Дмитрий Дедюлин

Небесная печаль. Сборник стихотворений

Дмитрий Дедюлин родился в 1979 году в Харькове. Учился на филологическом факультете Харьковского национального университета имени В. Н. Каразина. Окончил Национальные курсы иностранных языков по специальности «английский язык». Работал техником в лаборатории научного института, рабочим на заводе, продавцом, был частным предпринимателем. Стихи и рассказы публиковались в «©П» № 7 и 15, альманахе «Левада», журналах «Воздух», «Дети Ра», «Харьков — что, где, когда», «Вещество», интернет-изданиях «Новая реальность», «Кочегарка», портале «Мегалит». Шорт-листер литпремии «Кочегар» (2017). Живёт в Харькове.

 


ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

 

СОЛНЕЧНЫЕ ВЕСЫ

 

«и в мирное время нам ничего не сообщают а уж в военное брешут как мёртвые» – сказала тётя Тоня и была права потому что стрелки

на весах уже качались и невыносимая тяжесть собачьей головы

была обозначена цифрой шесть – головы бульдога убитого на

болотах Гримпенской трясины профессором Мориарти – праздным

жуликом и плотоядцем замирающим с грифелем в руке объясняя

студентам преимущество новых теорем над старыми аксиомами

и убирающего с затылка пучок седых волос – пряча его в воротник

поворачиваясь к студентам задом и стирая написанное

с чёрной доски переворачивая её в поисках новой теоремы

написанной кем-то – может быть не им но кем-то

кто точно знает сколько граммов пустоты нужно для иссохшего

мозга чтобы он начал работать и сколько нужно земли

чтобы посадить мандрагору а потом выдернуть и с размаху

бросить в окно чтобы она летела кувыркаясь и падала

падала на неподвижный двор молчаливого стоящего солнца

часового нашей любви быстро переводящего стрелки

с одного края на другой и не разбирающегося в наших желаниях

наших страхах и в нашей откалиброванной глупости

летящей вдаль и поражающей цель тем менее чем более

эта цель приближена к нашему лицу как принесённое

известие о страшном разгроме Бонапарта

 

 

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ

 

мясо должно быть холодным

а каша должна быть пустой

тогда ты будешь голодный

потому что ты холостой

 

а Ева упала с древа

и пялилась на меня

«ты дева или не дева?» –

спросил я руками маня

 

её под дубы—в анфиладу

в прохладу вечернего дня

а большего в общем не надо

всё прочее – это фигня

 

старающаяся приглядеться

и стать с разбегу тобой

ну хочешь возьму твоё девство

а сам буду с полой трубой

 

гулять по большому проспекту

всегда выходящему в сад

всегда здесь гуляет некто

кто в общем всегда виноват

 

не тронь лапидарные тучи

они одуряют травой

но есть ли тут кто-то? тот лучник

гудящий своей тетивой

 

кто право верховное дарит

и тянется смелой листвой

к горящей на небе медали

а ночи, о Боже, с Тобой

 

БЕЛЫЕ НОЧИ АМЕРИКИ

 

«Трамп победил потому что они сгнили» – сказал один человек

и был по-своему прав потому что они давно уже превратили

остальных в комаров покорно летающих в белом ночном воздухе

и ждущих когда им разрешат подняться выше и стать

светоносными Икарами отождествляющими свою тоску

с той самой незримой чертой которая проходит в каждом

сердце и уходит в глубину ночи которая всё яснее и яснее

и обозначает некий рубеж начинающий отсчёт в кипарисовых

джунглях берёзовой тьмы и меняющей расположение звёзд

на то что только мнится нам но не является чем-то многозначным

 и розовым а только одной простой пустотой сочиняющей облака

на востоке и взыскующей свою оболочку у зелёных нагвалей

прячущих свою печаль в невесомой тюрьме рассудка и Трамп

падает как картонная карта что выпала нам всем но меняющая

нашу судьбу на убелённое бельё одной старой индианки

вышедшей постирать свои подштанники в ручье Старого Опоссума

и застывшей над своим изображением похожим на старого

шамана в этой зеркальной тьме отображённого на картине

ручья – картине Питера Гринуэя – великого мастера

изобразившего человека таким каким он был всегда

 

ГОЛОСА МЕТЕЛИ

 

февраль семнадцатого года стоит на правильном дворе

который создала природа – похож сей двор на букву "ре"

и спать взвивается мальчишка и тонет в том что не пойми

всё это слишком, слишком слишком как буква "до" и буква "ми"

и раздевается два года и два бездарная война

чтобы войти в простую воду и выпить тёмного вина

и одобренье – это слишком для этой каменной войны

пошли со мной, мой друг братишка, и ты увидишь свои сны

такие яркими как поле, небесный ад и чёрный рай

возьми глоточек алкоголя но подожди –  не умирай

а выпей склянку иль полсклянки и нюхай чудный нашатырь

соседи выпили полбанки но ты у них еду не тырь

возьми небесного извода большое тёмное питьё

и посмотри как спит погода и катится наш год в проём

какого-то лихого бога и это новь для пацана

и знал он в общем-то немного но фрагментарная весна

опустится на эти стены – пусть дождь на эти камни льёт

пацан не вскроет себе вены а эта музыка плывёт

плывёт и пламени коснётся и пламя вспыхнет в тот же миг

и снег так просто не даётся и это милый твой язык

свистит над головою плётка и твой незримый проводник

ведёт тебя в пустые дали где нету в общем ничего

но мы тебя не угадали и в шар играет божество

 

* * *

советский кинематограф спроецированный на мемуары современников

вот что такое – эта музыка слов скрывающая в своих значениях

чёрную пропасть в которую сигали белые офицеры – чёрную пропасть

закамуфлированную белым и красным и спадающую как шарф

с плеча Великого Командора и Изобретателя – истинно советского человека

великой эпохи потрясений и падений что закончилась также

внезапно как началась ведь свирепые ветры утихомирились –

вернее они стали дуть в другую сторону – там где крутилось колесо

мельницы и где небесный солдат выпрыгивал из лодки на песок

и хрустел сапогами ища в чащобе леса то единственное и достоверное

ничто так красит человека занимающегося своими повседневными

делами посреди хаоса небесной тоски и вселенских оков которые

расползаются как змеи душа в своих объятиях запутавшихся

человеков – человеков нашей мечты ушедшей добывать пряники

за любимый горизонт художников-импрессионистов

 

MIDNIGHT 

 

не надо знать, не надо помнить – сижу в одной их этих комнат

и буду памятник лизать – он шоколадный и волшебный и он

оставленный уже нам академиком Потебней – живу на пятом этаже

смотрю вокруг и в ус не дую – смотрю на алую зарю – за белым

ангелом пиздую доверив всё поводырю – а он как облако прекрасен

а он как облако смешон что выплыло из этих ясель и стало

в вышине как слон – и стало памятью кидаться и стало знаменем

гореть – мороз горел – аж минус двадцать и мне хотелось умереть

и вновь воскреснуть – Боже, Боже – за что ты нас родил скажи?

чтоб вспоминали мы про вожжи и соблюдали мы режим?

чтоб в этой оловянной туче игралось с смертью Божество

и зрак молнийный и могучий преображавший естество

на нас смотрел и пали тени на новый день и вновь молчать

сказал нам поводырь оленей – похожая на снов печать

плыла луна, метались тени навстречу розовым ночам

возможно в памяти свихнётся который день который час

но нам нирвана усмехнётся и канет в бездну по мечам

обычных стрелок это время – что будет с памятью, скажи?

но замолчало божье племя и села полночь на межи

 

СЕВЕРНАЯ ПУСТОТА ИЛИ ПЬЯНЫЙ МЯЧ О БОРТА КАТКА

 

кстати у меня в текстах описок тьма – и все они лезут куда-то

торопятся как белые воины чёрного царя размахивают руками

и убирают снег с широких площадок что подготовила зима

для фигурного катания – они там под фонарями стоят

готовые принять сотни узких лезвий коньков и палки держалки

для неопытных игроков в сквош выпивших пятый стакан скотча –

там – на чёрном льду наших надежд и желаний – всё вокруг заиндевело

и движется в том ритме который предписала зима отряхиваясь от мороза

и наблюдая за одинокими лыжниками скользящими

в пустоте настоящего Ничевока – воина нашей печали стоящего

с веслом в руках и как бы замахиваясь на наших нерасторопных

пассажиров – пассажиров этой зимы уносящей нас в даль –

даль стоящую на своих крепких лапах как серый медведь

и ревущую на всю округу человеческим голосом старика-оборотня

которого не убил серебряной пулей Небесный Самодержец –

Хан Пустоты и Конунг Севера

 

ЭЛИЗИУМ НА НЕВЕ

 

«не судите граждане друг друга и не стройте меж собою баррикад» –

так сказала мне одна подруга – ну а я был тоже очень рад

потому что начиналась вьюга – я уеду в город Ленинград

и я буду над Невою белой наблюдать восход приход закат

помогите приготовить стрелы – я уеду в город Ленинград

чтобы там здороваться с Подростком и протягивать собаке

восемь лап – я один на этом перекрёстке – я уеду в город Ленинград

чтобы там слоняться нем как тени и без денег в томный листопад

чтобы в стае тусклых привидений я бы был как кровный верный брат

чтобы взять за ледяную полость и откинуть – «сани» – говорят…

это твоя медленная новость – это поезд что уходит в ад

 

СВЯТОЙ МОСТ МИРАБО

 

Ленин с крыльями и крестом пролетает над святым мостом

пролетает он и готов упасть потому что зелёных крыльев

не дана мне власть – не дано мне падать в огне святом

и встречать там Ленина со крестом – там где он говорил мне:

«во тьму рядись но вступай к Атилле – вставай за жизнь

и выбрасывай в облако якоря потому что во тьме паруса горят»

и во тьме стоит колокольный звон – ходит он по земле – Ленин

со крестом и земная тишь настигает нас – Ленин со крестом

всех на абордаж нас берёт с собой во Сокольники – собираются

там алкоголики – обсуждают всё и берут мочу чтобы отнести

её Ильичу – ну а он проверит – велика ль в ней сласть – Ленин наш –

доверие и земная власть – ну а он стоит улыбается – вместе

с нами во тьме просыпается чтобы идти в огонь – в тот огонь

и лёд где тоска найдёт – к Богу заберёт – Бог рассудит всех

ведь на то Он – Спас – посмотри на крест – на иконостас

Ленин там стоит словно Бог во тьме и тоска гудит как на Колыме

пароход пустой – зеки все в земле только молодой Ленин на земле

он идёт по ней улыбается а потом во тьме просыпается –

на святом кресте твой иконостас – Ленин в красоте

лапидарных фраз и подходит звон и качается – в темноте вагон –

намечается наш поход на юг к тени Ильича – небеса сдают

Вову палачам – ну а он стоит улыбается – белый пароход

на волне качается и идёт к смертям – легендарный юг –

это божий храм где тебя убьют – золотая сеть да земная соль

и за всё ответь там где алкоголь льёт монах простой

во сосуд пустой – не ходи к нам – стой – на земной постой

становись гусар, становись моряк – в небе божьих чар

не разгонит мрак – не разгонит мрак – разлетается –

в темноте луна улыбается

 

ОБЕЛИСК БОГА И ШОРОХ НЕБЕС

 

