Евгений Минин

Записки пародиста из Иерусалима

ИГОРЬ ГУБЕРМАН

 


Новогодний сабантуй. Мне поручили читать поздравления на всех языках мира.
Заранее извиняюсь, поскольку в поздравлениях есть нецензурные сочетания.
— Подожди, не читай, дай мне выйти — я стесняюсь! — кричит с галерки любитель этих сочетаний Игорь Губерман…

АЛЕКСАНДР КУШНЕР

С Александром Семёновичем Кушнером познакомился можно сказать мистическим образом.
Лежал на диване, читал томик его стихов, где-то бубнит русское радио. «Эх, — мечтательно подумал я, — послушать бы Кушнера живьем». Вдруг слышу объявление по радио: «Завтра, в 19.00 в Городской библиотеке встреча с поэтом Александром Кушнером». Я выронил книжку — бывает же так! На этом вечере я познакомился и подружился с Поэтом. Кстати, читал он стихи из такого же томика, который был у меня и который, подписанный автором, храню, как реликвию. До сих пор посылаю в Питер пародии на него и стихи, которые Кушнер иногда хвалит, а его профессиональный взгляд находил в моих стихах и пародиях порой такие нестыковки, которые может заметить только он. Думаю, что помощь и советы Александра Семёновича помогли мне прогрессировать на литературном поприще. Закончил предисловие и тут позвонили друзья: «В апреле приезжает Александр Семёнович!» Ну скажите, что не бывает чудес!
Когда Александр Кушнер приезжает в Иерусалим к сыну, мы с ним всегда встречаемся.
Однажды, запутавшись в датах, я послал поздравление А. С. Кушнеру, с которым мы достаточно давно дружим, поздравление с днем рождения с пожеланием разных замечательных благ.
— Что вы, Женя, — ответил мне Александр Семёнович, у меня день рождения только через месяц.
— Так это замечательно — выкрутился я, — вы на месяц больше сможете пользоваться моими замечательными пожеланиями…
Разговариваем о наших странах, стихах, моих пародиях.
— Женя, мне очень нравятся все ваши пародии, — говорит мэтр!
— Ой, — отвечаю — у меня с собой распечатаны пародии на вас, поставьте, раз они вам нравятся, автограф! Я собираю автографы на моих пародиях.
А. С. аккуратно подписал пародии, а я их аккуратно уложил в папочку.
Дома вытащил, посмотрел — из семи две не подписаны.
Нет, не все мои пародии нравятся Александру Семёновичу.

ЮЛИЙ КИМ

С Юлием Кимом у нас давно теплые отношения, ему нравятся мои пародии, особенно на себя.
Вспоминаю нашу первую встречу.
Как-то я был на вечере Кима, который окончился поздно, а на улице шел страшный ливень.
Я отвез Кима домой, договорившись на неделе встретиться.
А поехал в гости к Юлию Киму я с тайной мыслью показать стихи и уговорить его написать предисловие к моей второй книге «Линия крыла».
Юлий Черсанович прочитал стихи достаточно спокойно и от написания предисловия отказался — мол,  не потрясли его мои стихи. Уловив мой расстроенный взгляд, Ким утешил меня:
— Знаете, Женя, мне и стихи Ахматовой не очень нравятся.
Так и вышла моя книжка без предисловия…

БОРИС ТАРАСОВ

Читаю в завершение первого дня второго Пражского фестиваля свои пародии. После читки подходит ко мне с очень серьезным видом бывший ректор Литературного института Борис Николаевич Тарасов: «У вас очень много пародий на выпускников нашего института. А ведь я их предупреждал — нарветесь на пародиста!».
Борис Николаевич печально вздохнул, и мы поехали в ресторан на обед.

