А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ы Э Ю Я

Галина Ефремова

Нам обещано много и мало. Стихотворения

 

 

 

 *  *  *

Нам обещано много и мало – свобода…

Ход событий, увиденных мельком в окно,

поначалу покажется шуткой природы,

исправлять не  умеющей  то, что дано.

Будет больно и странно лечить эти муки,

изначально не  чувствуя небо живым,

и не слышать совсем его мерные звуки,

заглушая своим отраженьем кривым.

Поначалу от этих немыслимых звуков

и намека не будет на тяжесть вины,

на  оставленность,  ставшую верной порукой

дням, что пойманной речью сильны.

Поначалу твой дар  (только форма страницы),

обреченный на срок обязательных трат,

как  уставшие крылья израненной птицы,

что до первого взмаха покорно молчат.

Это только возможность, прелюдия света,

это – не  неизбежность  без чьей-то вины,

это -  сила прилива,  вопрос без ответа,

это – тень,  отраженная вскриком стены.

 

*  *  *

Наполнится смыслом любой пустяк,

но дело  совсем не в нем,

и знать это надо здесь и сейчас,

чтобы  понять  потом.

Мысленный взгляд сильнее тьмы,

прозрачней сумерки с ним,

и, если есть смысл, есть в нем и мы,

и звук там, где мы молчим.

И в этой прозрачной  немой высоте

всегда есть  место словам,

которые слышат  даже те,

кто не знаком еще нам.

Святой и непонятой пустотой,

не зная об этом,  живем,

не слыша, слышим  ее покой,

всегда, везде  и  во  всем.

И, кажется, снова и снова туда

мы, здесь находясь, идем

и шепчем в слезах лишь  те слова,

которых  не знаем,  но ждем.

 

*  *  *

Теперь венец над тем,

                     что до и после, -

и крылья слога легкого,

теперь перемещенья

                               в   росте

сложнее шага робкого.

Коварна тихая

                          реальность,

где все яснее ясного,

там сумма, обратившись

                           в разность,

являет дни несчастные.

Теперь все расстоянья

                                  в силе

со дня вчерашнего,

до завтрашней,

                 до крайней мили,

до неба ясного.

И день, и ночь

                 в одно слагаются

на дно сердечное,

на небе ангелы

                             стараются,

ткут время вечное.

 

*  *  *

Звенела осенняя степь, как от копий сраженье,

смыкаясь сухими  рядами ковыльной воды;

в объятьях  своих  поглощая и жизнь, и мгновенья,

и грусть подымая из недр остылой груди.

Смеялась до всхлипа земля  в полутьме  отраженья

тех дней, и  вскипал золотистый угар:

казалось, ты был там, и это слепое  свеченье

внутри разливалось, как тайный мучительный жар.

“Тогда” и “сейчас” отзываются в генах событий,

глухих  изваяний,  слепых  молчаливых ветвей,

и рвутся рыданья  раскопок и горьких открытий,

и бренное время над степью все славит ее  соловей.

 

*  *  *

 Жизнь:  и начало и край,

     вышний посыл:  познай!

Солнце:  ребенок, цветок;

         солнце:  удар и ожог;

солнце:  и тьма, и  свет;

           и не найти ответ.

Долог  короткий путь.

      Голос:  о смысле забудь!

Голос:   твое важней,

      ты – царь и птиц, и зверей!

Так  круг за кругом.  Закат.

     Есть на земле рай и ад,

есть на земле жизнь и смерть,

              воздух, вода и твердь.

Жизни земной венец-

              хрупкий ее  конец:

память на волоске   

            в ангельском голоске.

 

*   *   * 

Момент преодоления приближен

к тем испытаньям, где властитель – страх,

где ангел без раздумия  унижен,

и  звуки застывают  на губах,

где выбор – это только сохраненье

прозрачных напряженных крыл,

а смерть приравнена к спасенью,

когда не достает уж  сил.  

Оскал улыбок и поклоны -

теней холодная игра,

лишь сердце различает троны,

что  воздвигают небеса,

чужими кажутся минуты,

часы и дни, горят ступни,

блаженны сладостные звуки,

прорвавшиеся изнутри.

 

*  *  *  

 

 …вы - изваяния

 существования

без рубежа.

  И.Бродский

 

Облака мыслей – и тьма, и свет,

облака слов ищут ответ,

“Облака” Бродского – кружев том,

 в облаках вышних - Отчий дом.

Мука – страшные облака,

переполнены ими века,

избавленье от мук  – облака,

приподнимающие  слегка.

Облако дерева – взрыв весной,

облака чувств ­ всегда с тобой,

“птичье” – улетает стремглав,

облако пыли – почти удав.

Лики смысла, как облака,

манят и манят издалека,

желание лики запечатлеть

заводит в церковь, храм и мечеть.

Облако веры – будущность встреч

с теми, кого не сумели сберечь,

упование – ангел на облаках,

нежно поющий в пророческих снах.