Бог – это вечный Андропов и вечно нас колет смеясь

штыками из узких окопов – порой не выходит на связь

порой Его тени так страшны – так крепки Его узелки

что вновь содрогается пашня под дланью сей Божьей руки

Он в груди земные колотит – выделывает антраша

и в общем за это не плотит – летит дорогая душа

на встречу – в небесном свиданье я знаю – нас трое – прости

но Ты уходил на заданье а я среди белых простынь

лежал словно белое слово что входит опять в небеса

«пошли мне Господь второго» чтоб чёрного леса краса

казалась ему тихой сказкой – казалась ему забытьём

чтоб скатывался на салазках и вечно листал толстый том

чтоб десять ушедших событий выстраивались в круглый ряд

и мы получали наитье – об этом со мной говорят

здесь звёзды чьи тайные речи как шорох небес не слышны

чьи дети расправили плечи под вой этой гиблой луны

чья тайна проста и понятна и так же ушла в небосклон

как эти прелестные пятна – откуда они? – так и Он

не знает откуда возникли тут пятна небесной войны

и солнце уходит обратно под вопли безумной луны

и тени спустились к ступеням и мается небосклон

откуда скажите тут тени? – тогда мне ответствовал Он

что тени – лишь звёзды столетий и бренным богам не слышны

и все мы тут тоже в ответе под сенью безумной луны

и тянутся десять событий – уходит небесный отряд

а мы получили наитье и звёзды со мной говорят

о тёмной воде и о хлебе – о тайнах простого пути

не боги горшки эти лепят но кроме богов не найти

пожалуй уже невозможно – а кто здесь остался? – скажи

и тянется памятник ложный к адептам рождённым во лжи

и, Боже, увы междометья опять в моей речи пестрят

и кто мне за это ответит? – уходит отряд октябрят

чтоб в зное растаять и снеге – чтоб верную память найти

а я к вам качусь на телеге чтоб сняться в одной из картин

про тайного белого волка – возводит глаза к небесам

большая тупая двустволка и ты помоги себе сам –

мой Бог, помоги Себе тоже – ведь здесь дорогая печать

лишь то что ночами тревожит и каждый обязан молчать

и впредь Тебя не беспокоить и вот Ты остался один

достань же небесной рукою семь звёзд – стань Себе господин

и в прошлом ни тени возврата и  в прошлом ни тени Тебя

взгляни как земное богато и нас отпусти теребя

шнурок от большого звоночка – Ты снова один, Господин,

скажи – что является ночью когда Ты как ворон один

кружишь в этом пении тёмном и тайны бегут тополя

один в этом мире огромном – один как большая Земли

Ты нам не жених не товарищ и нами уже не рождён

и кистью завес отоваришь а после безудержный слон

бежит чтобы с тенью расстаться и тайным приливом дыша

проходит тут ангелов двадцать и в бренное тело душа

заходит опять в этом круге – а тот кто вне счастья рождён

расскажет умершей подруге о том что во тьме небосклон

 

ПРОДУКТЫ ВТОРИЧНОЙ ПЕРЕРАБОТКИ

ПРИОБРЕТАЮТ ВСЁ БОЛЬШУЮ ПОПУЛЯРНОСТЬ

 

шоколад – это стадия дерьма – я всегда об этом писал

и умилялся – крупные слёзы катились по моим щекам

и падали в неизвестность – поскольку окружала меня

неизвестность – в мареве слёз расплывался окружающий

мир и я плакал и рыдал – поскольку мир – это тоже стадия

дерьма и он тоже плывёт в канализационной канаве

к скопищу сточных вод чтобы там быть очищенным

и стать мягким шоколадом и чтобы всё повторилось вновь –

шоколад – рот – пищевод – желудок – задний проход –

канализация и чтобы всё снова плыло в канализации

чтобы растаять в мареве слёз и повториться и повториться навсегда

 

ПОДУШКА НАШИХ СНОВ

 

«тело как присутственное место» – плачет в темноте моя невеста

плачет и во тьме она рыдает – больше ни о чём она не знает

и не знает бедная простушка что от слёз мокра её подушка

тает в темноте но изначальной – уплывает из огромной спальни

а потом по космосу блуждает только вот невестушка не знает

где блуждает бедная подушка «наливай, скотина, твоя кружка вновь

пуста – в пустыне там где змеи вновь ползёт товарищ Вахрамеев

и взывает к соколу отважно – что – не хочешь в свой стакан бумажный

вновь бодяги этой из раствора – о тебе скучала твоя Кора – говорила:

«как он в небе важен – этот пьяный парусник бумажный – этот злой

матрос – для мизантропа просто он находка а Европа – это просто

место – храм для гениталий – вы её ебали когда спали» – так глаголила

седая Кора чтобы больше было разговоров между тем и этим

в этой встряске» – захожу к тебе я без опаски, милый мой товарищ Вахрамеев

но ползут по капители змеи – они змеи Солнечного года – так

тебе вот эта блин природа – ну а ты ей внял – пополз сердешный – полз ты долго в темноте кромешной – но тобою найдена подушка – та в которую спала подружка и она как ветер здесь немеет – бедная подушка, Вахрамеев

 

ЛЮБИМОЕ ТЕЛО ОГРОМНОЙ ЛУНЫ

 

я был в форме – в форме ангельского дьявола парящего над толпой

с изогнутым мечом в руке я наблюдал как они унывают

как волшебное знание начинает казаться им зраком луны

как тени Ильича и чучундры ползут по позлащённой стене

и как спрятанный квач манит их всех за собой – они ищут

его в кустах растущих неподалёку от коттеджа где жила Мэрилин

Монро и президент Кеннеди играет в сквош переодевшись

в белое платье медсестры Амелии наблюдающей за своим постояльцем

в цейсовский бинокль моряка Третьего Военно-Морского Флота США

вплотную подошедшего к нашим пределам и курсирующим

между нашей планетой и дорогой звездой Антарес – истинным

обиталищем переодетых богов Третьего Рейха – пока босс

играет на трубе Босх одевает себя и ложится спать

 

О БЕНЕФИЦИАРЕ

 

луна Саши Соколова сделана в Гамбурге и нам

никогда не совершить этого бумажного путешествия

не добраться до Гамбурга ни вплавь, ни в яви, ни во сне

потому что эта луна качается как маятник в старинных

часах а автор выглядывает из-за альбома 19-го века

с засушенными розами написанного барышней под диктовку

маменьки – вот так и Саша писал под диктовку маменьки выводя

старательным круглым почерком: «я люблю своё Отечество,

птица – роза, ангел – сундук, родиться надо непреложно

и ложась спать закрывай ставни на шесть засовов а то лютый

ворог просочится сквозь них струйкой холодного воздуха

и задует свечу вокруг которой только и летать бабочкам

нашей любви рождённым на сенокосе на заливном лугу

в имении барчука Набокова – большого проныры проникшего

сквозь тайны луны к арифметическому космосу старика Архимеда…»

 

ЗОЯ

 

Зоя Космодемьянская – это родимое пятно советского человека

Зоя режет торт, наливает чай и клянётся в своей любви товарищу Ленину

клянётся в своей верности товарищу Сталину

она протягивает им руки – верная комсомолка, девушка X

зябнущая – её плечи укрыты шалью а руки её холодны

она зябнет потому что дыхание космоса окутывает её

с ног до головы и жёлтые звёзды мигают ей – усопшей воительнице

Белуджистана потрясшей современную Индию своим подвигом

и своим платьем цвета утренней зари надетым в канун

её семнадцатилетия – она ещё поправляла белую розу в своих

волосах и шла с окровавленным факелом к сипаям

чтобы взорвать пороховой погреб и взлететь на небеса

к великому Аллаху – покровителю всех бедных и несчастных

затерянных в Его империи для того  чтобы растаять в отражениях

Его зеркал спрятанных в самых укромных уголках Его сада

и задрапированных тканями от мерзких иноверцев –

Аллах с ними на вечные времена

 

ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ ЦЕПЕЙ

 

а потому что диавола они изгнали потому не в тягость им

то что раньше было обузой – так ли, дети каменные?

вы тянете свои причиндалы скользя по горке ледяной

и тарахтя игрушечной машинкой по бугоркам и туесочкам

разбросанным там и сям – а в них спелые ягоды – малина, клюква

а также дорогая голубика – поэтому, родные пистолеты, вам

всем здесь лечь и вместе не вставать а кто рождён был

истинным поэтом того уж нет здесь – с нами, твою мать

 

РЫБАК

 

«пока гром не грянет мужик не задумается» – сказала Февронья

и перекрестилась и мужик почесал себе лоб и пошёл гоголем

в рубахе навыпуск женихаться к Наталье а Наталья сидела

на завалинке и лузгала семечки и смотрела на вновь прибывшего

мужика который выплясывал перед ней комаринского и помавала

своею рукою в перстнях а потом включила свет на одиноком столбе

что стоял рядом с её домом – выключатель свешивался на длинном

проводе со столба, поцеловала свою ладошку и бедного мужика

унесло куда подале – куда макар телят не гонял – чинить сети

и звать умильно золотую рыбку дабы купила она ему патефон,

новые галоши и удочку с инфракрасным прицелом для малой

и большой голубой рыбы водящейся в ставках Индокитая

где и жил наш герой – Алексей Степанов – примерный буддист,

отец троих детей и мастер метания маленького мяча

на огромные расстояния

 

ТРЕТИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ

 

я бы создал Третий Интернационал если бы за говно заставляли платить впрочем – это ничего бы не изменило – ведь мы платим за говно

каждый день а иначе всё потеряло бы смысл – толика говна

вот что придаёт смысл нашим действиям и представлениям

о себе и окружающих точно так же как то что окружает нас

испачкано говном Манвантары – этого земного воплощения

Земного Рая который обернулся Адом лишь из-за нашего

неумения его распознать и наставить его на путь истинный

чтобы Рай приехал к нам домой в поезде дальнего следования

чистил зубы нашими щётками, умывался из-под нашего крана

а потом исчез бы как эта полная луна в окне исчезает при

наступлении солнца – она гаснет, она тает, небо бледнеет

и первые скворцы заводят свои песни под привычный шум

трудовых будней

 

* * *

как чудесно здесь пахнет зарплатой

и кружится во тьме пьяный дух

ты сегодня нежна и богата

ну а я – твой бенгальский петух

 

ну а я –  твой откормленный петел

что скитается как ничего

его взор оловянен и светел

вы когда-нибудь знали его?

 

вы когда-нибудь видели Петю?

он прекрасен как гальский петух

его взор оловянен и светел

и он кушает с нами за двух

 

дорогих петухов сенегальских

за дворами их топчет в тоске

подари ему тоже бенгальских

чтоб висел он на волоске

 

чтоб вздыхал и молился Прасковье

что взяла свой отточенный нож

что лежит у его изголовья

только Петю сегодня не трожь

 

Петя встанет и крылья расправит

полетит над Землёй голубой

как когда-то наивный Гагарин

пролетал над священной Москвой

 

и кидал в неё пачку бананов

вы не верьте – не ем я за двух

и нисколько сегодня не пьяный

просто я – ваш бенгальский петух

 

и взлечу над прекрасным насестом

стану сразу звездой кочевой

подыщите друзья мне невесту

чтобы стал я священной Москвой

 

чтоб расталкивал всех и кудахтал

и кидался в тугие силки

чтоб на небе наяривал трахтор

и вязал я свои узелки

 

чтоб прекрасных и модных симфоний

написал мне товарищ наш Григ

чтобы был я бенгальским в законе

а потом прикусил бы язык

 

и катился по мамину трапу

чтобы хаял своё ничего

только дай мне, начальник мой, лапу

чтобы я не забыл – но кого?

