жизни общаться с «семейскими», то есть со староверцами?


– Приходилось, четыре года назад, в Бичурском аймаке.


– Так. Расскажи мне, пожалуйста, как это было? Свои впечатления.


Я почувствовал, что Козьма, зная быт, нравы и жизнь «семейских» семей, хочет проверить меня на достоверность указанного ответа.


– Ну, Козьма, слушай моё виденье людей твоей староверческой веры.


1 сентября 1952 года по приказу начальника Улан-Удэнского землеустроительного Управления я выехал в Бичуру. Моя задача была произвести простейшие геодезические работы в двух колхозах.


Приехав в Бичуру, я сразу же нашёл председателя. Посмотрев мои документы, он задал мне вопрос: «Вы уроженец города или деревни?». «Мои родители крестьянского сословия, – ответил я, – потому, как полагаю – я сельский парень!» – «А как с жильём у вас?» – «Никак». – «Ну, квартиру мы обеспечим. А что будете делать в нашем хозяйстве?» – «Буду делать в натуре нарезку полей севооборотов». – «Это гарно! Надо поднимать культуру земледелия. За годы войны земля перестала рожать хлеба».


Разговор был окончен. Я чувствовал, что председатель куда-то спешил.


Мы вышли из правления. У ворот ждал его жеребец Булан, запряжённый в лёгкий ходок.


В последний момент председатель предложил мне прокатиться по полям его хозяйства, до полевого стана. Я согласился.


Булан сразу взял привычный темп – рысью. И слева и справа замелькали убранные поля, перелески и сенокосные поляны, на которых просматривались аккуратно поставленные зароды сена.


Не доезжая двух километров до села, председатель остановил Булана и сошёл с ходка. То же самое сделал и я.


Обратившись ко мне, он сказал: «К нам приезжал агроном Мадасов, и мы обсуждали с ним овощной и кормовой севооборот». – «Ну и на чём остановились?» – «Вот здесь, в этой низине. Речка рядом». – «Для кормового правильно, а овощной надо располагать ближе к селу, потому как овощные культуры очень трудоёмкие и требуют более частого полива. Достаточно от этой речки прорыть общую водяную траншею и от неё поливные борозды. Вот и получится нормальная ирригационная сеть. Женщины, старухи и даже школьники осиновыми лёгкими лопатами могут поливать овощи. Легко и эффективно. Я так думаю». –  «Спасибо, Иваныч. Принимается! А теперь решим квартирный вопрос», – сказал председатель.


Проезжая по селу, я обратил внимание на закрытые по улице дворы с капитальными домами и хозяйственными постройками – амбарами, сараям. «Справно живут», – подумалось мне.


Остановились у ворот с красивыми ажурными орнаментами и двускатной крышей. На стук вышел дед с седой бородой и чёрными глазами. Председатель показал на меня и сказал хозяину: «Феофан, принимай гостя. Для колхоза он нужный специалист. Государственный чиновник – землеустроитель. Никаких фокусов. За питание не беспокойся. Пусть твоя дочь Полина приходит на склад за продуктами, чтобы гость с голоду не помер. У него работа в поле с утра до вечера. Кормить надо. Понял?» – «Понял!» – «Ну вот и хорошо».


На том и расстались с председателем. У меня на душе стало легко…


Заводя меня во двор, Феофан указал мне на небольшой флигель, стоявший в углу двора, сказав: «Хозяйка этого флигеля – Полина. Женщина строгая, потому прошу не перечить ей».


Феофан ушёл.


К вечеру Полина указала мне на амбар, где я должен жить, спать и работать. В углу стоял стол, табурет. У стенки топчан. В другом углу ведро с водой, кружка и посуда.


Холодно глядя на меня, она сказала: «В дом не входить. По пустякам меня не беспокоить».


Такие отношения продолжались дней десять. Недели через две обстановка резко изменилась, и вот почему.