 

*  *  *

Окно в паутине ветвей,

глухая стена дождя,

вся жизнь - распознанье теней,

живущих  внутри у тебя.

Неведенье до поры

отпущено свыше не зря,

прозревший оценит дары,

ни слова не  говоря.

В людской  суете   мольба –

вечно- немой  монолог,

от  самых  высот и до дна 

готов утешающий слог,

готов припасенный хлеб,

накидка, посох, вода

и тот священный момент,

когда окликнут тебя.

 

*  *  *

Затаившийся взрыв в бесконечном мире ветвей,

взгляду чудится легкая стройность,

и понятней иллюзия мнимых  идей,

приобретших  в сознании жуткие  формы.

Бесконечность струится сквозь нежность листвы,

тают  холода   очертанья,

и всплывают узорчатые мосты

ввысь до полного осознанья,

до раскрытия смысла живущих в нас тайн,

до полётов пронзительно-невесомых,

до последней ступеньки, пускающей в рай,

до другого  моста, где начнётся все снова.

 

*  *  *                 

Можешь  мне заглянуть

                                    через плечо,

отвернуться  и  не   поверить,

и заплакать,  и вспомнить,

                               что когда-то давно

это видел в чуть приоткрытые двери,

сразу вспомнить,

                    что лунной дорога была;

и свое ощутить сиротство,

опровергнуть все знаки

                                       и все слова,

доказавшие  лунную власть над солнцем;

и в обратном порядке

                                    расставить слова,

и символики  строй    нарушить,

и    увидеть, 

                           как  слепая  трава

прорастает  в  тепло  из  стужи.

 

*  *  *

Тебе есть  золотой канон -

тот, что сомнения лишён,

проверен на крови,

и  вместе с кем-то или врозь,

когда уверенность – насквозь,                               

не подойдут  враги;

когда болезненный аршин

от узелков не помнит длин:

спиралью от основ

закручен  на такой оси,

что помнишь беды всей Руси

и жизнь отдать готов;

когда готов принять пролог,

( и родниковый льётся слог

в мороз и на ветру),

родятся  снова смельчаки 

стоять  у пламенной реки

в каком-то там году…

 

*  *  *

Гнева языческий взмах,        

громы  и жерло  трона,

царский минуя страх,

Сына ждала Мадонна…

Легкий высокий пейзаж –

зорька с румянцем ребенка,

розовая  гуашь,

спит под венцом… Где тонко,

рвется,  не уберечь;

сон молодой Марии,

знавшей  ангела весть,

запечатлён стихией.

Живопись на сердцах,

облачная лепнина:

в настежь открытых вратах

Матерь с младенцем-Сыном.

 

*  *  *

Ступени, что вверху и не видны,

важнее пройденных.  Они

важнее с некоторых пор,

как заключённому простор;

все длят твой срок, не прерывая связи,

и сердца трепет, и слова в рассказе;

и длят, и длят твои сомненья

без покаянья и прощенья;

ты не готов и слаб, и хил.

Предупреждал и говорил

тысячелетия назад

пророк, не пряча ясный взгляд

и ведая, придет тот час,

когда никто ответ не даст,

спасать не станет,

и в воду ледяную канет

готовый для тебя ответ

растраченных напрасно лет.

 

*  *  *

Сквозь нервы и век, и снег 

отчаянно, невесомо -

непрЕодолимый бег 

к себе до тайного дома;

в попытке опять не пасть 

в круженье немых предлогов

и, памятуя  как  встать,  

запОминаешь дорогу.

Теперь до конца  по ней 

(откуда-то  это известно),

чем дальше, тем все больней…

осилить бы свой  «крестный»,

сберечь покаянный мотив 

в этом (с собою) сражении.

Такая вот смерть (каждый стих), 

закрытая окружению.

 

*  *  *

Зреют семя, вода и лёд,

бабочек облака,

шире небо из года в год

и бессмертья река.

Как же это слепо насквозь,

зримо прописан сюжет

(вместе с кем-то чтимый и врозь),

непредсказуемых  лет.

Кончилась пауза, ноты - в ряд,

шаг над пропастью взмыл

над собою, тобою над

всем взрослением крыл.

И невесомостью разлилось

всё прощённое… Ты

трёшь глаза покаянных слёз,

сердцем правя весы.

Как та статуя, пряча взор,

не отвечаешь на…

и отвлеченным слухом хор

ловишь внутри себя.

 

*  *  *

Растворяется солнечный бег,

замыкающий  небо и землю,

прорастая лучами сквозь век,

и сквозь вены кружится по телу.

Где святилище веры?  Тебя

крепко за руку держит сомненье,

вот опять, солнцеходу не вняв,

ты теряешь и годы, и зренье.

Все, что мимо и вне, и вовне,

как потоки, несется, петляет,

а  тебя на неведомом дне

отыскать  все пытается  память,

и, как “змея”,  забросить в полёт,

ветровому качанию вверив,

чтобы ты  смог объять небосвод

на сияющем  донышке веры.