 

я уже не упомню – уважьте

помогите больному стрелку

только стул его вечером смажьте

чтобы прибыло в нашем полку

 

чтобы понял кто с нами ответит

кто тут сунется с нами в кусты

только знамя никто не заметит

и над нами толкутся посты

 

остановят они и не спросят

кто ты сам и откуда, чей сын

только ветер их в воздухе носит

Ты по-прежнему, Боже, один

 

ЧАД КРУТИЗНЫ

 

да и мы с тобой – варимся больше пяти минут – не так ли?

поэтому мы крутые и поэтому дай нам больше счастья хоть

на крупицу чтобы удержать этот дождь в своих ладонях –

чтобы оно не проскользнуло мимо нас бесноватым ручьём

а впиталось в почву и чтобы вырос на ней большой баобаб –

африканское дерево чтобы пугать страусов и приманивать

под свои ветви львов раскинувшихся со своею семьёю

на просторах саванны где гуляют антилопы гну и бродят

одинокие жирафы и озеро Чад отражает крупные звёзды

чёрного небосклона

 

ВЕСПЕР

 

изысканный цветок несчастья – ваша поздняя культура

Раннего Средневековья – когда ангелы сплетали свои объятья

кружась вокруг очага влюблённых в них теней и тени

плакали и истаивали стоя но коленях сжимая руки

и моля о чаше этот скорбный крест который высился

во всё сгущающейся темноте как фигура Амона

размахивающая мечом и указующая перстом на Восток

или может это галки сели на крест и не были видны

во мраке который озаряла всепрощающая вечерняя звезда

 

В ОБЪЯТЬЯХ ЛЮБВИ

 

Нил Янг Сигурдссон – шведский кладовщик хранящий

у себя головку селезня, стеклянные бусы и перочинный ножик

отца Иакова который боролся с Богом и почикал этим

ножиком Вседержителя – а так всё в порядке – голубая луна

плывёт в атласном лоне вод, старьёвщик заводит свою

порыжелую от времени шарманку и белый огонь

по-прежнему опускается в глубину лета чтобы

завершить его достойным образом а именно – показать

этим мелким крабам как лучше спрятать свою еду

чтобы избегла она прилива и хищного ока человека –

вездесущей твари обитающей в неизмеримых глубинах

нашей Вселенной и тачающей свой сапог – там на завалинке,

мурлыкая про себя песню и пряча лицо под широким

козырьком сатиновой кепки

 

ВОРОГ НЕ СПИТ

 

ворог – он не спит и я не сплю потому шо я и есть этот ворог

который качает в люльке героя а герой заливается – кричит

а ворог трясёт погремушкой и звонит в школьный звонок

шобы герой встал и пошёл в школу – в школу одиноких маньяков

и предателей своей Родины – предателей надо тоже готовить

как готовят куриные окорочка – ножки Буша для Его Величества

господина Трампа и он поедает их макая хлеб в масло и не вытирая

жирные капли со своего подбородка – потому что он настоящий

предатель американского народа – этот свинячий Трамп

такой же лёгкий как тушка моей бабушки которая стояла

в прихожей дожидаясь зимних заморозков и плакала

искренними слезами недотёпы-подростка потому что

ждала солнца – зимнего солнца которое воспел поэт

когда его няня несла ему холодную телятину с белым вином

или какой-нибудь ростбиф или эскалоп – чёрт его знает

умел ли повар Пушкина готовить их – и поэт ел

и писал чудное стихотворение чтобы бабушка ждала

солнца в своей захламленной прихожей и плакала

искренними слезами влюбленной тоски – тоски

истинного неандертальца и вагонометра которые только

и знают как отсчитывать километры дорог вдоль трамвайных путей

 

КОНЕЦ УЖАСНОЙ ЭПОХИ

 

мир не перевернётся –  всадник не улетит – воин не усмехнётся

под удары копыт – снова во тьме херачат тёплое бытиё

тёплым не обозначен белый архангел поёт – белый огонь вздымается

на вышину кремля – кто с этим миром мается – в нём гудят тополя

в нём дорога останется и три пенька для кобыл чтоб примостили

задницы – я ведь тебя любил – я ведь тобою мучился – я ведь тобою

горел – ходят архангелы тучами – я стою не у дел – я стою не у девицы

в одиноком строю как одинокое деревце но ведь тебя я пою – я стою

словно маменькин заговорённый перст – перст этот видно каменный –

перст для божьих невест и потому над хоботом тень боевого слона

сядь поделись с ним опытом – ты ведь ему нужна – ты тяжёлая всадница

для небесных кобыл – тень в изголовье прячется – я ведь тебя любил

и над влюблённым героем тает во тьме пустота – мы родились чтобы строем

к Раю нести Христа – тенью последняя пленница кинулась в Ничего

восемь на девять не делится и над уснувшей Москвой в небо

раскрывши объятия строем уходят войска – ты не шуми, моя братия,

ты не шуми, а пока снова пойди в воскресение – тихо спроси: «где Ты был?»

и пошатнутся растения – жизнь – это горе судьбы и в сокровенном разъятии

снова увидь где ты был но не шуми, моя братия, Он тебя тоже простил

 

ПЕСНЯ КРАНОВЩИКА

 

не срослось у бедного шнура – с хуем не срослось большое тело

мы ребята с нашего двора и не знаем со шнуром шо делать

то ли взять сейчас аккордеон и сыграть вприплясочку тальянку

я хотел бы так же как и он направлять к рейхстагу наши танки

но не вышло – бедный и больной я сижу на высоте убогой

и гляжу как солнце за спиной вырастает в лунную дорогу

ты – красавица – моя печаль – моя Зинка закрывает банки

ничего сегодня мне не жаль и идут к рейхстагу наши танки

 

ЛЮДИ И ЗВЁЗДЫ

 

я дарил ей Пинчона, покупал ей цветы а она говорила что я – знак пустоты

что я – чайник рассветный что кипит на плите – я на ферме секретной

собираюсь лететь на другую планету но тебя не прощу не за ту

так за эту пустоту-маету потому что я ангел что летает во тьме

что берёт овощ манго по доступной цене и на эту планету

я ногой не ступлю потому что монету мне дают по рублю

потому голос алый мне и дан на века что летал я усталый

и немела рука в этом воздухе ситном – он простой – вещество

по манере копытный но вы знали его – но вы знали – архангел

здесь витал в небесах – был он высшего ранга но в застывших глазах

он слезой отразится что туманит мой взор – пусть расскажет нам птица

и подземный шахтёр что летим в кои веки – кто куда но сюда и спроси

человека – он не знает – звезда не придёт к нему в гости – тёмный лес

не простит что он слеп на погосте – вот архангел летит – он летит

и не знает – кто куда и зачем – вдохновенно играет он в одной из систем

и по мирному небу он идёт впопыхах – остальное нелепо – остальное

лишь страх что скрывают зеницы вниз смотря сквозь ручей –

посмотри на страницу – он ведь тоже ничей – он ведь тоже не нужный

ни себе – никому и последний архангел – он спускается в тьму

чтобы там всё проверить – всем крестам по местам – только нежные

звери собираются там

 

НА ПАМЯТЬ

 

выжженная добрыми большевиками земля  оплавилась – падает дух

и ты делаешь то что сегодня велят потому что ты пишешь за двух

потому что в рисованной комнате тень притаилась за каждым кустом

ты сидишь между строчек сидишь в пустоте потому что ты знаешь о том

что наивная песня кидается в мир как ракета на жало меча

и трепещет пресвитер и падает клир на колени теснясь гогоча

потому и взрывается бедный завод что отряды здесь тоже рычат

подходя со штиблетами наоборот чтобы тихо забрать Ильича

а Ильич уж согласен Ильич уж готов тёмной лодкой по дереву плыть

и по морю чернеющих тёмных голов без базара желающих пить

потому и врезается тело врача в этот тайный и тёмный извод

потому что на улице тени кричат – в пустоте а не наоборот

потому что архангельский плот голубой вновь поплыл  по зелёной воде

сильно дунул в трубу этот ангел рябой потому что мы с вами нигде

и нигде погибаем за два метра трав чтоб проснуться во тьме голубой

дай ей честное слово что память добра – нарисую губами любовь

 

НОЧЬ

 

овчарка которая укусила меня умерла память во мне

воздвигли и день становится ясным – спроси у друга – о чём? –

как его дела – и тень подползёт к лицу и станет вдруг небо

красным

 

тень, уходи в голубиный рай – там где тебя не ждут

там где тебе не верят – с ясенями и тополями играй

пусть их дорогая ровная – на ней не закрыты двери

 

и пусть твой большой котёл окажется медным котлом

в нём тебя окружили и взяли на расстояньи

и поставили под нужным углом

и ты стоишь словно белый аист и просишь на пропитанье

 

белое белое небо, тебя на мгновенье позволь

снова спросить о чём-то чему не знаешь названье

так замирает в голодной груди алкоголь

а к телу безумную зависть питает моё сознанье

 

слава – бездомная слава, скитается по углам

был мой вечер нелепым а ночь была прохладной

делим безумную силу ровно напополам –

вечер останется телу а ночь будет скатертью ватной

 

БОЙЦОВСКИЙ КЛУБ

 

она читала Чака Паланика – умного человека и дорогого собутыльника

она плакала у него на груди и трепетала от счастья когда видела

как он печатает на клавиатуре свой очередной дорогой роман

о нашем детстве – нашей несбывшейся юности и отчаянной молодости

молодого хип-хоппера качающегося на роликах молодого мальчика

накаченного деньгами и алкоголем – монструозного принца

наших окраин где делят без остатка на сто свой дневной улов

и замирают глядя неподвижными глазами в пустоту телеэкрана

мигающего с неровной полосой бегущей по поверхности монитора

и с этой мелкой сеткой которой окрашены наши сны наши дни и ночи

и наше отчаяние забывающее на правах пайщика отдать честь товарищу

генералу – самовластному властителю десяти жизней копающих пруд

на его даче в Подмосковье там где вечер неистов а ветер нежен

и где молодые берёзы воздевают свои белые руки к развороченным небесам

 

ИГРОК ИЛИ МОЛЕНИЕ О ЛАЙКЕ

 

о лайке молюсь, прости Господи – о простой сибирской собаке

о нашем поводыре ведущем нас сквозь дебри смыслов к изюму

нашего существования – хрустальному шару нашей Вселенной –

одинокой Луне в туманности Андромеды упорно льющей свой

свет на одинокую Землю и манящей одиноких игроков к пустоте

где стоит ломберный стол – карты уже на столе и доска с грифелем

чтобы писать на ней выигрыш или проигрыш и семь Муз нашей

тоски владеют нами пишущими свой проигрыш путаясь в знаках

и ломая грифель потому что Луна всегда в выигрыше – она

не может не быть Луной как черная тень Сатурна не может

не быть падшим ангелом описавшим росчерком своего крыла

нашу будущую судьбу в этой зелёной Манвантаре – судьбу искр

мятущихся над костром и исчезающих в тёмном внимательном небе

 

ПАЦАН ИЗЪЯТЫЙ ИЗ ЛЮДЕЙ

 

а мать мудра и благородна и разрешает жить свободно

несчастному братишке-пацану – пусть мнёт он за бока

тупых красавиц или уйдёт в дацан чтоб Богу помолиться

он всё равно один пацан и если суждено влюбиться

то влюбится в красавицу одну к которой непристойно

женихаться – она идёт как ласточка ко дну а он один

хотел бы здесь остаться но говорит она ему: «тону»

а на дворе мороз и минус двадцать и тут вдруг стало жарко

пацану и стал он с ней – с русалкою, купаться в разъятой

проруби – на чёрной мостовой седого неба – нет ли там конвалий

но говорил себе он: «Боже мой» и с ним орлы как дети танцевали

 

ВОСТОЧНЫЙ ВЕТЕР СТУЧИТ В ДВЕРЬ

 