Однажды в поле подъехал ко мне председатель и спросил: «Ну, как работают мои пацаны? Не лодырничают?». – «Да вроде нет. Исполнительные ребята, хотя к вечеру устают от беготни с рейками». – «Иваныч, я вижу, что ты сильно занят своей работой, но пойми и мою маету. Дело-то в том, что у нас на сенокосе не смётано в заряды подкошенная трава. Пойдут дожди, прибьёт сено к отаве и пропадёт корм. Взять его уже трудно, да и некому». – «Так при чём тут я?» – «Ты, Иваныч, сельский парень. Наверняка знаешь, как кладут сено в зароды и стога» «Ну, допустим, знаю. У вас же есть столько народу в колхозе. Неужели больше некому?» – «Да, некому. Мужиков нет. Если есть, то одни женщины, немощные старухи и инвалиды. Одни бабы и пацаны, которым достаётся по полной. Мне нужно два крепких мужика. Один есть – это Феофан. Он наверху зарода. А вот «подавальщика» с вилами – нет. Ты парень здоровый и крепкий! К сельской работе привык смолоду. Отложи на три дня свои замеры на поле и помоги нам. Очень прошу.  Выхода нет. Все силы брошены на уборку хлеба. В селе нет никого». – «Согласен! Когда начать?» – «Завтра. Феофан заберёт тебя».


Утро следующего дня было ясным. Я обратил внимание на работу женщин, которые сгребали сено и клали его, а пацаны верхом на конях подвозили его к зароду.


Я же большими деревянными вилами поднимал сено и подавал наверх Феофану. Эта «вахта» продолжалась три дня. Мы с Феофаном поставили три зарода. Это, как он оценил, примерно 50-60 тонн (каждый примерно 15-18 тонн). Это много. С непривычки сильно болели руки и поясница. Но, что важно – главное, дело сделано! В зимнюю стужу коровы не останутся голодными, да и председатель «снял» свою головную боль. Действительно, на следующий день зарядил проливной дождь. С этого времени ко мне изменилось отношение колхозных людей. Я почувствовал это. Вместо холодного равнодушия я ощутил людское тепло и уважение. И меня это радовало.       


Однажды Полина, войдя в мой амбар, приветливо сказала: «Прости меня, Иваныч, за отчуждённость и неприветливость к тебе. На самом деле я добрая. У нас, у «семейских», так принято относиться к «чужакам». Теперь будем кушать вместе, в моём доме». – «А что так?», – удивился я. «Так велел мой отец – Феофан», – улыбнулась она, обнажив красивый ряд белых зубов и лукавый прищур глаз.


Погода успокоилась. Наступила левитановская осень. Председатель согнал на зерновые нивы всё население колхоза.


Спешили убрать зерновые поля до ненастья. Комбайн не работал. Не было запчастей. Три «жатки», косы и серпы – вот весь арсенал уборочной техники. Адский труд, от зари до зари. Глядя на хлебные поля через трубу кипрегеля, я видел белые женские платочки, рассыпанные в разных местах.


 


Тут в своём рассказе я сделал передышку, для переосмысления – что говорить, а о чём не стоит говорить. Использовав паузу, Козьма спросил:


– А дальше-то что?


– Налей мне чашечку чая, а то что-то горло пересохло.


И затем продолжил:


– Моя работа шла к завершению. Проект нарезки полей севооборотов, заслушанный на общем собрании, был одобрен и перенесён в натуру с закреплением границ полей столбами. Но это лишь полдела. Впереди колхоз имени Жданова. Работа та же. Погода позволяла.


Наступило 1 октября. Я вновь собирался в поле, но тут подошла Полина и сказала, что сегодня большой праздник – День Покрова, все полевые работы в колхозе завершены и людям нужен отдых.  А также обещала одеть меня в праздничную одежду и пригласила на вечёрку – завалинку.


Моё появление в доме не явилось неожиданным. Некоторых присутствующих я знал и видел их на жатве, сенокосе. Все поняли, что меня сюда направила тётка Полина.


Но, несмотря на то, что мы уже достаточно хорошо узнали друг друга, между нами установилась какая-то стена отчуждения. Чтобы развеять эту завесу молчания и неловкости, ко мне подошла красивая и озорная девушка. Сходу в лоб задала мне нелепый вопрос: «Скажите, пожалуйста, инженер-землемер, почему вы разрешаете нашим ребятам, Кольке и Ваньке, которые таскают ваши рейки, смотреть в подзорную трубу, когда мы бегаем в кусты?»


