Время, запечатлённое ими

Русский поэт и филолог; визуальный поэт, автор-исполнитель (бард), композитор, теоретик и практик палиндромии и экспериментальных форм стиха, доктор филологических наук, профессор РГСУ (Курский филиал).

Автор терминов монопалиндром, кругозвучие (циклофон), пантограмма (омограмма). Автор более 20 книг стихов и палиндромов («А лира дарила»: палиндромы — строгий стиль", 1992, др.), более 50 научных работ (монография «Палиндромия…»; статьи в «Новом литературном обозрении», «Russian Literature» и др. журналах и альманахах). Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук «Языковые особенности русского палиндрома» (Тамбов, 1997); диссертация на соискание учёной степени доктора филологических наук «Лингвопоэтические и лексикографические аспекты палиндромии» (Орёл, 2002).

 

 

 

Памяти

АНДРЕЯ ТАРКОВСКОГО

и АРСЕНИЯ ТАРКОВСКОГО

посвящается эта книга

 

=

В 2017 году исполняется 110 лет со дня рождения Арсения Тарковского (25 июня).

В 2017 году исполнилось 85 лет со дня рождения Андрея Тарковского (4 апреля).

=

 

 

ВМЕСТО ЭПИГРАФА

 

Бьётся в артериях строчек не зря

сердце стихотворения:

время – создатель, время – судья,

ангел-хранитель – время.

 

 

 

*  *  *

 

...И вот на огонёк в мой дом

тихонечко вошёл неброский

прохожий, загнанный дождём, –

мой,

совершенно мой

Тарковский.

 

 

 

*  *  *

 

Он – на плёнке.

Но плёнка – плен.

Он над плёнками

Встал с колен.

 

(Кто же смертному

так помог?..

Тайна это,

и это – Бог.)

 

Он – на блеске

огня, воды…

И на фреске

его черты...

 

Он – на нотах,

что выше слов,

на высотах

своих миров:

 

на «Солярисе»

или в Доме...

Фа-соль-ля-ре-си…

Ми-ми-до-ми…

 

 

 

ВОПРОЗЫ

 

Звёзды,

крестами сияя

на плёнках и матрицах

астрономических,

 

смешивая

созвездий края

или

их неточно вычислив,

 

растворяя

фотоны во времени,

 

смертями своими

спрашивают

твои глаза –

 

но это проза,

не «про»

и не «за»...

 

Поэза

рождается там,

где твои вопросы

подтверждает слеза,

следующая за...

 

Все истоки

всей истории

и всех историй,

и всех стоиков,

и их стояний

вмещаются

лишь в малую часть

расстояний

до звёзд,

не вмешиваясь ни в пути лучей,

ни в путь луча…

 

И что им – звёздам –

свеча?..

 

За что и зачем

и шуток кроме

в течение

(периода циркуляции) крови,

в течение

цикла живого тела

попадает

в тебя

букет Света подаренный?..

 

Про-

чтя

в себе

все эти вопросы,

учуя

эту поэзу и прозу,

попадает жильцом

и читателем

в звездный дом –

 

Аз,

Букетом

Ведом...

 

Аз,

Ведом

Светом...

 

 

 

АЗБУКИ…

(полусонет)

 

Как кислород устроен просто.

И как процесс дыханья прост.

И эта ночь. И эти звёзды.

И тихий свет от этих звёзд,

рождающий свои вопросы…

 

Спросил однажды я свечу:

«Ты догораешь?..» – «Я свечу!»

 

 

 

 

ГОРЕНИЕ…

(кадр из фильма «Сегодня увольнения не будет»,

42:39 – 42:52 от начала, Курск, лето 1958 года)

 

Озираясь вокруг, как мальчишка,

почти навсегда убегая уже тогда,

режиссёр поджигает спичкой

(будто планы свои, ещё мозаи’чные)

огнепроводный шнур,

тянущийся

за

границы планов и рамок

экрана(,)

 

и графика образа(,)

всего касаясь(,)

светописанием времени(,)

врезается,

запечатлевается в нас

и над

жанрами(,)

выстраданными пожарами –

печатями красными

и ещё

тёплой свечой…

 

Постой!..