судьба уходит восвояси за белой пачкой сигарет

а наш сосед пантеру красит – наш удивительный сосед

как будто вышел из дурдома и сел на стройного коня

как это всё увы знакомо – вы не полюбите меня и не поймёте

Боже правый, дожить опять до тех седин когда не пользуются

славой и вновь остался ты один стоять как воин – нем на бреге

возьми себе поводыря и позаботься о ночлеге ведь между

нами говоря – один затерянный в Сибири как бедный всадник

на скаку и не запомнивший о мире ничто как будто на бегу

не беспокоит наши ясли – лежит младенец тих и нем –

один плывёт среди напраслин – один средь солнечных систем

поёт и думает о мире чью кровь волнует не спеша оставшийся

в пустой квартире – вы не забудьте малыша и вспомните о нём

хоть слово – хотя звук какой-то во плоти но он уходит

в полшестого и ты не можешь с ним уйти

 

ГЛИНЯНЫЕ ПАРНОКОПЫТНЫЕ

 

я гулял по проспекту злой и терпеливый – наблюдал

за восходом и закатом светил и качался с ночами

в этой маленькой бричке – в пустоте эта сволочь

раздвигала сознанье – уходил я недаром в эти зыби

песочные – только маятник падал – тайна тьмы увядала –

быстро сыпалось небо сквозь пустые стада – в этом чёрном молчаньи

зебра летала глубоко и ловил её всадник и искал её Фавн –

высоко была нежность там где древний начальник перевёл наши стрелки

на два шага вперёд – видно слабое белое низовое свечение

лимбы катятся к югу – убывает звезда

 

ОВРАГ ЗА ДОМОМ

 

у кота должны быть сапоги которые бы стаскивал и чистил слуга

помоги слуге помыть сапоги собаки скрывшейся от нас во мраке

кстати в свите Воланда не было собаки но единственным другом

Пилата собака была которая рвала на куски тех кто покушался

на жизнь дорогого хозяина – бедная собака, ты вместе с хозяином

своим умерла – об этом говорят светила и прочие знаки

бедный бедный пёс, ты скитался во тьме как живой а потом

прибыл к светлому изгнаннику расположившемуся на бивуаке

ты мотал у него на плече головой – больше бедной собаке не нужно

всё прочее – это враки ну а кот промышлял – у служанки стащил он

кота и сожрал его тоже, ловил рыбу, жрал пудинг в бумаге

посмотри мне в глаза и скажи что кошачья жизнь маета

только кот и собака здесь ходят и ходят в овраге

 

ПИСЬМО К МИЛЕНЕ ИЛИ В ГРЕЧЕСКОМ ЗАЛЕ

 

 

люксембургские розы растут в этом саду – в саду садовника Этьена

ещё там бродит какаду – на голове густая пена

из перьев – в правом же ряду – там спряталась моя Милена

и я слежу за ней и торт в неё бросаю – кус изрядный

она ж – графиня Де Ла Морт – надела платье и в нарядном

блуждает здесь и впопыхах оставит на столе расчёску

ах – мы парим на воздухах – губами двигая чёчётку

одной из тех прекрасных кукол что продал нам старьёвщик Ганс

я их по головам постукал – сказал им тихо: «данс из данс»

и как запели, заплясали, задвигались и затряслись и стало тесно

в тёмном зале что был за бархатом кулис – ну а теперь

он в яви явлен и он огонь и вещество и ты при нём

как вождь оставлен смотреть за бедною Москвой

которую оставил демон – она пропала – он был нем

такие вот настали темы про мировое – между тем

в одном из ангельских антрактов спеша к архангелу спеша

мелькая меж уставших тактов мелькнула в тень моя душа

и я был памятью доволен и я был кровью побеждён я был

как вы и я был воин что голову среди знамён не прятал словно

пёс довольный я шёл к хозяину тайком и было мне увы не больно

и был я гением влеком в своём определённом праве –

в своём определенном дне – не помышлял о бренной славе

а к звёздам мчался на коне

 

НАШ ОБЩИЙ ДРУГ

 

Бурятино из Бурятии – наш общий клоун заставляющий

нас улыбаться и хлопать его по плечу и говорить:

«да ты молодчина парень – ты самый настоящий молоток

которым забивают гвозди узники мрака держа эти

гвозди у себя во рту и взмахивая крыльями» а гвозди

золотые – шляпки у них изумрудные и ангелы забивают их

а Бурятино корчится и умирает со смеху пока играют

священные хоралы и хоры поют а Бурятино пляшет

в одном носке подскакивая подпрыгивая на сосновой доске

и служба длится и оранжевый вечер опускается на землю

и красное солнце гаснет и только далеко в рощах

сверкают золотые плоды апельсинов да одинокий

крестьянин везёт на муле бочку с дождевой водой

 

МОРДОР В ТВОЕЙ ГОЛОВЕ

 

1.

 

из Мордора уйти невозможно, потому что там нет кофе (куда ж я пойду –

я ещё кофе не пил)

потому что невозможно уйти из Мордора – Мордор он навсегда – он единый

могучий и бьёт молнией из тучи – Мордор он намекает – вот ведь как

с тобою бывает – а ты не веришь мне – бедный ротозей –

скорее зови сюда друзей и будем вместе умирать – будем

покачиваться в этой чёрной лодке на волнах неминучей смерти

будем разевать рот и смотреть на солнце – на этого Жёлтого Цыплёнка

а он заклюёт тебя – он вырвет твои очи и отправит тебя путешествовать

к городам твоих предков – смерть от воды посреди воды

но куда бы не вели тебя твои следы – ты сперматозоид или яйцеклетка

пополняешь ушедших стройные ряды – прыгаешь как обезьяна

с ветки на ветку и если дотянешься до банана то дотянешься

до звезды

 

2.

Мордор в твоей голове потому что уйти невозможно

из маминой спальни – ну а ты просыпаешься в мягкой траве

и ты слушаешь звон – дорогой погребальный

он плывёт над тобою в голубой вышине – он плывёт словно ангел

в голубиной лазури – ну а ты восседаешь над ним на коне

и пригубишь немного прадедовской дури и пойдёшь

вытираясь травой ключевой словно бледный архангел

что скатерти носит – но останься в траве и уйди за травой

вот о чём  тебя демон безропотный просит и ты падаешь

с саблей в тугую траву – её рубишь и косишь

и таскаешь за косы но смотри – семь лимонниц лежащих

во рву – это то что на небо тебя к Богу уносит

 

Я

 

я – новый Шаламов нового ада – я иду по извилистой улице

сверните вот тут за мной направо – я покажу вам казённое небо

в синюю и серую полоску а потом белого аиста

стоящего на одной ноге – там где кучевые облака свисают

с фиолетового полотнища он стоит и держит в клюве рыбку

а под правой лапой у него змея извивается и тянет свой хобот –

своё туловище к брошенному персику выкатившемуся

из корзины одного мальчика направившего свои стопы

к балкону чтобы смотреть на толпу и подкидывать

вверх связку бананов грозя толпе пальчиком пока она

медленное расходится чтобы принять должное –

омлет на ужин и три стакана кефира

 

СБОР СВЕТЛЯКОВ В ОСЕННЕМ САДУ

 

Новый год в душе одинокого самурая загорается словно

косоокая тень – мы стреляем в зелёный проём – мы стреляем

пули летят по аллее – летят в пустоте и зелёный Эдем

запирает мурзилку в этом общем вагоне и летит на восток

переворачиваем картинку – смотрим где наша повесть

а она словно сток по которому мчится вода без объятий

золотое крыло и янтарная спесь – посмотри на огонь собирающих

братий – их нелепую совесть на цепочке завесь – силомер

же покажет чего они стоят – а они собирают хризантемы в саду

только тихие тени архангелов воют – те что с нами в театре

но в пятом ряду

 

АЛМАЗ ИЗ ПОДНЕБЕСЬЯ

 

полки пришли в Ессентуки и стали на ночлег и к ним

приплыли пауки и смелый человек сказал как важно для него

что он пришёл один чтоб поздороваться с братвой – наверно

Божий Сын так к пастве выходил тайком и тайно всех крестил

и нам поэтому легко и мы лишившись сил впадаем в речь

из тех что меч канечно не сечёт и потому очеловечь – поэтому

не в счёт все ухищренья губ и глаз – всё падает во тьму и потому

горит алмаз как данное уму волненье губ, волненье встреч, волненье

серых глаз а потому пылает меч а в небесах алмаз

 

ЛАБОРАТОРНЫЕ ДЕВЫ

 

я далеко не ангел и вряд ли хорош для всех поэтому в этом танке разделанном под орех горю словно ангел Бога – податливая скамья –

на ней имена здесь Гога был а я ни хуя поэтому этим вечером

расставленным словно смерть я понимаю что нечего глядя

на круговерть цифр и дат в этой памяти что разольётся ручьём

поэтому вы не заняты Иванычем и Фомичём а заняты только

праздником который согреет вас а также тем милым проказником

что смотрит вам млея в анфас а также тем милым бобиком

что трётся у ваших ног – поплачьте над белым гробиком

лежащим во тьме сугробиком под коим кто-то усох какая-то

галка серая иль жертва сего воронья – мышь до чего ж она белая

за нею коты стоят – не знают они сердешные чего ей пришёл

кирдык – а мышь – это девушка здешняя – и в общем с ней были

лады пока не упала во озеро – не стала ундиной стальной

и я достаю свой маузер и свой небольшой двойной чтоб

снова успеть до зачатия воздвигнуть над гробиком крест

но прошепчи про объятия Христовых стальных невест

 

ЖИВОЙ КОСМОС

 

звезда живых и солнце мёртвых со мной соседствуют всегда

и плюну я дракону в морду –  он безобразен, господа,

он безобразен словно вымя большой и палевой луны

что потрясёт друзей своими лучами бешенной длины

и сны так просятся к нам часто как часто ты был в снах прощён

не выходя из-за участка – под сенью каменных знамён

скрываясь – боги, боги – о люди вы наряжены

для этой палевой дороги и вы прощаете нам сны в которых

в ледяном богатстве верховный месяц сеет луч

и вы остались в этом братстве а я ушёл средь чёрных круч

искать где деревце златое – на нём лёдянники дрожат

но ты не знал кого здесь строят взлетаешь ты как чёрный Шаттл

в пространства космоса тугие – фонарь взрывался на копье

и мы летали в нём бухие вновь загоняя жизнь в Амьен

а там под звонницей часовня – а там который день спешат –

бег этой памяти бескровный – прикосновенье малыша

который занавес цепляет а сам взирает нелюдим

как кто-то в космосе летает и прикасается к златым

огромным звёздам в этой шафе – в этом обугленном ручье

и я висел на этом шарфе и говорил себе: «зачем

я тронул снова эти реки в которых падает сержант

сжимая карабин – на бреге оставив цирк и антраша

и под ноги зима готовясь здесь расстилает свою снедь

и каждый день уходит поезд чтоб где-то в поле замереть

и стать» – мой парусник бумажный, лети к отвёрстым небесам

и забирай собой отважных но если здесь остаться сам

захочешь – дело только в визе – возьми её проштемпелюй

но он остался на карнизе – а с ним любовь и поцелуй

 

НЕБЕСА ОПОЯСАННЫЕ ПОЛОСАМИ ЛУНЫ

 

«я уеду в город Бомжайск – буду там теребить твои розы»

говорила она дрожа уворачиваясь от мороза – ну а я

говорил ей: «зачем? все мы крутимся в нашей системе»