Раздался взрыв хохота. Смеялись все до слёз.


Вот это нокаут, которого я совсем не ожидал. Я опешил и не знал, как на него ответить. Моя попытка что-то сказать потонула в шуме и хохоте. Выручила та же Манька. Она громко крикнула: «А ну, тише! Дайте ему ответить!» – «Отвечаю! – бодро заявил я. – Мои помощники-реечники любопытные пацаны и глядят в трубу: на природу, на уток, что плавают на озере, и что в этом плохого? А насчёт кустов, то я не замечал их озорства. Опять же, это детское любопытство. И всё тут. Хулиганства в их поступке я не усматриваю».


И снова Манька упорно наседает: «Иваныч, мы не осуждаем вас. «Изюминка» в том, что Колька с Ванькой сочиняют всякие «картинки» и разносят их по селу… Каково нам-то?»


Опять смех!


Я утвердительно обещаю, что такого больше не допущу: «Поверьте мне на слово! Кстати, мои работы по вашему колхозу закончены. Днями переезжаю в колхоз имени Жданова, поэтому успокойтесь».


Вот этот инцидент и разрушил образовавшуюся вдруг завесу недоверия между нами, и мне на душе стало легко. Я с удовольствием отдыхал с ними. Вечёрка разгоралась. Всем было весело. Раскрылись истосковавшиеся по отдыху души, зазвучали песни, озорные частушки. Одежда у всех была народной, она-то и создавала красоту и очарование каждого из собравшихся гостей. Парни были одеты в атласные, шёлковые косоворотки с красивыми поясами, в чёрных брюках и хромовых сапогах. Девушки – в красивых сарафанах и нарядных кофточках. По этому поводу они открыли кованые сундуки своих родителей и бабушек, надели их венчальные платья и сапожки.


На гармошке я сыграл замечательный деревенский танец – кадриль. С неё и пошло-поехало настоящее веселье.


«Завалинка» стала расходиться по домам утром, под кукареканье первого петуха. Возле своего дома я тепло распрощался с девчатами, которые пошли по улице, оглашая округу звонкими голосами, под задорные звуки балалайки.


… Работая по второму объекту, я продолжал жить на прежнем месте. Границы двух хозяйств были смежными. По завершении моих работ селяне провожали тепло. Мне казалось, что прожил я в «семейской» семье в Бичуре не два месяца, а не менее двух лет. Добрые и душевные люди живут в ней. С виду холодные, чёрствые, а в общении очень приятные.


Теперь, Козьма, твоя очередь, а я буду слушать. В начале нашей беседы я просил тебя поподробнее рассказать о патриархе Никоне, о церковном расколе, о трагедии русских людей, о защитнике их – протопопе Аввакуме, о  его мужественной борьбе.


– Да, я помню то обещание. Попробую. Как получится – тебе судить.


 Перед тем как начать свой рассказ о церковном расколе, я хочу тебя поблагодарить за очень интересный рассказ о жизни народа моей староверческой веры. Ты убедился в том, что они не какие-то изгои, отброшенные светским обществом России, а честные труженики, любящие свою Россию. Они истинные трудоголики, а их неприветливость – это наносное. Это их кровная обида за тот геноцид, который идёт ещё с XVII века.


Это была большая трагедия народа…


До появления книгопечатания церковные книги переписывались от руки, в них вкрались некоторые ошибки и описки. В церковных обрядах также наблюдались отдельные отклонения от греческих обрядов и текстов.


В середине XVII века патриарх Никон провёл ряд церковных реформ, направленных на укрепление церкви. Никон налагал суровые кары на непокорных. Это сильно озлобило национально-религиозную оппозицию, во главе которой стал ревнитель благочестия протопоп Аввакум.


Он вёл жесткую борьбу с Никоном, называя его отступником и еретиком, «Предтечей Антихриста». За свои писания, при одобрении церковного Сената и согласии царя Алексея Михайловича, Аввакум был сослан на 10 лет в Сибирь, затем сослан на Север, в Пустозерск, откуда продолжал обличать «никоновскую ересь», а в 1682 году Аввакум был сожжён на костре.