Постой ещё на этих барханах

неисчезающего полигона

немироточащего…

 

Полистай!..

Почитай про себя и про нас

ещё один томик

стихов отца…

 

Однако

одна страница

всё никак не перелистывается,

взлетая в воздух частицами,

даря себя,

раздавая слова,

всё горя’ и горя’ во вселенной –

этой комнате вневременно’й

Неопалимой

Купиной…

 

 

 

 

 

 

МИНУТА

(кадр из фильма «Сегодня увольнения не будет»,

18:47 – 19:47 от начала, Курск, лето 1958 года,

перекрёсток…)

 

 

Улицы

рифмуются:

Серафима…

Максима…

 

Перекрестие

прицела

времени, запечатлённого

им…

 

Его

на этой планете дольней

остался островом кинематограф –

графично Ильинская церковь,

бескрестная ещё тогда,

на плане дальнем

укрыть пытается

жаркое небо(,)

и до’лги наши…

 

И вода

всё течёт и течёт из колонки

на восток

к восходящему новому Солнцу,

что закручивает неутомимо

в контуры Чаши

время неутолимое…

 

 

 

ЧАША

 

Чаша эта

полна света

и величия.

Она,

даже брошенная кем-то

на пол, –

...наполнаполна... – полна!

 

Чаша

чувствует все мысли.

Чашу эту, может быть,

вам придётся, даже если

спите, –

...спитеспитиспить... – испить.

 

Чаша,

данная нам свыше...

Каждому дана

она.

Честно

Чашу эту выпить

надо, –

...надонадана... – дана.

 

Надо, да! –

…надоданадоднадодна… – до дна!

 

Чаша веры – это мера.

Вес она,

весы она...

Даже брошенная кем-то

на пол, –

...наполна... – полна!

 

 

 

ВДОХНОВЕНИЕ

 

Это волнение – волны Эфира,

волны Вселенной,

и значит, ты – Бог,

если хоть малую толику Мира

вылить на берег Поэзии смог.

 

Светом наполнить,

лучами насытить

глухо гудящий, рыдающий горн,

бережно выплавить,

трепетно вылить

форму

из хаоса ветреных волн!..

 

 

 

*  *  *

 

Стихи неотделимы от мгновений,

когда они, цепляясь друг за друга,

влекомые кругами вдохновений,

рождаются из воздуха и звука.

 

И только здесь, сейчас, вот в этой точке

сплелись они в ряды четверостиший,

и строчки только в этой оболочке

другие дни увидят и услышат…

 

И, равнодушных пропуская мимо,

стихи неотделимы от мгновений:

их даты – это отблески взаимо-

расположенья душ

и их свечений.

 

 

 

ТВОРЧЕСТВО

(полусонет)

 

Это перманентная молитва,

это колыбельное незнание,

это на заплате века нитка,

это только слабая попытка

переодолеть существование –

 

житие в творениях твоих

много дольше жития вне их.

 

 

 

*  *  *

 

Фотография... зеркало...

отпечаток ладони –

вход в иное пространство,

в переменный объём, –

в нём веков многослойность,

мириады пластов в нём,

многоточие снов

и...

одиночество в нём.

 

 

 

*  *  *

 

И ночь была, и всё померкло,

и вышел день – белым-белей...

И ликами проникло Зеркало,

в которое ушёл Андрей…

 

 

*  *  *

 

Мне чудится: не только я один

отсюда б не хотел уйти, поскольку

Отец Тарковский и Тарковский Сын

и Дух Тарковский здесь, на этой горькой

 

Земле.

 

 

 

*  *  *

 

…подсчитаю круги возвращенья

и петли спирали

на куске ДНК

параллелей земного мерцанья –

эти ремни сомнений

порывы мои усмиряли…

Разогну, как подковы,

вопросы в стрелу восклицанья.