была полночь уже между тем и неслышно падало время

словно снег чей любимый узор – это несколько диагоналей

перекрещенных словно в дозор семь панфиловцев на небе стали –

они ходят во сне впопыхах – ожидают Гудериана –

между тем приближается страх и возносится в небо Нирвана

чтоб звонили в колокола о пропащем во тьме человеке

ты все вещи свои собрала и ушла чтоб на каменном бреге

вспоминать о зелёном шитье на мундире прекрасного брата

говорил ей садовник Этьен: «ты в позоре одна виновата

ты одна виновата лишь в том что на небо возносятся люди

не оставив своих на потом а садятся и бережно судят

эту жизнь чьи простые дела – это тени на мятой повозке

чью поклажу уже убрала заменив её тусклой полоской»

и горит голубиный рассвет в этой тёмной ночи без изъятий

ну а большего не было – нет – в этом мире без слёз и проклятий

словно луны пропали во тьме и возносится снег из орудий

приготовленных к этой зиме – в этом небе нас больше не будет

 

СУДЬБА В КЛЮВЕ ВОСТОЧНОГО ПОПУГАЯ –

ПТИЦЫ ОДИНОКОЙ И ВЕРНОЙ

 

нет такого писателя как Дмитрий Дедюлин – меня дубинками

прогнали с пьедестала, бросили в толпу размалёванных статистов

я остановился прикурить у какого-то огромного мужика – он плясал

комаринского и шевелил растопыренными пальцами левой руки

он остановился чтобы дать мне прикурить а потом дальше пошёл

плясать под разухабистую музыку – смесь шансона и пионерской песни

а я пошёл между шатрами ярмарки искать своё счастье – вот щас найду

одинокого шарманщика – он протянет корзинку с завёрнутыми записками

своему попугаю и я узнаю свою судьбу – судьбу одинокого Птолемея

наблюдающего за звёздами с вершины самой высокой пирамиды

а потом удобного устроившегося возле своей гробницы, отхлёбывающего

из фляги греческого вина и поющего песню об отряде спартанцев

идущем в дальний поход – в Персеиду чтобы встретиться с воинами

Дария и ударив копьями в их щиты опрокинуть их строй смешать его

пусть спасаются бегством и пусть слава лакедемонян растёт – пусть

эти греческие волки рыщут по богатому полуострову набирая добычу

а потом везут домой ткани, вино в амфорах и несколько талантов

золота и серебра чтобы не пропасть в годину бедствий и несчастий

вырулить кормовым веслом – пусть парус не сорвала буря – он поможет

отыскать дорогу домой наполнясь восточным ветром – этим другом всех

странников идущих верным курсом под сень родных оливковых рощ

чтобы лежать под деревом с веткою мирта и смотреть на голубой

на синеющий на мирный и глубокой крутой небосклон дорогой Аркадии

где же лакедемонянам отдыхать от походов

 

В ЧУДОВИЩНОЙ ПРОВИНЦИИ – В ГЛУБИНЕ ПЬЯНОГО

КОСМОСА НА КРАЮ ВСЕЛЕННОЙ

 

на машине с полицейской или спортивной окраской мы ехали в Уорвич

в Уорвиче нас ждал детский сад дети коего должны были сыграть

в детской пьесе «Фея и семь осьминогов» но они не сыграли

в этой пьесе так как мы не доехали до Уорвича – мы застряли

в пабе называвшемся «Чудеса жизни» причём Санта изображал

эти чудеса извиваясь как осьминог пока нам наливали ещё одну

пинту пива а Клаус играл на гитаре и пел песню «Моя гитара

тихо плачет…» пока фея – мисс Розалинда не станцевала канкан

на заблёванной стойке этого деревенского бара в штате Коннектикут

или Айдахо – это не важно как не важно какая погода стояла

во дворе так как все мы были веселы пьяны и потрясали дотоле

спрятанным оружием – пластиковым пистолетом-пулемётом

приготовленным для лучшего исполнителя роли осьминога

а мисс Розалинда трясла бубном припасённым для лучшей феи

на всём Восточном побережье или где там ещё где бродят коровы

и одинокий пастух щёлкает бичом или стоматолог округа едет

на своей машине на выставку-ярмарку стоматологических изделий

в городок Гринвич что на юге штата Миссисипи а может быть и на

Луне или в каком другом богоспасаемом месте нашей увенчанной

золотыми изделиями Галактике – лучшей девушки среди туманностей

нашей Вселенной

 

АЛЫЕ РАССВЕТЫ НАШИХ СИНИХ ПАЛЕСТИН

 

«водку пьют только аристократы или дегенераты» – сказала ты

и я удивился новой мысли – ты умеешь мыслить и я

пошёл пить водку – по утрам я дегенерат а вечером аристократ

я угащиваю всех своих друзей – я подливаю им в бокалы

я хлопаю их по плечу и прошу их ещё раз спеть эту замечательную

песню а утром я дегенерат – я ни на кого не смотрю

я прячу свои глаза – эту тысячелетнею усталость которая

вопит во мне и ломает каждую клетку каждую чёрточку

моего «я» но я всё равно буду просыпаться на серой кухне –

ни пьян  ни трезв и смотреть в глаза рассвету ожидая от него

чуда а чудо войдёт неслышно в комнату и остановится у моего

стола но никто его не услышит и тогда оно уйдёт так же неслышно

как и пришло и некому будет остановить его – некому будет

прошептать на прощанье ему: «прости» и оно уйдёт и закат

погаснет и чёрная холодная ночь опуститься на стогны города

а я буду смотреть на городские фонари и ждать чуда потому

что чудо приходит иногда чтобы неслышно уйти и оставить

нам несколько несмятых неизуродованных улыбок на рассвете

не изуродованных болью отчаянием и той пустотой которая

одна знает как найти нас и она остаётся в нас и мы плывём как

пустотелые облака на рассвете чтобы вернуться в страну

наших грёз и увидеть – да плюшевый медвежонок так же

спит на подушке так же горит лампа в одинокой детской

и так же мать укладывает детей спать торопя их и говоря

им что если они не лягут сейчас они не увидят эти сладкие

сны о золотом рассвете обрушившемся всей своей пустотой

в наше безумное детство

 

* * *

привет тебе от всех бакланов, моя прекрасная звезда, не строй пожалуйста ты планов – ты не увидишь никогда ни дно погасшего колодца, ни берег моря – чем он жив – он собирается бороться – смотри волну несёт прилив

и на перроне многих станций скитается и ждёт его в тени лимонов и акаций одно простое волшебство – оно как маятник даётся – оно как меч и нож разит

и словно тень оно смеётся и над планетою летит оно вздыхает словно

Ленин – великолепия стада – пасутся мирные тюлени и в небесах горит звезда которая как камень льётся – её впускаешь не простив и словно

в песенке поётся – её изысканный мотив вдруг прикоснётся в этой тени – звезда впускает Ильича и опускаясь на колени во тьме животные рычат

звезда спускается расстаться – вот так бывает навсегда когда Америка чьё братство все признавали господа возносится подобно вою – о чем рыдаешь ты – скажи? и тает парусник над морем и бьются на море моржи

под золотой луной все зори теряют нужные слова – зелёный берег

с морем спорит – находит на море привал сгорая гордое сиротство –

на небе ровная бразда но то что памятью даётся и то что с неба

снова льётся и тает – редкая звезда

 

МОЛЧАЛИВЫЕ СОБЫТИЯ СЛЕДУЮТ ЗА КРОХОТНЫМ НИЧЕГО

 

мы исследовали Ваши половые связи, дорогой и уважаемый ашкенази,

и постановили что Вам надо сидеть за одной партой с достопочтенным

и уважаемым сефардом – а иначе точный закон Вас в сети уловит

«так откуда он?» «он из Калькутты – сидит и про верные карты буровит»

а ещё говорю Вам чтобы Вы заказали себе на ужин лазанью

о чём Вы подумали? к тому же не избрать Вам себе худшего

наказанья чем сидеть и втыкать наблюдая за скромным изгоем

Вы во тьме Вашу мать – если что мы заборчик построим чтобы

было Вам чем занимать Ваши взгляды – только вот он ответ ничего

Вам не надо – Вы по-прежнему смотрите в землю последним героем

«я тебя словно землю объемлю» Вы ходите строем за рассветной

казармой за маленьким тем минаретом «мы живём на вокзале»

Вы были известным поэтом

 

О БЕЗОБРАЗНОМ МИРЕ ПОПУГАЕВ

 

когда я учился в нашем безобразном университете я изучал психологию

попугаев – попугаи это одинокие птицы которые сидят в клетках

и позволяют делать с собой всё что угодно – они повторяют всё

что они слышат – это ли не путь в Валгаллу для храброго попугая

наследника своих десятин и отпрыска отеческого рода – храброго

Портняжки среди пернатых – попугаи закрывают глаза и видят себя на ветке

или на лиане – как они покачиваются и поют песни которые придумали

не они – а они повторяют их, они смакуют каждое слово и в глубине

их сознания загорается белый колокол который бьёт их – шатун языка

раскачивается прямо в их мире – в том мире который находится за черепной

костью, за перьями, за глазом, за крепким клювом, за яблоком глаза его,

за райком и зрачком – и колокол бьёт со всей дури а потом затихает

только беззвучно раскачивается – по ком звонит колокол –

он звонит по тебе

 

ЖЁЛТАЯ РОЗА НА ГОЛУБОЙ ЛУНЕ ИЛИ

БЕЛЫЙ МЕДВЕДЬ В ЧЁРНОЙ АНТАРКТИДЕ

 

моя бабушка говорила мне что я – нигилист а я вырос и видите – я народный артист – я пляшу на канате, я пляшу на трубе – ну возьмите – ну нате

поучаствуй в судьбе дорогого героя – я вернусь не прощу

потому что нас двое и в кустах я грущу и в кустах я играю на огромной

трубе – каждый день умираю потому что нас две – потому что нас двое –

я вернусь не прощу – где Иаков, где Троя – я о знанье грущу что

утрачено нами в этой вязкой борьбе – посмотри вот цунами – посмотри

вот их две – надвигаются двое и сбегают во тьму и Иаков и Троя

потому потому я седую во мраке наблюдаю грозу потому что всё – враки

потому что слезу я пускаю большую во большой водоём и сижу

я ошуюю и сидим мы вдвоём – смотрим в небо златое – смотрим вниз

на стога и лицо испитое и большие рога возникает на небе – это Тайн

Херувим памятуя о хлеба с неба сходит один чтоб с луною сражаться

чтоб во тьме умереть потому что нас двадцать ну а жизнь как медведь

приближается с моря – ты о чём мне скажи – потому что лишь горе

устоит у межи

 

ШУРАВИ ЭТОЙ СЕКРЕТНОЙ ЗИМЫ

 

приходила бабка лысая и играла за кулисами пьесу – сцену без названия –

вот такое понимание – вот такое вот везение – это всё на день рождения

Лёхе нашему в Антарктике по заданию блин партии – он там ловит наших бережных наших ёбаных пингвинов – отпускает их на берег предварительно

обматерив их и идут пингвины жалкие – окольцованы запястья – баба

пляшет в полушалке Лёхе нашему на счастье – Лёха сел, довольно жмурится

и пускает дыма облако – выходи пингвин на улицу – там где чудище

блин облое лазит телится стозевное а потому скотина лаяй – дай ему

свечу резервную – он ведь наш поди хозяин – пусть пойдёт он со иконкою

прямо в центр святого полюса и споёт там песню звонкую – ведь они

уже готовятся чтобы высадить всех кроликов на Луну от страха

скрытую – без балды и анаболиков отдавай мне брюкву мытую

чтоб сидел я на завалинке и хрустел мочёным яблочком – в голубой

далёкой спаленке – там лежали мои тапочки и сидел я словно ласковый

гамадрил во сне архангельском – тихо тапки перетаскивал и готовил

ужин Английский чтобы тени и созвездия вновь сошлись да на распятии

чтоб пылало воскресение в этом каменном объятии среди снега

алкоголиков и зимы где в шубе рыскал – среди крестиков

и ноликов – говорите по-английски

 

