А жизнь прошла - хоть понову родись. Стихотворения

* * *

                                               Владимиру Боже

 

Как с Богом, побеседовал с Боже.

Година незаметно на душе

Установилась по календарю.

Повеселел и даже вот острю.

 

Махну, пожалуй, я в свое село.

Зеленой травки захотел зело,

Сходить к дружкам, схороненным в лесу,

Хорошей водкой выплакать слезу,

 

Немного поворчать по старшинству:

Ишь, разлеглись, а бабы жгут ботву,

Взбивают грядки, пробуют pедис...

А жизнь прошла, хоть понову родись.

 

 

 

* * *

                        Олегу Хомякову

 

Прокуковали четыре

Сверху лесные часы.

Ласточки лихо чертили

Молнии, пели овсы.

 

Вроде гранатовой щетки

Мрела деревня внизу.

Знаки, повсюдны и четки,

Предполагали грозу.

 

Одаль бежала машина,

Следом собачкой - дымок...

Сдерживал слезы мужчина,

Но почему-то не смог.

 

* * *

                        Салиму Фатыхову

 

Салям тебе мое, Салим,

С ильменских берегов Миасса!

Вот всей семьей грибы солим,

Их по кустам напрело масса.

 

Еще мальчишечьи следы

Не стерло время - до Европы

Веселым высверком слюды

Былые золотятся тропы.

 

И тургоякская вода,

Ужасно мнучая пpи ветре,

Не совершенней, чем всегда,

Но обжигательней в привете.

 

Еще какой-то "собакид"

В земле остался неоткрытым.

А помнишь староверский скит

И песню иволги со взрыдом.

 

Глазеет взлёток из гнезда,

Он миром потрясен глубоко...

Гори, гори твоя звезда,

Моя не гасни, ради Бога!

 

* * *

Закрыл глаза, стал невидимкой,

Уплыл спокойно в никуда.

Последний вздох янтарной дымкой

Исчез с радара навсегда.

 

Прилег, чтоб не мешаться, сбоку

С устатку вроде прикорнуть.

Ан без души, поскольку Богу

Ее обязан был вернуть.

 

* * *

С замутненным разумом река

Билась о скалу на повороте.

Исходила пеной... Сосны вроде

В панике обстали берега.

Был у нас в деревне дурачок,

Косиножкой дергался в припадке.

В омут звал, как та вода в распадке,

Кабошон агатовый - зрачок.

 

* * *

Ели и пили, как лошади,

Стоя - а то на ходу.

Маршировали на площади

Раза четыре в году.

 

Гимном, как будто молитвою,

Правили души, при том

Самую, может, великую

Глупость пороли гуртом.

 

А поперечных увечили

Коль не кнутом, так мечом...

Кончилось все - делать нечего,

Вспомнить зато есть о чем.

 

* * *

Старик, склеротик, одуванчик,

Былую растерявший прыть.

Ему б улечься на диванчик,

Вретищем босоту прикрыть.

 

Ему, наверно, одиноко

Там, где ни ночи и ни дня.

Его всевидящее око,

Как телевизор у меня.

 

Всегда одна и та ж программа,

Поднадоевшая давно:

Плодятся, жрут, не имут срама,

Тьфу! - не народец, а говно.

 

* * *

Торчу в постылом Мухосранске.

Гудит за шторой белый рой.

Своим теплом делюсь по-братски

С двоюродною медсестрой.

 

Она приходит после смены,

На бис пьет водку и в матрас

Ревет по поводу измены:

Мол, в первый и в последний раз!

 

В плену у дикого циклона

Не то, что у чеченца, но

Душа к стихийной страсти склонна

И... деньги кончились давно.

 

Буран. Заказана дорога.

Снежинки больше, чем репьи...

Пылятся на столе у Бога

Все челобитные мои.

 

ГОРОД

 

Пейзаж типовой и неброский:

Ларек, светофор, кинозал...

Похожий на классика Бродский

немало таких описал.

 

Воспел Соколов... без проформы

Асфальт и бетон уважал.

Вот город. Стою у платформы.

Приехал, как не уезжал.

 

* * *

            "Пока не требует поэта

            К священной жертве Аполлон..."

 

Поэты больше не пророки.

Такого дара лишены

Не столько за свои пороки,

А сколько за грехи страны.

 

Святая Русь! - рекли соборно

Теперь заборные слова.

Москва охальная, как порно,

Всему худому голова.

 

Поэты, разживясь портвейном,

Бренчат на лирах вразнобой

В беспамятстве благоговейном,

Вполне довольные собой.

 

Все больше тьмы, все меньше света

В крутых пределах горних сфер...

Похоже, требует поэта

К последней жертве Люцифер.

 

* * *

Деревня меня не узнала,

А, может быть, сделала вид.

Где низко саманка стояла,

Высоко лесина стоит.

Беззубая улица: редок

Кирпичный барак "на двоих"

Времен удалых пятилеток

И маятных странствий моих.

Ни крыш под пластами, ни тока

Ручных журавлей у ворот...

Страна поступила жестоко -

Объехала божий народ.

Обула, как лоха, в галоши,

Подбила сыграть в лохотрон...

Косят лиходейские pожи

На невидаль с разных сторон.

Прощай, уходящая в небыль,

Стань выдумкой правде назло,

Деревня, в которой я не был,

Которой и быть не могло.

 

* * *

"Не забуду марксистские лекции!" -

Так бы выколол тушью на лбу.

Часовой в состояньи эрекции.

Вождь сушеный в стеклянном гробу.

 

Марширует, пыля, комсомолия.

Где-то я топочу налегке.

Путеводит звезда, будто молния,

Грубо скомканная в кулаке...

 

Так мы жили бесправые - правые

В том, что жизнь эта нашей была.

Ну, а вы, телепузики бравые,

У чьего суетитесь стола?

 

Как их кличут, господ ваших: лидеры,

Шефы, боссы - поднесь паханы?

Мы их знаем в лицо, мы их видели,

Промышлявших судьбою страны.

 

Не к тому я, что прошлое - праздники,

Настоящее - будние дни.

Просто пьесы у нас с вами разные,

А вот роли, как видно, одни.

 

* * *

Без всякой задней мысли

Вдруг оглянусь назад:

Бадьи на коромысле

Сережками висят.

 

Как бы обняв за плечи

Подружек, из ворот

Выходит мать навстречу,

А не наоборот.

 

Теленок за оградкой,

Кизяк уложен в клеть...

Вот все, что я с оглядкой

Успел запечатлеть.

 

* * *

Нашел занятие - болеет,

Прилежно, даже с огоньком.

Он не рычит, но и не блеет,

Болеет больно, но молчком.

 

Такая, знаете, натура -

Хоть на боку, абы вперед.

А смерть? Она всего лишь дура,

Когда бы не наоборот.