Камское устье. Стихотворения

* * *

Сегодня умер холодильник.

Он проработал много лет,

Кормилец был и собутыльник,

И, вот, его на свете нет.

 

Он знал все памятные даты

Моей семьи, моей страны,

Как кто-то уходил в солдаты,

Как приходил домой с войны.

 

А он стоял, все эти годы

Работал, не жалея сил,

И тем любезен был народу,

Что под героя не косил.

 

* * *

Я молиться учился по книжке… потом.

А тогда, в недорытом окопе

Я улыбку кривил перекошенным ртом

Под картавым дождём пулемётным.

 

Селезёнкой прочувствовав каждый снаряд,

Монолит разрывающий рядом,

Я беззвучно молил: «Не в меня, не в меня,

Милый Господи, Боже, не надо».

 

И от жути, когда больше не было сил

Отморозить последнюю шутку,

Я у друга движеньем руки попросил

Докурить за него самокрутку.

 

А когда мы его на шинели несли

Хоронить перед самым рассветом,

Я не в силах был взгляд оторвать от земли –

Я у Бога просил не об этом.

 

* * *

Нетрезвые ветры пытали ночь,

Как кошку куском стекла.

Ты ночи ничем не могла помочь,

А всё-таки помогла.

Холодные линии стылых крыш,

Эстетский прямой адьёс.

Я знаю, о чём ты теперь молчишь,

И это с тобой всерьёз.

 

Тебя не касается пряный бред

Мужей, кутежей, дворов.

Улыбки твоей затаённый свет –

Основа земных основ.

В каурых сугробах балдеет век,

Пока не придёт заря.

Ты любишь… смотреть, как ложится снег,

В ночных фонарях горя.

 

* * *

Необъятное чувство великой свободы

Прорывается в небо степною травой.

Я с тобой, моя Родина, все эти годы,

Я с тобою, родимая, только не твой.

 

Не корми из руки – я останусь голодным,

Приникая на равных к источнику дней.

Нету чувства пронзительней этой свободы.

Ты родная моя, но свобода родней.

 

Вся в прохладной отраде немого блаженства,

Проявляясь на свет и вступая во тьму.

Совершенство твоё это несовершенство.

Никогда, никому не понять, почему.

 

Только ясно одно, что ни строя, ни лада,

Дорогая моя неземная страна,

Ничего-то тебе в этом мире не надо,

Потому, что такой же свободой больна.

 

КАМСКОЕ УСТЬЕ

 

Луга усыпаны клубникой полевою,

На сорок вёрст и вверх, и вниз.

По звонкому хмельному травостою

Разоблачись, ступи босой стопою

И поклянись, что первый раз с тобою

Произошла такая высь.

На самой грани сна и яви

Я слишком пьян, чтоб понимать,

Что и не в силе, и не вправе

Ни обнимать, ни целовать.

А если ширь пронзает грустью,

Схватись за грудь, хоть за свою.

И растворяйся в этом устье

Над Камой, стой, как я стою.

Мы не разбойники, а всё же

Нет-нет, да промелькнёт оскал,

Такой разбойничьею рожей

Среди пещер и камских скал,

Что ясно всё. Живи, как знаешь,

Среди разливов и полей,

Прощай тому, кому прощаешь,

И ни о чём не сожалей.

 

 

 

* * *

Когда рябиновые кисти

Нальются грустью сентября,

Как хочется под вечер выйти,

Прозрачность дней боготворя.

 

По старым улицам Казани

Походкой лёгкою пройти,

И словно перед расставаньем,

Сказать – прости и отпусти.

 

Уже уходит старый город,

Бесцеремонным днём тесним.

Всё, чем дышал, когда был молод,

Бесследно исчезает с ним.

 

И всё стремительней кружится

Горящих дней водоворот,

И мне когда-нибудь приснится

Отец, стоящий у ворот.

 

И бесшабашным светлым взором

Он поглядит навстречу мне:

Я не был каином и вором

В своей мятущейся стране.

 

А кем стал ты, когда так скоро,

Скажи, сынок, в глаза глядя,

Ушёл навек твой старый город,

Не оглянувшись уходя?

 

* * *

Пожалуйста, не уходите,

Пока безмолвствуют сады,

Луна качается на нити.

Живите так. На зов беды

 

Не умирайте в эпизодах

В идиотической хандре.

Великолепная погода

Нас настигает в сентябре.

 

Легко баюкая в бокале

Токайского полуобман,

Поверите, и я в начале

Был угловатый мальчуган.

 

И мне ещё казалось странным

Остаться целым на войне.

Невеста милая с приданым

Ночами плакала по мне.

 

Земля кружилась и кружилась,

Легко по лезвию скользя.

Какая казнь? Какая милость?

Всё получилось, как нельзя…

 

Нас навестить придут солдаты,

Когда мы, может быть, умрём,

Токай баюкая крылатый

И наслаждаясь сентябрём.

 

* * *

Пора самим собою быть.

Пора забыться и уплыть

По Волге первым «Метеором»,

Всю душу вывернув простором.

Какая может быть печаль!

Ты, рулевой, скорей причаль

Нас на Тенишевскую пристань.

И в окружении туристов,

Домой вернувшихся сельчан,

С неторопливым разговором

На этот берег косогором

Просёлочком, как в небеса,

Взойдём, и заболят глаза

От необъятного простора.

 

Как славно всё-таки прожить

По капельке истому часа,

Что с нами может разделить

Господь один, да спутник НАСА,

Что слабым отраженьем Спаса

Висит в сплетении орбит.

Гремя, как бочка дождевая,

Гроза июльская рябая,

От первых капель, вбитых в пыль,

Взлохматит клевер и ковыль.

Ливнюга в тёплые объятья

Промокнувшим обхватит платьем,

Сверкнёт над самой головой,

Смешливый рот целуя твой.

Цыганской молнии иглой,

Мужскими, редкими стежками

Илья Пророк, гремя, сшивает

Небесное Господне царство

С зелёной, грешною землёй –

Навряд ли разорвать удастся…

 

 

* * *

На закате вместе с солнцем

Кто-то тихий умирает.

Я не плачу, я не плачу, я не плачу, вот беда.

 

Солнце всё-таки вернётся

Из сиреневого рая,

Только тихий этот ангел не вернётся никогда.