ДМИТРИЙ СУХАРЕВ

Как-то годика три назад была презентация «Иерусалимского журнала» и заодно отмечали юбилей Дмитрия Сухарева, который был соведущим вечера вместе с главный редактором журнала Игорем Бяльским. Игорь же поставил условие — пародий читай сколько хочешь, но только на ведущих. Думаю — главред недооценил меня.
На Бяльского у меня было пара пародий, а на Сухарева, хоть шаром покати, но имелся его томик стихов, который проштудировал основательно. За неделю написал шесть пародий на Сухарева, но о количестве пародий на юбиляра Бяльскому не сказал.
И когда я прочитал пару пародий на него и на Сухарева — Игорь меня остановил, но я воспротивился и сказал, что уговор дороже денег — на ведущих договаривались читать сколько хочу.
Такой бедный Дмитрий Антонович получил тогда подарочек.
Так вот на фото уже после остановки:
Я  читаю пятую пародию на Сухарева,
Сухарев грызет ногти от смеха, а Бяльский думает, как он мне отомстит в следующий раз…
Жалко, что на фото не виден хохочущий зал….
Да, а Дмитрий Антоныч ни капельки не рассердился, а забрал все пародии, чтобы проверить цитаты, и сказал комплимент, что на сегодняшний день…
В общем — встретите Сухарева — спросите — он вам доскажет…

ОТКАЗ

Никогда не забуду, как мне отказали в одном журнале в публикации стихов.
Такой произошел диалог:
— А что, спрашиваю — стихи плохие?
— Нет, хорошие стихи.
— Тогда почему?
— Потому что вы пародист! Что вам стоит написать хорошо, как, например, Кушнер или Бродский!
На несколько минут я себя зауважал…
Как пародиста…

ЕВГЕНИЙ СТЕПАНОВ

Первое знакомство с Евгением Степановым, главным редактором журнала «Дети Ра» и многих других журналов и газет, состоялось интересным образом.
В каком-то комментарии сообщил ему, что у меня имеется пародия на него.
На просьбу прислать написал, что после этой пародии он никогда меня не напечатает, и получил ответ: «Я напечатаю даже своего злейшего врага, если у него замечательные стихи. Присылайте пародию». Пародию послал. Она понравилась моему тезке и была тут же опубликована в журнале наряду с другими. Так началась наша дружба.
Как-то просматривая интернет-переписку нашел письмо от Евгения, главного редактора журнала «Дети Ра» и многих других журналов и газет: «Женя, получил новую подборку пародий. Напечатаю. Особенно смеялся над пародией на Щербину. В этой подборке самый большой и непростительный недостаток — нет пародий на меня. Я расстроился. Пиши чаще!»
Таких редакторов, любителей пародий на себя и беззаветно любящих как поэзию, так и авторов — можно пересчитать по пальцам одной руки. Хочу заметить, что во время операции «Литой свинец», когда весь мир ополчился на Израиль, Евгений нашел в себе мужество опубликовать переводы 12 (!) израильских поэтов. Для меня это был поступок.

ИЗДАТЕЛЬ

Уговариваю издателя издать книжку пародий.
Он колеблется — мол, не знает — в каком формате.
— Давайте издадим книжку пародий на друзей вашего издательства — предлагаю я.
— Нет, нас не поймут — не соглашается он.
— Тогда давайте на врагов издательства…
Издатель задумался…

ЮРИЙ ПОЛЯКОВ

Прощальный вечер на Втором Пражском Фестивале.
Беседую с главным редактором «Литературной газеты» Поляковым (в настоящее время Ю. М. Поляков — председатель редакционного совета «ЛГ». — прим. редакции).
— Что не весел, Минин — улыбаясь, спрашивает главред газеты.
— Да не печатаете вы меня — огорченно отзываюсь я.
Поляков обернулся к заведующему страницей «12 стульев»:
— Минина печатать в каждом номере.
— Что вы, — ужаснулся завотделом юмора — в каждом номере не получится.
— Тогда через номер!
Так и договорились.
Но все равно я попадал в номер редко — площадь для публикаций на шестнадцатой странице была невелика, а юмористов — всегда с избытком.
Звоню в Москву с предложением: «Юрий Михайлович! Пародия — это не только юмор, но и критический материал. Переведите мою рубрику в раздел литературы».
Поляков согласился.