ГЕРОИ ПРЯЧУТ СВОИ ЛИЦА ИЛИ

ПЬЕСА БЕЗ НАЗВАНИЯ

 

I am looking for you I am looking for you – мне всё по хую, мне всё по хую

тебя я как солнце не узнаю глядя на ю, глядя на юг – печальную

песню про солнце пою – про белый июнь и тугую струю вина что из

бочки течёт как ручей и чья здесь вина – как и ты я ничей – ведь

я как  и ты – я творю волшебство – цветы и рассветы, страну Ничего

в которой живут забывая свой труд – печальную песню как дети

поют и знают в печали они как скоты что станут ночами в большие гурты

и там их зарежет безрогий главарь – глаза твои смежит лишь

избранный псарь – тяжёлое тело зароют с листвой упавшей со древа

и стой здесь не стой – ты будешь по-прежнему жёрнов кружить

забыв свою нежность и горе и стыд и будешь как ангел взлетая

во тьме кидаться под танки и падать в уме в огромные бреши – подумай

ты жил чтоб быть Гильгамешем а ты наплужил огромную площадь

безмолвный пустырь – иди в свою рощу и чёрный псалтырь читай

нараспев пока тень замело безудержным мраком – ты вскочишь в седло

помчишься в надежде что кормчий твой жив – такой же как прежде

средь гнева и лжи твой кормчий восстанет – уйдёт на восток – лишь тени

в сметане и редкий лесок в одежду зимою одет как и все– со всеми

завою и вдаль по шоссе

 

ОСЬМИНОГИ НА ЛУНЕ

 

ухожу на ту сторону Луны к овцам и Цицерону чтобы пасти там

голубых осьминогов скармливая им килограммы ромашек и молодые

побеги жимолости – а они бы плескались в зелени лугов смотря

на солнце встающее над горной долиной и заставляющее их жить

и бороться на этой планете Луна – голубых осьминогов Антарктики

друзей пингвинов и чаек – этих осьминогов проводящих медовый месяц

в Индийском океане – под опахалом раджи находящих себе пищу и

корм и взлетающих с этой планеты Земля чтобы лететь на Луну –

обетованную землю для всех осьминогов – обитель где нет печали

и воздыхания и где алые маки колеблются под лёгким дуновением

ласкового ветерка

 

ОЛЕ ЛУКОЙЕ РАБОТАЕТ В «ЛУКОЙЛЕ»

 

вы все жуки, пауки, дураки – я стреляю в вас с левой руки и останутся лишь угольки от несчастного города Глупова ах ты счастье моё гваделупово – я качал тебя как метроном мы сидели на белой постели – ты в кроватке

а я возле ели там где спрятался розовый гном – на диване я сидючи

думал –  отчего в тебе столько шматья – проплывали отважные луны

и ругался с Амвроськой мадьяр уходя в этом звонком вагоне уходя в золотую Луну – только дьявол вас деточки тронет – ну а я вместе с ним утону – ну я посмотрю на приволье –  что там в мареве ангельских чар и уходит

знакомый мой Оле и пылает в суглинках пожар потому что на каменном небе

нам доводиться вновь сочинять – о тебе и о мамином хлебе –

писарь важный поставит печать и растает в обугленном мраке говорящем

с тобою «на ты» в этот час одичавшей собаки открывающей тёмные рты

своим лаем глухим и ужасным – вновь манящим в своё «ничего» – остаётся

лишь небо прекрасным и кричу я летящим: «браво» – этим звёздам в разбросанной сини говорящим о мраке дрожа и сижу я в небесной пустыне –

надо мною все звёзды лежат и молчат словно тайные знаки – говорили и тут же ушли и летают на небо собаки и мерцают в атласной пыли

 

ГДЕ БЫЛ МАЛЬЧИК?

 

кочергой? – веником – смёл с него так сказать пыль столетий –

о музейном мальчике рассказываю вам – бедном истукане из гипса

стоявшем в углу нашей котельной где мы собирали коллоквиум

обсуждая судьбу двух жалких устриц затесавшихся в наш круг

чтобы попить пивка с нормальными пацанами но так и оставшимися

двумя морскими камушками – почти камеями на которых нарисовано

прилив – ещё раз прилив – и вот отлив и море уходит спать в свою

чёрную пещеру где старик Нерей плетёт свои сети чтобы выловить

своих русалок из глубин моря и заставить их купаться в своём

домашнем бассейне – русалок нашей тоски зовущих нас

прощальными голосами в открывшиеся недра синего океана

золотящиеся под лучом закатного солнца

 

ШАХМАТНОЕ ПОЛЕ ЭЛИЗИУМА

 

                                                                                    С. М.

 

вот я именно об этом сегодня и думал – где моя золотая клетка – поэт –

это шахматная фигура на чёрно-золотистой доске где разыгрывается

очередная партия – Фишер – Ботвинник – партия которая так

никогда и не состоялась но которая идёт на небесах – они играют

её бодрствуя во сне – обозревая соколиным взором шахматное поле

и поэт – пешка идёт чтобы стать ферзём в царстве мёртвых – поскольку

последняя черта – это предел – линия перехода туда где клубятся

души – и они умирают эти тела – а души воскресают к новой жизни

чтобы проводить вечную весну на просторах Элизиума

где майское солнце сияет и вешние ливни обходят стороной рощу

где беседуют Эпиктет с Эпикуром о нашей изменчивой судьбе

в этом бешеном круговороте столетий

 

* * *

спит животное картошка

спит животное паук

подожди ещё немножко

и ты будешь нам как друг

 

будешь общим другом розам

и животным паукам

это милый мой не проза

будешь тут и будешь там

 

прыгать ёрзать кукарекать

и готовить петуха

это милый мой прореха

и животное ольха

 

и животное тут скачет

и животное поёт

это ничего не значит

уходи мой друг под лёд

 

уходи ты к этим рыбам

уходи ты к петухам

мы конешно же могли бы

только ты не знаешь сам

 

что наверное мы можем

что наверное споём

мы тебя не потревожим

но как Божий мир убьём

 

БЕЛЫЙ ЛЕНИН В ГОЛУБОЙ ТЕМНОТЕ САНСАРЫ

 

СК – это следственный комитет или синий кит? нарисуй макет в котором тыбудешь убит – в котором ты будешь растоптан шагающей каланчой

вон летит хэлликоптер – обрызгай его мочой и он упадёт

на небо в котором он будто летел – «тихо, архангел, хлеба попросишь у пары тел а там навернёшь по новой – новое «ничего» но не проси

другого – не раздражай Его – Он тебе даст лишь только вернёт Себе все долги – во избежанье потока не думай как псы, не лги – не думай о том что должен Бог Сам Себе Он таков а повернись своей рожей к наследию

дураков – к наследию этих зайцев что падали в темноте учили детей и в прайсах не находили петель к которым их приковали – они продолжали плыть – зайцы, вы танцевали но лишь для того чтоб быть – но лишь для того

чтоб с неба не сыпался алкоголь – скушай, архангел, хлеба на день рожденья изволь прийти со пустым сусалом прикидываясь дурачком прикидываясь дьяволом алым прикидываясь врагом но лишь для того чтоб в танце нарезаться и заснуть – зелёные протуберанцы твой освещают путь»

 

ИСКУСТВЕННЫЙ КАТОК ПЕТРА-ОТШЕЛЬНИКА

 

морские музы Франции говорили о безудержном карнавале

который должен был состояться в Марселе – в этом большом

доме марсианской моды в котором девочки одетые как бабочки-лимонницы

пляшут под музыку лучших шансонье – как белые куклы они

катаются по сизому льду и застывают в различных позах

и музыка замирает вместе с ними – только что она била

через край и вот её уже нет – белые куклы зимы – белые девочки

катаются по льду подбирая гаснущие звуки – белые хлопья

шампанского, и укатываются за кулисы чтобы совершить обряд омовения

и надев папскую тиару выпить клюквенного соку собранного из клюквы

что растёт на болотистой вершине горы Меру – лучшей горы в мире

стоящей незыблемо и недвижимо пока прозрачный небосклон тает

и белые облака расходятся как круги на воде от тяжёлых капель дождя

упавших в лужу где отражается белое небо сентября – месяца надежд

и ожиданий когда мы наконец собираем наш урожай, давим

град вина для вина и старинные возы с клюквой и арбузами уходят

по длинной дороге пропадая за горизонтом

 

МИЗЕРАБЕЛЬНАЯ И ОБНУЛЁННАЯ КАНТАТА

 

бандиты, любите Есенина средь горечи и рыданий плывите в присутствии Ленина в страну без искомых названий – в страну без надежд и без будущего

без партии и без пророка – осилит дорога идущего – пришедшего раньше

срока к себе и стоя в своей памяти как в мягкой воде – свете лунном

полощешься в этом знамени как ветер шальной полоумный – полощешься

в этом дереве растущем во тьме до заката – тебе все архангелы верили

а ты им ответил: «ребята, постольку поскольку в обители все кони подохли

нежданно то мы со всем клиром – любители – идём в пустоте Иоанна

чтоб он рассказал нам как бедные упали святители в грязь – текли эти

всадники медные и день расходился смеясь подобно сиянью могучему

и денежному ручейку и в небе летали обучены и пели кантаты полку

но небо сияло опасное и пел как в нирване вагон и пламя здесь

маялось красное и тихо играл патефон» – вот так говорил он архангелам

они же во тьме замирали и были восстания в Англии и бедные Музы играли

на этом последнем событии как все времена на рояле и тихо ушли

просветители а мы с нашим другом стояли

 

ГОСПОДА ГОСПОДА НАШЕГО

 

эта бабочка отпочковавшаяся от старой ветлы – это наше сознание оно трепещет в этом сизом малиновом воздухе – полощет его своими ветхими крыльцами а потом исчезает превратившись в точку сверкающую в чёрном пологе неба – эта часовая звезда являющаяся нашим циферблатом – звезда

что вращается вокруг своей оси и наше время течёт изменяя нашу форму и дополняя её мелкими частностями разными мелкими трещинками на нашей реальности поглощающей нас осуществляя нас как  чистое ничто обручая

нас с ним и вменяя нам в вину наши мелкие секунды – наши лезвия которые режут нас оставляя от нас в конце концов только обглоданный остов – пираньи духа и времени – вечные часы на руке Господа Бога

 

МЁРТВАЯ ПЛОТЬ

 

виртуальные башни посреди разрушенного города напоминали нам о некоем духе который воплотился недавно в наших палестинах в семифунтовый заряд бомбы повышенного значения – и она разорвалась прямо под нашим окном под нашей дверью превратив наш город в осколки чистого ничего понапрасну надеявшегося стать чем-то но так и не изменившего своей сути своей формы и упавшем на город как прозрачное покрывало состоящее из мечты – из двух-трёх ящиков из-под солений, двух-трёх банок огурцов и пса Тузика вечно вертящегося под ногами и выпрашивающего подачку даже тогда когда на это нельзя рассчитывать – пса нашей мокрой любви вечно бродящей под мостами

 

РОССИЯ – БЕЛАЯ СТРАНА

 

Россия – старая страна

и на заборе тает море

и что ещё есть на заборе?

