Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ | БАННЕРЫ |
Новосибирская область |
Людмила СамотикОб авторе: Филолог, публицист. Профессор, доктор филологических наук. Родилась в селе... |
Завен ГригорянОб авторе: Родился в Ереване. В 1986–1996 годах обучался в средней школе... |
Нина НовиковаОб авторе: Училась в Лесосибирском педагогическом институте. Стихи пишет с 2008 года... |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Андрей ЖдановПереполох в подземном переходеРодился в 1967 году в Новосибирске. Публиковался в журналах: «Лира Кавказа» (Пятигорск), «Воздух» (Москва), «Сибирские огни» (Новосибирск), «Союз писателей» (Харьков); в альманахах «Между» (Новосибирск), «Кто Zдесь?» (Новосибирск); в сборниках «Нестоличная литература» (М. «Новое литературное обозрение», 2001) и «Это будет бесконечно смешно» (Москва-Новосибирск, 2016); автор книг «Была веха падающей листвы» (М. «Коровакниги». 2015), «Сонеты» (Новосибирск, «АНТ», 2016).
ПЕРЕПОЛОХ В ПОДЗЕМНОМ ПЕРЕХОДЕ
КОСМИЧЕСКОЕ ДОБРО
Обувай свои туфли с косым каблуком – терракотовый чайник свистит кипятком. – Мы знакомы? – Знакомы. Ты помнишь? – тайком мы звонили на небо через Ростелеком, но опять перепутали масти.
Чтоб Спаситель был добр, обязательно мне наколи купола всех церквей на спине; и Гагарина профиль в адском огне. Шива – дал, Шива – взял. Тем больнее в окне отражаться разбитым на части.
Я искал твою душу две тысячи лет, когда ветер утих и погас ближний свет. Анатомия – шутка. Апологет твоих скучных решений – нарушил обет, потрясает остатками страсти.
Не вмещается жизнь в наружный карман, умирает в холодном поту бонвиван, череп сжался в тисках, уберите стакан – я билеты купил уже в свой Магадан, где меня ожидают напасти.
СТЕПНАЯ ПАСТОРАЛЬ
Сподобился Иван выращивать грибы. Из заповедных стран он заказал мицелий. И ради этой цели разрушил план судьбы - покинул свой диван и не лежит в постели.
Гомеопатия его спасла от многих бед – иголки из стогов как угли из камина, с упёртостью ослиной вытаскивал на свет. Удары батогов он избежал невинно.
Волшебные бобы, в обмен на крупный скот, зелёные столбы родили за забором.
Бог полуночным вором обшаривает сквот, а беглые рабы не спят немым укором.
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЕ
В вагоне поезда Москва-Владивосток на третьи сутки наступает перемирие, религиозный спор давно истёк и толерантней очередь к сортиру.
За окнами скупой холодный вид, столбы и домики, деревья и кусты. И, кажется, меж Сциллой и Харибд- ой наведены надёжные мосты.
— Эй, проводник, вруби кондицонер! Не будь, внатуре, падла, подлецом!
На верхней полке мёртвый инженер Прикрыл газетой серое лицо.
НОЧНАЯ МУЗЫКА
Однажды, в скучный выходной, угрюмый гражданин узнал, что он – бессмертен. Встал, позвонил друзьям, сходили в гастроном и засиделись за полночь.
Одеть им не пришлось сосновый макинтош, вибрации прощального оркестра, их увлекли, ночнойпрохож- ий принял близко к сердцу, и для себя решил, что это суета навеяна изнанкой алкоголя.
А музыка сошла до ля-бемоля, как будто где-то мучали кота.
*** Всё будет так, как хочет кот.
*** Бешеным псом пробежать по холодным улицам мегаполиса,
*** Гремит,
остаться дома у окна,
на Коломбину и Пьеро,
на тысячу пернатых тварей,
подолгу. Мне об этом знать
условно дышит в паруса,
БУТОН
В воскресенье в 6 утра в пиццерии пиво пить из хрустящего стакана. Снова по теченью плыть через воду океана, обгоняя катера.
Я тебя не знаю. Кто ты? И зачем сюда пришла? Смотришь на меня зачем-то…
Или ты из той субботы, где на празднике была нарисована эмблема: лук, стрела и 2 крыла?
Золотые купола растворились в тигле дня.
Эта жизнь не для меня.
***
Я знал пути эзотерических паломников,
ВИЖУ ИЗ ОКНА
Пацаны, которые живут в соседнем дворе, а их двор вообще больше нашего, всегда были, как говорится, на шаг впереди нас.
Миша, например, по кличке Никчёмный, живёт с мамкой во флигеле дома, что не стал ни полевым госпиталем, ни гостиницей, умеет, раздувая ноздри, показывать разных животных; Алёша – солдатский сын – у него от отца остался ножик с двадцатью одним тайным лезвием; Лизка – их боевая подруга – лучший специалист по заборам, – она знает все дыры и секретные доски, знает все скрипы – у неё музыкальный слух; Серёжа Лопух, прозван так за большие уши, умеет делать в уме подсчёты; у Аскольда папа священник; кто родители Васи Сыромятникова – непонятно, только его всегда привозят на собрания в катафалке; Света Терентьва – в неё все влюблены, она красиво одевается и от неё загадочно пахнет; Костя Французик – всегда модный, у него родители, наверное, дипломаты, наш Валера Хромой говорит, что они деньги гребут лопатой, не знаю.