В 1666 году в Москве состоялся церковный Собор, который признал Никона виновником, и его лишили патриаршего Сана, но Собор одобрил церковные Никоновские исправления и принял решение отлучить «еретиков и раскольников», наказать их светской властью.


Царские стрельцы всюду преследовали староверов. Убивали их, сжигали на костре, загоняли в отдалённые районы Сибири, Алтая.


В период царствования Екатерины II мои предки бежали в забайкальские степи. В сёлах Мухоршибирь, Тарбагатай и Бигура они нашли своё пристанище. В Тарбагатае я и родился.


Жил я в «семейской» семье до 18 лет. Затем меня призвали на службу в Иркутский казачий конный полк, с последующим переводом в действующую армию. Принимал участие в русско-японской войне. После ранения в Иркутске закончил курсы речников-механиков и плавал на малых судах по Байкалу и реке Лене. Но больше по душе пришлась дикая и своенравная дочь старика Байкала – Ангара. С тех пор моя страсть и любовь к ней не остыла. Люблю её всей душой.


Вот, Иваныч, прислушайся к её ласковому убаюкивающему шёпоту. Это потому, как нет встречного ветра её волне. В противном смысле она, как львица, рычит и мечется в ярости через надводные валуны и трапы. Примером этого явления два близких порога: Пьяный и Похмелый. Сколько разбитых плотов, лодок догнивают на отмелях дикой реки. А сколько человеческих жизней закончилось на этих каменистых перепадах... Скорость воды между порогами достигает двадцати километров в час.


Многие поколения казачества бытуют здесь с XVII века. Природа очень щедра к ним. Здесь очень плодородны земли. Богата Ангара рыбой, а тайга – пушниной. Река, как магнит, тянет меня к себе, чтобы пить её изумрудную воду из ладоней.


Я несколько лет работал наблюдателем на гидрологических постах на Ангаре. Одна беда – одиночество. Вот этого я не могу переносить.


Далее я устроился работать взрывником в геологическую партию, которая ходила по Хамар-Дабану, по Ангаре и рекам Илим и Лена. Красивейшие места! Хотелось подольше поработать, но возраст давал о себе знать.


– Козьма Петрович, извините, что перебиваю ваш интересный рассказ. Наш разговор не простой. Он требует осмысления. Десять лет вы прошагали с геологами по таёжным дебрям Прибайкалья, рисковали своими жизнями, встречались с таёжными зверями.


– Иваныч, чтобы рассказать об этом, нужен не один вечер. Скажу кратко. Очень богата и щедра сибирская земля. Для освоения этого богатства нужна электроэнергия ГЭС, люди и время. И это уже реальность!


Воистину был прав Михайло Ломоносов, говоря, что «богатство России будет прирастать Сибирью!».


– Ну, а теперь, Козьма, настало время подробнее рассказать о жизни протопопа Аввакума в Сибири и историю этого гиганта-дерева, имеющего прямое отношение к нему.


– Извольте. Поведаю тебе быль-легенду, которую я слышал здесь, в Братске, от старейшего представителя нашей веры, 90-летнего старца Матвея.


Тем временем Ангара игриво переливала и булькала свои бирюзовые воды через обнажённые обкатанные до блеска валуны, трапы, тем самым, создавая шум, приятный для слуха.


… Это старое дерево многое повидало на своём веку. Я уже упоминал вам историю его появления.


Ссыльный путь Аввакума проходил по реке Ангаре через Братский острог, в котором  и содержали под стражей протопопа.


В одной из прогулок в окрестности крепости владыко посадил на берегу Ангары саженец кедра. Он прижился. Судьба его, как и у Аввакума, была непростой.


В начале двадцатого века, во время гражданской войны, при отступлении армии адмирала Колчака дерево было повреждено орудийными снарядами при обстреле села.


А ещё раньше ударом молнии расщепало вершину кедра на две половины.


Кедр уже давно не плодоносит. Он стар. Ему больше 300 лет. Местное население не проявляет интереса к его истории. Лично для меня это святое место. Я много лет прихожу под его крону, душевно отдыхаю и раздумываю о прожитых годах.


Бывая в Иркутском краеведческом музее, я стараюсь ознакомиться с древними рукописями, материалами, картами по истории освоения земель Восточной Сибири.