а там огромная луна

 

которая поёт во сне

которая вдруг глянет в очи

и будет тут же ясно мне

что я обычный тамагочи

 

меня и кормят и поют

и сообщают злые вести

мне кажется меня убьют

но я останусь на насесте

 

как белый ангел с поводком

сидеть и очиняя слово

стучать по небу кулаком

стучать сегодня в полвторого

 

чтобы открыли, разошлись

вяжи тоску – ей кто-то верит

на автоматике зажглись

и разбежались сны и двери

 

и где-то помнит полчаса

твой отрок – правильный потомок

когда горела полоса

в чернильной глубине потёмок

 

и на охоте бродит зверь

чадит во сне сальной огарок

ни мыслям ни делам не верь

но жизнь – ведь это же подарок

 

который падает во тьму

в которой мается ребёнок

не понимаю почему

но лёд прекрасен если тонок

 

ЗИМОЮ ГОЛУБИ РАВНЫ ДНЮ А ЛЕБЕДИ НОЧИ

 

я рада что вы умерли, дорогой мой Дон Кихот, и что вы больше

не будете мною во мне и надо мною – вы не будете больше пасти меня

на зелёных лугах надевать на мою голову колпак и укутывать

мои плечи  шалью – вы будете танцевать среди свободных звёзд – независимый и приятный архангел в раю среди скромных коров

и житейского разума – вы будете преподавать науку вязания вашим детям наливая им чашку молока и смотреть сквозь телескоп на ближайшее

солнце которое движется в созвездии Центавра и провожать ваших

больших лебедей до порога войны – пусть они взлетают – белые – и пусть их белая мамка кудахчет и хлопочет крыльями – это всё не в счёт – не в счёт

их равноденствие и их приверженность зиме поскольку они

белые лебеди Валгаллы и они готовы взлететь выше солнца опрокинув

его и растоптав крыльями ночную тьму – тьму которой не было никогда

и которая воцарилась везде и повсеместно на этой земле где алая звезда загорается над горизонтом а одинокий Марс уходит спать в объятия юной красавицы Венеры

 

СИГАРЕТЫ «ПАЛЬМИРА» И БЕЛЫЙ ПОПУГАЙ

 

не надо свободу давать славянам – они хуеют – сижу над морем седой и пьяный и чайки реют и чайки плачут над Чёрным морем – кричат протяжно

а я сижу с этим мёртвым горем – цветок бумажный – и я страдаю над этим катом что рядом млеет – о море море, к святым солдатам зайти сумеет

тот кто над миром обыкновенным «Пальмиру» курит – седое море

течёт по венам в преддверье бури – седое море большим стаканом и наземь

сразу – зачем нам горе, зачем нам разум – твои рассказы – они над миром

кружат как чайки – кричат протяжно а ты сидишь в этой чёрной майке

и дышишь вражьим чудесным чистым святым озоном как кислородом

усни мой мальчик и спи с Кобзоном ты на природе – Кобзон играет в твоём

мобильном а ты как дети летишь всесильный как шарик мыльный к чужой

планете и там во славу к чужой невесте – что скажут люди – ты на насесте –

все будем вместе – мы все там будем

 

ТЬМА ОБЛАКА ОКУТЫВАЕТ ГЕОРГИЯ-ПОБЕДОНОСЦА

 

Пифия и Пифагор вниз стремились как вода что уходит с этих гор чтоб поить во тьме стада – начинаем разговор – ты отсюда – я сюда – кружится во тьме топор и горит в окне звезда потому что мой Егор там летит где есть радар – он пронзает его суть и кидает в него сеть – о последующем забудь потому что умереть – это знать о том что ты знаешь с нами навсегда вместе

с знаменем воды ты идёшь во тьме сюда чтобы ставить вопреки

эту сеть и эту суть – ты забьёшь в воде колки только снятся не забудь

ты на фоне этих гор ведь и в этом твоя суть и над этим твой топор что

летает навсегда над полями без вражды «ты зачем пришёл сюда?» «чтобы не было беды» чтобы не было во тьме этой тени этих гор чтобы в томные сады

падал тихо твой топор и рубил он сгоряча только вражескую суть потому

как ты с плеча скинуть тоже не забудь свой опашень золотой и свой

заржавевший меч потому что за водой вновь уходит наша речь что

раскатится в ночах – хороша и горяча – чуешь, ворон, свой размах

и движением плеча разгоняешь эту суть, разрываешь эту сеть –

надо, милый, отдохнуть и на небо улететь как зелёный золотой

шарик с нимбом Ильича и поэтому простой высится как каланча

рядом с нами Протагор и с ленцой толкает речь и поэтому Егор – он

летит ему навстреч чтобы праздник заводить и пускать златистых рыб

«посмотрите он летить – мы наверное могли б тоже в небе улететь

но не можем – почему?» – солнце – золотой медведь, опускается во тьму

 

СОЛНЕЧНЫЙ ВАМПИР И СЛОН НАПОЛЕОНА

 

кровь его сладкая как кубанский томатный соус – я закусываю её

шоколадною плиткою, надеваю свой чёрный пояс и иду

вытворять в присутствие эти длинные эскапады – что здесь

было в моё отсутствие? – вас поэтому здесь не надо – здесь не надо зелёных

мальчиков и раскидистых влажных сосен – потому что стригут

твои пальчики – потому что мы головы косим – потому что в

разлапистом трепете вся твоя – не твоя услада и плывёт она

в том что вы лепите – ну а большего в общем не надо и не надо

разорванных странников – где душа и где тело – гляди-ко –

говорил мне товарищ Иванников – что сияет как солнце гвоздика

в этом небе ужасном и бережном – а на большее я не способен

и бреду этим пламенным мерином пока час мой урочный не пробил

пока солнце взывая к названиям мою гибель ко тьме приурочит

я иду и шальное дыхание мою грудь как художник курочит это дерево

эту орясину чтобы статуя появилась – ну а на большее не согласен

чтобы песня по венам разлилась – стала частью моей стала вечером

что тоску словно памятник носит и смущает болонок и мосек его слон

что стоит в отдалении как печение необычаен понимая его назначение –

надо есть его с кофе и чаем и взлетать над бессмертной берёзою

словно ангел опасен и светел – ну а тот кого звали мимозою я того

словно ангел заметил и нашёл ему в этом свечении своё место для

дальних раскатов того грома что тает как тесто облаков золотых розоватых

 

ОДИНОКИЙ ДУТИН

 

во всём хочу дойти до самой сути куда же ни пойду является мне Дутин и говорит: «Алёша, ты дурак» и я смотрю в глаза и вижу мрак который крутится в его зрачке убогом – порой кажусь ему единорогом – мне

кажется –  хватает он мой рог и тащит меня к каменной постели в которой

прячутся дриады и метели – меня кидает им и тихо я тону – в чреде таких годин уеду в Астану и буду там как ветер изменяться послушайте друзья мне кажется мне снятся слоны все в перхоти и чайные грибы и губы в темноте чьи тайные рабы ползут и извиваются на поле мне кажется мы не увидим воли которая гудит как самолёт – огромный Год уходит в свой полёт

 


 

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

 

И КОНЕЧНО ЖЕ КТУЛХУ

 

европейские поэты все играются в совок потому что денег нету – на душе один бобок – один ляжет – другой встанет и всё это во плоти – среди
снов и тяжкой брани и кому куда идти и поэтому поэты начинают милый пляс – как всегда и денег нету посмотри на васисдас и реши что делать с негром или с рыбьей чешуёй – эти старческие игры как всегда с самим собой и поэтому поэты спать уходят во плоти потому что беззаветно они знают что идти надо к Богу – с Богом сраться и ложиться спать в прибой – 
беззаветно укрываться сразу рыбьей чешуёй – потому что вот он – дьявол
вот безумное Ничто – ведь ты с ними в море плавал поднимая
решето и просеивал кораллы, сон и всяческую муть – вот поэтому
хоралы ты конечно не забудь – не забудь как в жопу пьяный добирался
до Сесиль и с ухваткой павиана поднимал с земли костыль
и поэтому, мой милый, ты не будешь водку жрать – от рассвета до могилы
будешь с Богом танцевать – будешь с Богом в танце плотном
раздеваясь словно зверь на огромные полотна ты посмотришь – верь-не верь
и узнаешь в чём тут сила – что покажет торжество, но огромная могила
станет тайною его

 

МЕЧТА О КОТОРОЙ ТЫ НЕ ЗНАЛ

 

мы живём в мире где любая правда является компроматом поэтому
мы умираем в своих постелях с пультом дистанционного управления в руке мелкие как хорьки, резиновые как шарики, сморщенные как орешки мы умираем и никто не в силах нас понять потому что мы уже не понимаем
себя – угрюмые люди продавшие свою правду, свою жизнь, свою свободу
мелкому карлику называемому Мечтой который смотрит на нас и ухмыляется а потом берёт в руки плеть и бьёт нас по затылку – мелкий карлик родной нам как папа и мама – падишах нашей толпы, князь витязей ускакавших на восток и нашедших там свою смерть – маленький тихий ублюдок напрасно ожидающий от нас повиновения потому что сломанные куклы не повинуются – они просто распадаются на части в маминой комнате там где шифоньер и портьера и где бюст Ленина пылится в углу забытый с ещё незапамятных времён и так и оставленный там в косом углу где луч солнца пронизывает пыль прошедшую сквозь сито и скопившуюся за шкафом а теперь вставшую и растворившуюся в воздухе в прощальном луче заката – в прощальном луче тяжёлого уходящего солнца

 

ВДОВА ЧЕРНЕЕ НОЧИ

 

«отец, отец, уматери её!» – сказал Павиан Попугаю – о боже ты мой
о моё-ё-моё – я снова над вами рыдаю я снова рыдаю над вами друзья вот так совершая проступки не знаю ничо не скажу ни хуя ах если б не дали вы кубка тогда бы я пил как большой пулемёт янтарную чистую воду а кто-то страдает а кто-то возьмёт и снова уйдёт на свободу чтоб с вами рыдать и чертей не хотеть и снова остаться с вдовою и с нею потом как по небу 
лететь над тёмной прозрачной водою – останется с вами опознанный знак
и память в каналы стучится а тот кто захочет тот вспомнит и как сияла большая волчица «она привела к нему рослых людей – сказал Попугай Павиану – но я вас не знаю и этих блядей задерживать тоже не стану»
они умывались водой ключевой весомой как мамино слово и снова
остались с залётной братвой и с ними ушли в полвторого чтоб 
жизнь продолжалась в солёной избе мы взяли большие ухватки но хаяли память и верной рабе зелёную дали облатку чтоб медная мелочь попала
в утиль, чтоб бедная память окрепла но дай мне, старуха, свой чёрный костыль я дам тебе чёрного пепла

 

МИЛЫЙ ЛЮБИМЫЙ ЧЕЛОВЕК

 

он спит в френче а сапоги кладёт под лавку – домашний тиран – глава
небольшого сельского района имеющий бизнес – несколько свиноферм
пруды с рыбой и небольшой молокозавод – он зять одного чиновника областного масштаба но достаточно крупного который крышует его
бизнес и его самого и помогает ему справляться с алчными конкурентами за влияние в районе– двумя братьями «ходящими под другим папой» и состоящими в политической партии конкурентов того «общественного движения» к которому принадлежит глава района – милый скромный человек хороший семьянин имеющий всего одну любовницу, жену и двух детей – мальчика и девочку в то время как его конкуренты – алчные братья имеют сеть ломбардов в области где расположен район нашего героя и сеть аптек там же et cetera et cetera et cetera

 

ДОМ КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ ДЖЕК

 