СЕРГЕЙ ЧУПРИНИН

Как-то в Праге общался с Сергеем Чуприниным — у нас добрые товарищеские отношения, как мне кажется.
— Сергей, а не хотите напечатать пародии у вас в журнале — предложил я
— Нет, — вежливо и твердо ответил Сергей. Наш журнал никогда не печатал пародий. Не будем ломать традицию.
— Да — огорченно улыбнулся я — традиции надо беречь, если есть традиция не ломать традиции.
А мне казалось, что в литературе, и не только в ней, в первую очередь запоминаются те, кто ломают традиции, а не хранит…

ЮРИЙ ПОЛЯКОВ

Периодически общаюсь с главным редактором «Литературки» Юрием Поляковым. Какие бы ярлыки на него не наклеивали, считаю его человеком слова и дела.
Как-то познакомился в Интернете с молодым талантливым прозаиком и поэтом Димой Хоботневым из-под Кемерова. Сделал подборку его стихов и послал в газету — там в общем-то доверяли моему вкусу и печатали без проблем. Но тут как-то не получалось — то один срочный материал, то другой. И так проходит полгода. А потом — взрыв на шахте в Кузбассе. Пишу Диме — а тот отвечает, что взрыв был на соседней шахте, было много погибших, а их шахту Бог миловал.
Проходит время и узнаю, что Диму очень сильно избили какие-то отморозки — у того не оказалось сигарет, чтобы дать этим подонкам закурить.
Тут тогда и подумал и понял, что надо поддержать парня морально.
В воскресенье вечером звоню Полякову, описываю ситуацию — прошу помочь, и уже в среду в газете появилась подборка стихов Димы Хоботнева. Я, по-моему, этой публикации радовался больше, чем своей, и был благодарен всем, причастным к такой быстрой публикации.
Представляете, как Дмитрий был счастлив. А в радости все заживает быстрее.

НЕЗНАКОМЕЦ

Позвонил по каким-то делам незнакомый литератор. Не помню, что его интересовало, но разговор шел ни шатко, ни валко. На прощанье незнакомец спросил язвительно:
— А вы до сих пор пишете юмор?
— И до сих пор, и ниже, — мгновенно ответил я
Наступила микропауза, а затем собеседник повесил трубку.
Видимо, не понял мой юмор.

ВЛАДИМИР БОНДАРЕНКО

Владимир гостил в Израиле у своего друга — поэта и барда Михаила Сипера. Перед отъездом заехал в Иерусалим — как же не побывать в Иерусалиме — к своему товарищу по Москве мастеру детектива Леониду Словину, ныне покойному. Мы с Леонидом жили недалеко друг от друга, а у Владимира, как у редактора газеты «День литературы», был интерес к пародиям — на этой почве и состоялось наше знакомство. Бондаренко мне понравился — умный и адекватный литератор. Почему на него налеплены различные ярлыки мне не совсем ясно — видимо, когда-то вошел в ту воду, от которой не отмыться. Обсуждаем литературные и национальные вопросы.
— А скажите, Владимир, — спрашиваю я, — почему Израиль для евреев — это сионизм, а Россия для русских — это фашизм?
— Вот, — ответил удивленно Владимир, — ума не приложу — почему?
И пошли мы дальше, не найдя общего знаменателя этому волнующему многих вопросу.

ИГОРЬ ПАНИН

С Игорем мы познакомились на Стихире — я что-то съязвил в адрес его комментария по поводу какого-то съезда поэтов. Он ответил, мы стали шутливо переписываться и выяснилось, что в Израиле у нас общий друг — поэт Игорь Кинг. С тех пор началась наша дружба — как оказалось, дружба единомышленников. Через какое-то время Игорь стал работать в «Литературной газете» на разных должностях, а потом неожиданно покинул ее. Но мы до сих пор дружим!

КОНКУРС

Я не любитель участвовать в конкурсах, но иногда рассматриваю его как шанс унизить автора.
Но это был независимый конкурс стихов о собаках. А я — старый собачник. Покопался в своих архивах и послал несколько стихов. И — о, чудо: в конкурсе мои творения заняли второе место.
Я в письме поблагодарил организаторов конкурса за высокую оценку стихов и поинтересовался – а что за стихи победили? Оказывается — к моему изумлению — стихи о дельфине. Ну да, иногда называют дельфинов морскими собаками, но чтобы так…
Свое изумление я высказал организаторам, но мне ответили, что автор стихов о дельфинах — главный спонсор этого конкурса. Сразу все стало ясно.

ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО

Вот уже третий год, как живу в Иерусалиме. Не до стихов — пашу не нескольких работах. И вдруг, как свет в оконце — приезд Евгения Евтушенко, его выступление в Бейт Конфедерации, около известной vip-гостиницы Кинг Дэвид, где останавливаются президенты и поп-звезды.
Вечер был теплый. Небольшой зал забился до отказа — в Израиле поэта любили беззаветно. Все помнили публикацию поэмы «Бабий Яр».
Пришли на вечер и учитель Евгения, и много его друзей. Поэт много говорил о поэзии, что все поэты — братья, и, конечно, читал стихи. После окончания вечера я встал в небольшую очередь за автографами.
Подойдя к поэту, протянул его книгу и скромно произнес:
— А я ваш брат, Евгений. (Помните детей лейтенанта Шмидта?)
Евтушенко ошарашено вгляделся в иудейские черты моего лица и спросил:
— Как? С какой стороны?
— Как же, вы только что сказали, что все поэты — братья. А я — поэт Евгений Минин, и значит — ваш брат!
Евтушенко улыбнулся — он оценил мой юмор и подписал:
«Моему брату-поэту Евгению Минину от души. 22 ап. 1993».
Так что, друзья, — теперь мы с моим тезкой Евгением Евтушенко братья навек, что и запротоколировано на обложке книжки, которую я бережно храню.

НИНА ВОРОНЕЛЬ

Нина Воронель, узнав, что я написал несколько пародий на Кушнера, завистливо произнесла:
— Как ему повезло! А на меня?!
— Да у меня ни одно вашей книги нет! — тут же нашелся я.
Так я получил в подарок томик стихов Нины.
Можно сказать воспользовался этой женской слабостью…
А Нина с удовольствием опубликовала пародии в своем журнале «22».