Главный у них Толя Свирепка – кто он такой никто точно не знает, он вообще не из наших дворов, говорят, он был на каторге, но только сам он не из воров, а из тех, кого изредка показывают по телевизору – он ведь постарше – уже курит пар.
Так вот, они – эти ребята – по собственной инициативе собрали команду по утилизации подвальных трупов «Подснежник».
Какие молодцы. жалко, что в наш маленький двор свозили только увечных.
Ладно, пора переворачиваться на другой бок.
Простите.
Виктору Iванiву
Ты мне скажи, теперь который час? Луна ушла, бой впереди, Такие, брат, дела, ага. Да, да, не друга, не врага,
10.04.14 – 10.04.17
ЦВЕТОК РАСТЕРЯННОСТИ НЕПРИМЕТНЫЙ без начала и конца
АннеЗлатеВиктории
I. Однажды я написал стихи про стихи.
Про стихи человека, который только один раз в своей жизни написал стихи. Именно эти стихи, про которые я написал свои.
Этот человек, назовём его – Пётр, был прост, как дерево, как птица, как муравей, он был один из многих, - просто человек из толпы на автобусной остановке. Всё, что им было сделано, могло быть сделано кем-то другим, могло быть вообще не сделано, он, собственно, мог не рождаться, однако, как-то зимой с ним случилось то, что иногда случается, не то что бы с каждым, но с некоторыми: он не пришёл домой. Вышел с работы и пошёл наугад. Просто шёл и совсем ни о чём не думал. Шёл – шёл – шёл. Шёл – шёл – шёл. Шёл – шёл – шёл. На краю города он упал в темноте с обрыва – скатился в снег. Нет, всё в порядке, с ним ничего не случилось – всё-таки он был не такой человек, что даёт обстоятельствам помыкать человеком. Небо слегка прояснилось, месяц, невидимым веком, прикрывал блистательный глаз. Пётр поднялся на ноги, стал карабкаться, скатился вниз, барахтался, снова полез наверх, скатился вниз. Снова полез наверх, снова скатился вниз. Так продолжалось не два и не раз, всё напоминало сизифов каприз. Снег залез в сапоги, в рукавицы, за воротник, шапка исчезла, исчезла задумчивость, пришла неизбежность. Пётр встал на колени, головою поник, чувствуя замерзающую промежность. «Эй, мужик! Ты чего там?» – услышал он окрик, обернулся. Рыбаки со своими коробками, с бурами возвращались от лунок, с реки – шли по тропинке гуськом к лестнице. К деревянной крутой лестнице с перилами, которая была в двадцати метрах от описываемых событий. Пётр поднялся, махнул рыбакам: «Ничего! Всё нормально! Просто трезвею!» «Понятно!» - поняли рыбаки.
Я не помню всего стихотворения, которое написал Пётр, помню только две строчки: Я катаюсь с горы, Проклиная себя.
И я часто думаю, а стоило ли всё написанное, мной ли, кем-то другим, например, Ломоносовым, этих двух строчек?
II. Однажды, я написал стихи,
III. Однажды, я написал стихи Тысячу лет.
IV. Как-то раз я написал стихи о любви.
V. А ещё, как-то раз, я написал стихи на бумаге.
VI. Но вот однажды я написал такие умопомрачительные стихи, что сам испугался – отбежал в угол комнаты и глядел, нет – таращился с ужасом – оттудова. Ух! Так было страшно! Стихи назывались «Корова и Лось». Повествование в них велось от первого лица, а именно – от святого отца, надо сказать, дряхлого старика, который жил в хижине в низине, где протекала река со странным названием Журавлиная. Впрочем, почему странным? Видимо река была длинной, как путь журавлиный. Или, как шея того журавля, которого видел давеча я. Этот журавль принёс нам ребёнка, странного такого, похожего на башмак, даже не на один, а на два башмака. В общем, действительно, странная это была река. И даже не в названии дело, и не в том, что была она красного цвета, и не в том, что плыли по ней башмаки, бесконечно много башмаков и сапог, отрезанных больно от рук или от ног. Просто, всё было странным вокруг – и хрустальное небо, похожее на матрас, и деревья из платины, и твоё платье, а ещё этот глаз, закатившийся под кровать.
Твоя мать всегда прятала мои письма, она считала их ненужными, неуместными, лишними. Так что ты и не знала, что я тебе вообще-то писал.
Вот. Так я стоял в углу и смотрел на эти бумажки со страшными, умопомрачительными стихами на столе. Хорошо, что пришёл сосед. Хорошо, что у него закончилась соль. Хорошо, что я не запираю дверь. Хорошо, что его зовут Пётр. Это хорошее имя – Пётр. Пётр и дверь. Дверь и Пётр. Твёрд в вере своей иудей. Гибок в поисках чёрт.
Между землёй и небом – твоим и моим нет промежутка, где есть место двоим.
Эпилог Инвалид написал стихи про речную гладь, про бездонное небо, про птиц, что они легки, про страны, в которых не был, про любовь и обман, про дресс-код в клуб и Севеный полюс, про вчерашний закат, про утренний шёпот, про тебя и меня, ещё про что-то написал инвалид стихи. И теперь неясно – что делать нам, стоящим у кирпичной стены, завороженно слушающим, как капли бьют по крыше с другой стороны дома.
ДИАЛОГ У ОКЕАНА ПРО ОНАНА (НА СОН ГРЯДУЩИЙ)
|
Структуры регионаЖурнал. Сибирские огни |