Примером того является карта, составленная великим путешественником Семёном Ремизовым. Там же в музее мне удалось прочитать книгу, написанную Аввакумом «Житие». Ценнейшая книга, проливающая свет на историю образования старообрядства. 


В 1650-х годах кандальный арестантский путь из Енисейска пролегал по реке Ангаре до острога Братский. Далее через Байкал в Забайкалье.


Находясь в Братском остроге, его поселили в одну из сторожевых башен. Держали взаперти под охраной.


Вот строки из воспоминания самого Аввакума:


«При сем привезли в «братский острог» и в тюрьму кинули, соломки дали.


И сидел до Филипова поста в студёной башне;


Та зима в те поры живёт, да бог грел и без пламя!


Что собачка, в соломке… лежу; коли накормят, коли нет.


Мышей много было…»


Судьба Аввакума была трагична. Пятнадцать лет провёл он в земляной тюрьме, где и писал своё «Житие» и другие сочинения.


31 марта 1682 года был сожжён на костре со своими единомышленниками за критику реформ Никона.


…30 лет спустя я прочитал статью Валентина Распутина «Смысл давнего прошлого (религиозный раскол в России)», и в памяти моей всплыла беседа с Козьмой Петровичем.


И вот что Валентин Распутин писал о старообрядческих поселениях в Сибири.


«В Сибири бытование старообрядчества имело особое значение. Отдельные районы Забайкалья и Горного Алтая, освоенные русской старобытностью, превратились в острова изобилия и строгой нравственности; в них нечего было делать ни исправнику, ни уряднику.


Уже в наше время остатки старообрядчества из последних сил держались своих традиций, и даже в эпоху застоя и запоя в колхозах и совхозах, возникших на земле раскольничьих общин, коровы недоенными не оставались и хлеба под снег не уходили, что лишний раз доказывает, что нигде и никогда дух не может иметь прикладного значения…


Мы должны быть благодарны старообрядчеству за то, в первую очередь, что на добрых три столетия оно продлило Русь в её обычаях, верованиях, обрядах, песне, характере, устоях и лице.


Это служба, быть может, не меньше, чем защита отечества на поле брани».


Позволю себе сообщить ещё об одном выдающимся учёном, дважды Герое Социалистического Труда, почётном академике ВАСХНИЛ, депутате Верховного Совета РСФСР Терентии Семёновиче Мальцеве1. Он из «семейства» староверцев. На деле показал свою любовь к родному краю. Его книга «Служу тебе, Земля» – подтверждение сказанному.


 


Часть 3


 


Братск – Енисейск, этапы большого пути


 


В середине октября 1957 года начальник Братской экспедиции пригласил меня в свой кабинет для беседы.


Первым вопросом, который он мне задал, был такой:


– Виктор Иванович, что ещё осталось сделать по Братскому району?


Я ему ответил, что работа идёт по графику. Осталось закончить пояснительную записку к проекту.


– А что вас интересует? К назначенному сроку проект будет закончен.


– Я не сомневаюсь. Вот только появился новый объект – Средне-Енисейская ГЭС при слиянии рек Енисея и Ангары, но это в Красноярском крае, в 200  км от Красноярска на север.


– Можно только радоваться, что такой гигант энергетики передаётся нашей экспедиции, – ответил я.


– Хорошо-то хорошо, что нам! Но только изыскательские работы надо развернуть в этом году. Так настаивает начальник Главка, – и подаёт мне телеграмму.


– А что это за спешка? Ведь впереди зима и стужа до минус 40 и ниже. Надо ждать весны… Это мое мнение.


– Я тоже такового мнения, но у начальства другое. Им виднее. Начальник Главка сообщил по телефону, что нам открыли финансирование на IV квартал. Нужен «задел», чтобы на будущий год попасть в титул основных строек.


– Ну а при чём тут я?


– Об этом я тоже думал. У тебя проект почти закончен. «Хвосты» доработает старший инженер отряда Бочкарёв Виталий.


– Позвольте, Ростислав Алексеевич, – молвил я. – У меня же малые дети. Старшему два года, дочери – год. Добро  бы на юга, а это на север в такую стужу и к «чёрту на куличики».