БАХЫТ

Этому поэту не нужна фамилия — достаточно назвать имя.
Сегодня 9 мая — день Победы, который всегда празднует Иерусалим.
Сегодня — поэтический вечер Кенжеева и редкий случай для таких вечеров — зал почти полон.
На вечере Бахыта я был где-то десять лет назад в Иерусалимской городской библиотеке. Автор читал с дисплея ноутбука, постоянно подливал себе в стаканчик из бутылки какой-то неслабый напиток.
В 70-80 годы поэзия Кенжеева производила на меня впечатление — для меня он был одним из ведущих поэтов русского поэтического пространства.
«Если творчество — только отрада, и вино, и черствеющий хлеб за оградою райского сада, где на агнца кидается лев, если верно, что трепет влюбленный выше смерти, дороже отца — научись этот лен воспаленный рвать, прясти, доплетать до конца…»
Стихи читались на одном дыхании, слова стояли на нужных местах, и стихи Бахыта, независимо от величины, всегда выглядели монолитно. Безупречны по звуку, они обладали огромной аурой, которую, не знаю, кто — как, а я ощущал в полной мере. Тот вечер прошел с успехом, я подарил Бахыту свою второю книжку стихов, которая, полагая, затерялась среди его многочисленных книжных подарков. С трудом после того вечера купил книгу Кенжеева и зачитывался ею. Как Бродским.
«Покуда мы с временем спорим, усердствуя в честном труде, земля обрывается морем, а небо — неведомо где. Пылают светила, не плавясь, межзвездный сгущается прах, и все это — первая завязь в неистовых райских садах».
И вот новая встреча с поэтом, за творчеством я следил и слежу очень пристально. Интересно — переспорил ли он время, хотя сам понимаю — какая это бесполезная мука.
Бахыт приехал с женой. Прихлебывает из фляги — говорит, что волнуется. Читает спокойным опытным голосом, борясь с постоянно падающим микрофоном. В стихах Бахыта, на мой взгляд, стали проявятся ирония и некая переоценка ценностей. Мастер, конечно, остается мастером, но, видимо, время не переспоришь — оно лепит нас по своему желанию. Мы с Бахытом практически одногодки — он младше меня на год, поэтому самому понятнее, что чувствуется поэтом, его восприятие окружающего в определенный период возраста.
В конце вечера пошли вопросы. Поэты, по шкале Кенжеева, заслуживающие внимания, были легко предугадываемы — живущие в США Цветков, Гандельсман и молодой Стесин, москвичи Ватутина и Гандлевский, «украинцы» Кабанов и Херсонский. Я задал Бахыту, видимо, не очень понравившийся ему вопрос: какой Кенжеев вам ближе — нынешний или тот, двадцатилетней давности.
На мгновение задумавшись, Кенжеев уверенно отвечает: «Нынешний!» Мне показалось, что не столько ответ предназначался мне, сколько поэту было важно ответить себе самому.
— Стихи стали ироничней и многосмысловыми, — добавил Бахыт.
— Да, — согласился я. — Возраст придает стихам дополнительные грани.
И еще хотел спросить — почему не помогли талантливому Ерболу Жумагулову задержаться в Москве. Почему парень ушел из поэзии?
На российском древе поэзии всегда в каждый период ярко выделялись ветви поэтов-казахов — Олжаса, самого Бахыта и Ербола, прекрасно владеющего русским словом, появившемуся неожиданно для меня в современной молодой поэзии.
— Да, — вздохнул Бахыт. Очень талантливый парень — мог бы стать вторым Бродским. Когда он пришел ко мне со стихами, маленький такой казашонок, я сказал, что через несколько лет из тебя что-то выйдет. Ербол хотел завоевать Москву, он ее завоевал и уехал.
— Нет, — возразил я. — Не завоевал Ербол Москву. Это Москва выкинула Ербола. Он мне рассказывал, как его достали постоянные милицейские проверки документов с вымоганием денег. Как он ненавидит эту обстановку…
— А-а, — вспомнил Бахыт, — он попал в «обезьянник» на трое суток. Агата (жена Жумагулова) была беременна, когда Ербол исчез. Что перенесла беременная женщина за эти трое суток не надо объяснять. А когда Ербола выпустили — она настояла о немедленном переезде в Казахстан.
Дай Бог удачи Ерболу!
Мне тоже хотелось бы, чтобы Ербол Жумагулов вернулся в лоно российской поэзии.
После окончания чтения слушатели минут пять не вставали — стихи впитывались в людей, словно лекарственное средство. Это было не просто чтение стихов, а именно поэтическое действо.
Кинжеев спешил. О многом хотелось спросить поэта, но, к сожалению, его поджимало время.
На выходе протянул ту самую, давным-давно купленную книжку:
— Бахыт, подпишите — Евгению Минину…
— Так я вас знаю, — Кинжеев вскинул на меня взгляд.
— Неужели и пародии читаете?
— Да — вы Минин-пародист! Конечно, читаю.
— Мне казалось, что вы холодновато относитесь к пародиям на себя.
— Да что вы, пародия, это знак, что тебя читают.
— Тогда поставьте автограф на листе с пародиями на ваши стихи, — обнаглел окончательно я.
— С удовольствием! — ответил Бахыт и написал: «Прав!» и расписался.
— А где мне экземпляр?
Я вручил Бахыту из рук в руки заранее подготовленную копию пародий с моим факсимиле.
А книжка с добрыми пожеланиями в мой адрес была подписана просто — Бахыт. Как я писал выше — поэту фамилия не нужна, если у него есть имя.
«Есть в природе час, а вернее, миг, в ноябре, под утро, когда в провалах подворотен, в месиве сгнивших книг все, что было, будет и миновало, вдруг твердеет, схватывается, горя серебром отчаянной, мертвой ночи, — это время, черное, как заря, никого не ждет, ничего не хочет…»

НИНА ГОРЛАНОВА

Нину знают многие, а Слава в Перми — по-моему, единственный учитель иврита.
Когда звоню в Пермь — со Славой говорю только на иврите.
А познакомились благодаря книге Татьяны Бек, в которой она писала об этой семье. Через пермского поэта Юру Беликова получил электронный адрес и написал письмо. С тех пор и дружим. Нина написала прекрасное предисловие к моей публикации в журнале «Семья и школа». Счастья и сил вам, Нина и Слава…

АЛЕКСАНДР ЖУРБИН

Познакомился с Александром и его милой женой Ириной на вечере в нашей городской библиотеке.
Подарил книжку и диск со своими песнями, поговорили о литературе, и я предложил написать совместно песню. Александр тонко улыбнулся:
— Дорогой Евгений, я не занимаюсь благотворительностью. Те времена прошли. Найдите певца с бюджетом, и тогда можно будет что-то написать.
Ирина ничего не сказала, только грустно улыбнулась. И я закатал обратно раскатанную губу. Не судьба, значит, написать нам песню с Александром Журбиным.