 

И спираль, и вопросы

подбросят

к Зовущему свыше,

и не будет

ни тени сомнений,

ни горя изгоя…

И когда закружат мою душу,

как тряпочку, выжмут, –

упаду тёплой каплей

на сонное время

сухое…

 

 

 

*  *  *

 

Я нашёл ответ

на вопрос этих тёмных глаз,

я ответ нашёл

и вошёл

в эту комнату света,

где колышется колыбель

нерождённых

нас

на канатиках доброты,

прорастающих где-то

через холод и страх,

через чертополохи зла,

сквозь туман неизвестного

и неизбежного

снега

простирает свой луч колыбель,

как открытый глаз,

обращённый к теплу,

обращённый в тепло

рассвета.

 

 

 

БЕЛЫЙ СОНЕТ

 

Где же бродит то время,

когда мы в своей вселенной

в два сердца, в четыре глаза

встречали новые дни?..

 

Вселенная коллапсирует,

если она переполнена

грубой и плотной материей,

и время сжимается с ней,

 

схлопывается в точку

и глубоко оседает

там, где ночами белыми

морось промозглая сыплется

на цветущую яблоню,

скованную во льдах...

 

 

 

*  *  *

 

Своеобразный странный звук деревьев,

плетущих что-то ледяными злыми спицами,

а может, ветер

шелестит страницами

их дневников,

и облаков

одутловатыми заплаканными лицами

я окружён, но плачу их не верю, –

 

ничто они. Перед открытой дверью

стою, заиндевевший, и войти боюсь

в пространство сна.

За ним – весна,

я это знаю, –

дверь одна, –

я соглашусь…

И соглашаюсь, и вхожу, и растворится пусть

со мной уже родной мне звук деревьев…

 

 

 

ПОД СОСНАМИ…

(…в Курске, где летом 1958 года снимался фильм

«Сегодня увольнения не будет»)

 

 

Растите, сосны, ввысь,

полвека вам всего лишь,

вы время собираете в себе,

как воду в камень собирает

в пещерах,

в лабиринтах

сталактит…

 

«(…) захватанная книга,

вся в птичьих литерах,

в сосновой чешуе,

читать себя велит (…)»*

 

Читаю-почитаю

эту новую жизнь,

эту весну,

этот хмель-апрель,

и будущий

смеющийся солнцем июнь,

и сами сосны –

поющие

что-то важное

своими струнами,

и, наконец,

читающий всё

небосвод,

но часто

ночами чуют…

 

«(…)

чуют жилами

(…) сосны

вешних смол коченеющий лёд.

 

Знаю: новая роща встаёт

Там, где сосны кончаются наши.

(…)

 

(…) там, за оградой,

чей-нибудь завершается год.»*

 

Как труден вопрос

обретенья утраты!..

не падайте, сосны,

на наши

палаты!..

 

Когда-то,

в какой-то жизни иной,

или над жизнью,

 

палатка Андрея

смята была упавшей сосной,

потревожившей только

Ангела,

Андрея спасшего…

 

Сосны,

не падайте!..

 

Постойте,

подождите,

подарите картину космоса,

которую каждый день

вы рисуете

не в суете –

кронами по’ небу

рисуете

под ветра’ми не-кроткими,

которые кру’жат миры по-своему –

против движенья планет,

по движенью души,

вознесшейся из…

туда…

и оттуда читающей

нашу жизнь.

 

(*текст, данный курсивом в кавычках, –

цитаты из стихотворений Арсения Тарковского)

 

 

=

 

Факультативные поясняющие примечания:

 

«Запечатлённое время» – концептуальная статья Андрея Тарковского (1967).

 

«Солярис» – фильм Андрея Тарковского (1972).

 

«Белый, белый день» – строка из стихотворения «Белый день» Арсения Тарковского, она же – первое (рабочее) название фильма Андрея Тарковского «Зеркало».

 

Дерево, дом, дождь, зеркальность, книга, свеча и т.д. – «сквозные» образы и мотивы в стихах Арсения Тарковского и в фильмах Андрея Тарковского.

 

=

 

Бубнов Александр Владимирович, родился в Курске в 1959 году.

Литератор, педагог, филолог. Член Русского ПЕН-центра и Южнорусского союза писателей. Живёт в Курске.