Так и не удалось мне переубедить начальника экспедиции.


Напоследок я спросил его, чем мы будем добираться до Енисейска.


– Вас отправлю самолётом. Автотранспортом – оборудование и инструмент. Люди – поездом до Красноярска. Сборы начинаете завтра. Срок 10 дней.


Из кабинета я вышел расстроенный, голова гудела. Домой к семье с такой вестью… Но что делать, с кем посоветоваться? Какое окончательно принять решение: ехать или нет?


К Ангаре знакомой тропкой направился к старому кедру в надежде встретить там Козьму. Но надежде моей не суждено было сбыться. На стволе дерева белела приколотая записка моего собеседника.


Он обращался ко мне с просьбой не осуждать его за срочный отъезд в Иркутский краеведческий музей. Подвернулась «оказия» – вот и уехал. Я понимал его. Он и раньше говорил мне, что заинтересован историей присоединения восточных земель к Московскому государству.


Как жаль, как жаль, что нет со мной моего дорогого мудрого старца Козьмы.


Я в своих думах опустился на толстый корень кедра и прижался спиной к его стволу. Земное тепло дерева передалось моему телу. Сладкая истома разлилась по телу, и я задремал. Сколько времени прошло, я не помню.


Проснулся от удара в плечо большой ветки, которая упала сверху. Ветви дерева раскачивались всё сильнее и угрожающе, сыпались на землю непрерывно. От этого шума раздался зловещий крик филина, дупло которого было в стволе старого дерева.


Я быстро вышел на чистое место и стал наблюдать, что творится вокруг. На северо-западе от Падунского ущелья продолжали мерцать на небе всполохи жёлто-красного и оранжевого цвета. Со стороны Приморского хребта небо затягивалось низко ползучими тёмными тучами. Небо быстро стало темнеть. Вдруг ветер стих. Установилась тишина.


Я опять вернулся к дереву и прижался спиной к тёплому стволу, выжидая, что же будет дальше.


Глядя в потемневшее небо, затянутое плотными тёмно-фиолетовыми тучами, я увидел, как медленно расползались они и в образовавшейся дыре слабо замерцали лучи Полярной звезды! Это какое-то видение! Нечаянная спасительная радость разлилась в душе.


Я невольно вспомнил Матвея Федотыча – нашего любимого преподавателя по высшей геодезии. Он опытный профессионал, доцент Свердловского горного института. Большую половину своей жизни провёл в экспедициях в труднодоступных местах Урала и Сибири.


Главная цель их работы – это создание тригонометрической сети пунктов для дальнейшего производства картографических работ.


На последнем курсе, завершая курс высшей  геодезии, под его руководством мы «шарили» в ночном небе по звёздам с целью определения своего местоположения в северном полушарии.


На «посошок» Матвей пожелал нам быть верным своей профессии. Но в жизни всяко бывает, и в случае потери ориентировки, жизненного «сбоя» – не падать духом и помнить, что Полярная звезда всегда являлась покровительницей для всех путешествующих: геологов, моряков, изыскателей. В случае жизненных заблуждений и потери своего «вектора» – исповедуйтесь перед Полярной – главной звездой Северного полушария.


Я воспрянул духом в своём сомнении! Она мне приветливо мерцала, говоря, что сомнения прочь! Надо ехать на Север.


Дома я убедил свою жену в принятом решении ехать на новый объект – Средне-Енисейскую ГЭС Красноярского края. Через десять дней мы выехали на Север.


 


Послесловие.


Спустя два года (уже на Усть-Илимском водохранилище) я встретил бригадира лесорубочной бригады, которая ранее занималась очисткой зоны затопления Братской ГЭС, и спросил его о судьбе старого дерева-кедра.


Он мне ответил, что мотопилами его не трогали, а соорудили большой костёр вокруг него из древесных остатков и неделовой древесины – сгрудили бульдозерами к дереву и подожгли. Сгорело всё…    


После такой вести у меня на душе разлилась грусть о протопопе Аввакуме и его дереве, чьи судьбы повторились спустя много лет.


 

                                                   Продолжение следует…







1Мальцев Т. С. – главный хлебороб страны, так его величали в то время.