РИММА КАЗАКОВА

Расскажу историю знакомства с Риммой Казаковой.
Все происходило немного в юмористическом аспекте.
На собрании правления Сoюза писателей Израиля было принято решение пригласить поэтессу в нашу страну по линии ПЕН-клуба. Чем не повод порадовать Римму Фёдоровну, и я тут же позвонил ей:
— Здравствуйте, Римма Фёдоровна. Вас беспокоит поэт Евгений Минин из Иерусалима.
— Здравствуйте. Я вас слушаю.
— Скажите, Римма Фёдоровна, вы собираетесь в Израиль?
— Какой Израиль, о чем вы говорите?! — изумилась Казакова. — Вы же меня в Израиль не приглашаете, потому что не можете забыть, что я была председателем общества советско-палестинской дружбы.
— Но, Римма Фёдоровна, поэта любят за стихи, а не за должности. Так что ждем!
В общем, поэтесса посчитала этот звонок не очень удачной шуткой не очень нормального иерусалимского поэта — так мне передали наши общие знакомые.
Ладно, подумал я, позвоним ближе к делу.
Второй раз позвонил за несколько дней до отлета из Москвы.
Диалог, как и первый, начал теми же словами,
— Здравствуйте, Римма Фёдоровна. Вас беспокоит поэт Евгений Минин из Иерусалима.
— Здравствуйте. Я вас слушаю.
— Скажите, Римма Федоровна, ну так вы собираетесь в Израиль?
— Да, да, я собираюсь в Израиль! — радостно в трубку закричала поэтесса…
— Вот и увидимся, — улыбнулся я.Во двор Иерусалимской библиотеки я въехал на несколько минут раньше автомобиля композитора Владимира Рубашевского и певицы Марии Лукач, старых друзей Казаковой, с которыми она и приехала на последнее выступление в Израиле. Подошел, открыл дверцу и помог Римме Фёдоровне выбраться из машины.
— Здравствуйте, Римма Федоровна. А вы знаете, кто перед вами? — поинтересовался я.
— Нет, — растерянно призналась Казакова.
— Я — тот самый Минин!
И мы обнялись!
————————————————————————————————-
После вечера Римма очень устала. Мы пообщались с ней пять минут. И она мне сказала дорогие слова: Женя, после выступления на пару с вашими поэтами-модернистами, я поняла, как мне близки ваши стихи.
До конца жизни мы перезванивались с Риммой, и ушла она так неожиданно для всех нас.

ПОДАРОК

Когда у меня вышла тоненькая книжка стихов, я принес ее в подарок тетушке моей жены, бывшей поэтессе.
— Вот, дорогая тетя, хочу подарить, — нежно произнес я.
— Нет, я не могу бесплатно принять такой бесценный подарок, — полистав книжку, не менее нежно ответила тетушка.
— Тогда с вас двадцать шекелей, поскольку общая тетрадь стоит десять шекелей — это не деньги, — улыбнулся я.
— Ах, я не могу купить — мое финансовое положение пошатнулось, — печально глядя на книжку, произнесла тетушка.
— Вы мне не оставляете выбора — язвительно вздохнул я. — Сколько я должен приплатить, чтобы вы взяли мою книжку в подарок?

ВАЛЕРИЯ ГАЙ ГЕРМАНИКА

Смотрел по ящику передачу по ТВЦ «100 вопросов к взрослому».
В данному случае взрослой была Валерия Гай Германика. Боже мой, какие «желтые» вопросы от детей — почему синяки на коленках, наращиваете ли ресницы, страшно ли, если умрет дочь, хорошо ли будет вам с наушниками в тюрьме, сколько стоил потерянный перстень с алмазами, можете ли вы показать язык — и лишь один-два вопроса по существу, по мировоззрению и профессии режиссера.
Что за поколение растет нынче?
Боюсь этих детей обозначить каким-то нехорошим словом.
Считаю, что Валерия — умная и остроумная женщина.
На просьбу — спойте а капелло, она резонно ответила: «Я пришла отвечать на вопросы, а не исполнять желания!».
Да уж, Валерия — далеко не золотая рыбка…

КРАСИВЫЙ ОТКАЗ

Послал я на днях в один из толстых журналов стихи. С человеком, которому посылал, был достаточно долго знаком в виртуале. Он очень быстро ответил, что делает честь журналу. И признаюсь, никогда еще я не получал отказа, так точно оценивающих мое стихотворчество.
— Простите, дорогой Евгений! На мой вкус (спорный) стихи — это вода. А у Вас — то ли кислота, то ли щелочь (не определюсь, но не вода). Увы. Ваш NN.»
— Дорогой NN! — ответил я. — Вы абсолютно правы — мои стихи — не вода… А лить воду, подобно A, B, C и многим другим, я никогда не смогу.
Спасибо, что уделили внимание моим творениям. Всего доброго!
По-моему — хорошая переписка.

ВЫСТУПЛЕНИЕ

Однажды после моего выступления по Израильскому радио мне позвонил один товарищ и, представившись, спросил:
— А почему вы не читаете мои стихи по радио?
— А почему я должен читать ваши стихи? — ответил я вопросом на вопрос. — Да и не чтец я в общем-то.
— Но я перевел псалмы Соломона, — собеседник пытался убедить меня в своем величии.
— И вы получили его разрешение на перевод псалмов? — я попытался смикшировать ситуацию.
— Нет, — испуганно ответил собеседник. — Так он же умер!
— Значит, надо получить разрешение у родственников, чтобы не нарушать авторское право. У вас могут быть неприятности, — грозно предупредил я.
— Ой, хорошо, что предупредили. Я постараюсь связаться с родственниками.
— Только очень уж не спешите, — как мог, успокоил я взволнованного переводчика.

КОНСУЛЬТАЦИЯ

Муж моей троюродной сестры был отличным сантехником, но учитывая, что жильцы всегда щедро угощали его спиртным по окончании работы, то Володя быстро спился, Ранее ему, как хорошему специалисту дали трехкомнатную квартиру на третьем этаже, где он любил, «приняв на грудь», курить, сидя на ограждении балкона. И однажды произошло ожидаемое — он свалился. На счастье моего родственника под балконом копали теплотрассу. Володя упал на кучу песка и по ней соскользнул в траншею. Перелом двух ребер и легкое сотрясение мозга оказались невероятным подарком судьбы. Но это был не единственный ее подарок.
Через месяц Володя с женой Зиной и толстой тетрадкой пришел к нам в гости.
— Женя, ты у нас известный в Невеле поэт — оцени. После падения с балкона я начал писать стихи. Вот, — и Володя протянул мне рукопись.
Даже в своем юном возрасте, полистав тетрадь, я понял, что в ней обычная рифмованная графомань.
— Володя, начал я умиротворенно, — попробуй проанализировать написанное. Остановись на какое-то время. Посмотри на то, что сочинил, другими глазами.
— Да не могу остановиться. Каждый день придумываю по несколько штук. Что делать? — и Володя застыл передо мной, расставив руки в образе Христа, прочитавшего проповедь.
И я не удержался — бес попутал.
— Володя, а теплотрассу под твоим балконом засыпали?
— Нет, а что?
— А ты знаешь, что клин клином выбивают?
— Да, а что?
— А попробуй еще раз упасть с того же ограждения. Я полагаю, все сразу пройдет!
Володя резко вскочил. Выхватив из моих рук тетрадь и схватив за руку жену, они быстрым шагом ушли восвояси. До самой смерти он со мной не разговаривал.
Потом его жена Зина сказала мне, что очень рада, что Володька бросил сочинять, а то начал пить с удвоенным рвением «для вдохновения». И хотя он умер не от моих слов, а от цирроза печени, я вспоминаю этот случай с печальной улыбкой…

ЗВОНОК

— Здравствуйте. Меня зовут Семён.
— Здравствуйте, Семён!
— Мы с женой большие поклонники ваших пародий.
— Спасибо за внимание.
— Видите ли, у нас с женой спор. Она утверждает, что вы сами выдумываете цитаты для своих пародий, а я не согласен.
— Это ж просто проверить. Возьмите, погуглите цитату и получите в поиске фамилию автора цитаты.
— О как просто! Спасибо вам.
— И вам удачного гугла!