красный скорпион и белый человек выиграли кровь людскую в прятки
делят её ночью ибо твоя ночь не знает твоего закона – она крадётся 
по углам – она прячется у тебя в кладовке – она – тень твоего шкафа
она – одежда на твоём стуле и она прячется от тебя чтобы найти
тебя и удушить – сделать тебе харакири – сделать тебя ласковой куколкой которая будет улыбаться и кланяться на все стороны а потом украдёт старое пальто и пойдёт с ним шляться по улицам Лондона благо они чисты и подметены – особенно в районе Вестминстерского аббатства там где выступает король оглашая кому наказание а кому честь в это незавидное время года – время наших богов и наших чтиц и их потерянных лиц
которые замирают там под флагом Вестминстерского короля когда
он трепещет – это пропылённое знамя, и бьёт своими складками по губам уставших узниц вересковых полей – жниц нашей печали и радости
в круглом доме на лондонском холме

 

АЛКОГОЛИК ПОКЛОНЯЮЩИЙСЯ КАЛИ

 

«золотые цветы – дорогие подонки – в темноте пустоты ваши ветви так 
тонки – ваши кони ушли – тени в белом закате» – говорил мне Дали раскрывая объятья а потом закурил, был он сумрачно-светел и шампанское пил – я его не заметил на ажурном столе среди белого мая или там божоле – я его поднимаю – этот светлый бокал с алой жидкостью ясной – «дорогой, я алкал но всё было напрасно – но всё было потом – наши годы как дети
ловят зайчиков ртом среди грозных столетий – их пускал наш кумир –
этих солнечных зайцев – приглашал он на пир тасмонийцев, китайцев посылал им сигнал – это азбука Морзе только вечер упал и все реки замёрзли» – «и китайцы ушли прихватив твоё платье» как ребёнок Дали раскрывал ей объятья – она с нами пила эту тёмную пену закусив удила и дышала изменой и дышала мечтой в своём розовом платье – не об этой – о той позабывшей проклятья что готовил ей мир – мир большой словно веник что дарил ей кумир и дарил ей без денег – а она забрала, без такого богатства она раньше жила и во тьме может статься – «потому что твой взор тот что негу покоит» – говорил ей актёр и больной алкоголик а она замерла в тусклом времени танца потому что была рождена не для глянца – не для этих богов что нас тайнами метят а для страшных врагов что родились на свете чтобы с именем жить – вспоминай о разлуке и во тьме ворожить вспоминая о муке для которой стада эти созданы властно потому что звезда словно демон опасна и встаёт над мечтой с этим знанием боли этот бог молодой – молодой алкоголик – чтоб спуститься впотьмах к той что тени создали в голубиный размах – вечно юная Кали полетит под луной вместе с тенью брататься но наверно одной ей здесь нужно остаться чтоб смурной лицемер без любви и без денег показал нам пример как войти к привиденьям и оставить там свет – свой последний остаток словно лунный хребет к нам летит без оглядок то что будет во тьме снова знаменем станет и на бледной стене это белое знамя затрепещет как стяг голубого заката но сожми свой кулак опускается вата словно снег из небес словно памятник скромный среди утлых завес словно заяц огромный что летит словно шар чья поверхность поката и не знает
душа – ей лететь или падать

 

МЕЛОДИЯ ДЛЯ ОДИНОКОГО САМУРАЯ

 

тут всем тесно – мало личного пространства – какие-то женщины
развешивают бельё на кухне – я беру свою дудку и пытаюсь наигрывать мелодию но свист чайника и шипение горячей сковородки которую окунули в холодную воду оглушают меня – я перебираю пальцами дырочки на моей дудке и дую но я не слышу себя я не чую под собой ног и я падаю к своим ногам как плед или шаль соскользнувшие с плеча красавицы или как лиса-чернобурка которую положили на прилавок в лавке а приказчик режет балык
или набирает крупы из бочки в бумажный пакет ловко орудуя совком –
бочка деревянная «а моя лиса пригодилась – думает красавица – она привлекает взгляды этих господ а потом они смотрят на меня
и оценивают мою фигуру – может подарят мне колечко или конфет
или колье и пригласят погулять на набережной а потом пригласят зайти на международную ярмарку посмотреть на фейерверки – не важно что моя лиса поддельная и сама я горничная в одном богатом доме – шляпки барышни так
хорошо смотрятся на мне и её платье – вот как пригодились мне её
подарки» но лиса вдруг падает на пол и горничная закрывает лицо
руками а когда открывает его, господа торопясь выходят из лавки –
на улице салют в честь рождения Государя Императора и народ 
теснится пропуская дорогие экипажи а потом идёт в трактиры
чтобы выпить водки с пирогами с убоиной за здоровье нашего Великого Царя который обеспечил всем равные возможности и много пространства
которое всё сжимается и сжимается и вот превратится в некое ничто
которое наподобие сумасшедшей точки крутится в мозгу и засасывает
все воспоминания все чувства все мысли а вместо этого распускается
цветок лотоса который и светит всем в этой янтарной ночи переливающейся всеми красками дня и всеми оттенками ночи – этой ночи в которую канули синие тучи растворив в ней луну как желток яйца или мазок жёлтой краской который сделал неопытный художник на белом холсте –жёлтое пятно слившееся с белизной бумаги

 

КАРТИНА БУДУЩЕГО – В ТОТ МОМЕНТ КОГДА
ОТОДВИГАЕТСЯ БАРХАТНАЯ ПОРТЬЕРА

 

Дмитрий Дедюлин – император декадентов и отшельников-товарищей – сокращённо – ИДИОТ, сидит развалившись на троне и пускает
клубы дыма покуривая вонючую сигару – возле него стоит отрок
и он говорит поглаживая отрока по голове: «так-то, Федя, знай свой шесток
каждый сверчок – а то что это будет – каждый полезет куда не след –
это будет анархия и власть народа – а так нельзя, Федя, так совсем
нельзя – иначе молочные реки потекут вспять а кровавые реки
потекут по земле и придёт царь Навуходоносор и воссядет он
на железный трон и начнёт издавать законы – один хуже другого
и прокатится по Земле плач и скрежет зубовный и каждый младенец
будет рыдать и бить себя в груди и мать его пойдёт и продаст себя
чтобы накормить своего ребёнка а железный Буцефал будет гарцевать
над миром и скалить свои конские зубы – так-то, Федя, а ты говоришь
нельзя есть маленьким конский помёт и пить ослиное молоко – можно – 
ещё как можно» и Федя вздыхает и грызёт свой козинак крепко держа
его своими маленькими измызганными ручонками

 

БАРОН МЮНХГАУЗЕН И ИОАНН КРЕСТИТЕЛЬ

 

лежу в нирване на большом диване и кушаю заморскую
халву а по карнизу дождик барабанит и я живу во сне – не наяву
но трудно нам постичь закон простой природы но трудно нам
нарушить законы естества и я себе кажусь как ангел круторогий
который в темноте берёт слова как образцы иной другой породы
и умножает их во тьме на три – на два чтобы извлечь из них
снега и воды чтобы найти в них тайну волшебства

которую во тьме забыли люди в которую нас спрятали как сон
и быль во тьме как залп из ста орудий нас не пробудит – принеси
гарсон вон ту рыбину белую на блюде – я наклоню к ней жадное лицо
и буду есть – пускай мой жар остудит наш дирижёр – папаша Михельсон
пока оркестр играет в пышной зале – я рыбу ем – последнее увы
не понимаю что вы мне сказали не поднимаю буйной головы
вы леденцы когда-нибудь лизали пренебрегая мнением молвы

о том что петушок упавший ниже чем мог бы быть в конфету
превращён и тот кто его в этой жизни лижет вкушает жизнь
которую как сон вдруг унесёт неясная неясыть и ты окажешься
в Париже где увы подстерегает в каждом дне опасность а дно
бездонно и играют львы с его подобием – с прекрасной головою
барона грёз увядшей на века – послушайте я вас парчой покрою
чтоб не видали вы парши и дурака бредущего во тьме – не в этой жизни – послушай, Ваня, ты в кого влюблён? он отвечает: «я рождён в Отчизне которая играет словно сон с героем праздным, с мелким филистёром и он
рыдает словно глубока его любовь которую в котором несут как дичь румяня в угольках» и ты остался со своим дозором чтобы вдруг стать паршой половика – последним ангелом, последним вором, играет гром и тень найдёт рука немого ангела ведь тень бежит немея всегда за ним играя в сотни прав

и под дождём растает словно фея из сахара а тень от топора летит на небе наподобье змея и от тоски завоют опера под градом пуль как частокол

редея – пусть опера гремит et cetera но пляшет перед Грозным Саломея
и тает ночь во взорванных дворах – пусть будет счастье – счастье для пигмеев но будет ночь на Золотых Пирах

 

ЛЬДИНКА ЛУНЫ В НЕБЕСАХ

 

он причащался и верил в прогресс но везде он встречал на полях –
«bloody ass» – на полях своей книги на полях суеты – мы носили вериги
и сгорали мечты – в этом Лондоне дерзком и в душе кучевой
собирали отрезки и носили с травой заминать свою правду –
на ладони верчу я её как петарду а потом угощу – поднимали мы веки
и глаза в пол-лица но пойми человека – в пустоте подлеца снова корчит
и сеет и несёт на рожон – он как ангел немеет в пустоту погружён
он как демон рыдает и сгоняет стада к удалённому краю где сверкает
звезда тайных чисел и боли о которой забыл – вот секрет алкоголик –
вот чему ты служил заменяя прослушку из открытых окон на большую
игрушку – ну а вот кстати он – он идёт словно демон в магазин нелюдим
и он будет где все мы но останется дым от всех дел и поступков – он звездой
в небеса вновь уходит как трубка – за звездой полоса и уходит ракета
в поднебесную высь – он один а мы где-то со звездой улеглись словно сами
спросонок в пустоте полоса – где-то плачет ребёнок, высыхает роса и на жалкую Землю вновь летит нелюдим тот кого я объемлю тот который как дым вновь выходит на сушу чтоб вращать небеса – погоди я не трушу но смотрю на глаза что сверкают так ясно в этом небе пустом – погоди – ты прекрасна только я ведь о том – вновь на каменном небе где вернусь – не прощу – я вздыхаю о хлебе и о солнце грущу – я грущу в этот майский золотой вечерок потому что романтик и уносит поток меня словно песчинку
в золотые глаза – посмотри в небе льдинка и стекает слеза из влюблённого глаза в золотых небесах – посмотри – это праздник что сияет в глазах
в этих безднах опасных в этих снах дорогих – посмотрю я на праздник посмотрю на других и взлетаю на небо ко звезде кочевой – отломите мне хлеба, унесите с водой это белое пламя что сверкает в ночи – я блуждаю меж снами и теряю ключи от звезды кругосветной – вновь растает печаль только
солнце бездетно золотится в ночах

 

ЭТО НАШЕ БУДУЩЕЕ

 

когда всем всучивали это будущее в виде грядущего коммунизма, 
когда пугали войной когда разворачивали красный флаг с серпом
и молотом и советские человеки терпели – они шли за молотком
и прибивали гвоздями стенгазету к стене а потом сидели и пили
ячменный кофе и рассуждали о будущем – когда ж он наступит 
желанный – коммунизм, когда будет море водки и плавленый 
сырок «Дружба» будут выдавать бесплатно в специальных пунктах 
раздачи и весёлые и счастливые мужики будут галдеть размахивая руками – пить водку из горла и закусывать её сыром а их жёны будут идти с работы увешанные рулонами туалетной бумаги и с пачкой капроновых чулок подмышкой – весёлые спутницы одиноких изюбрей наконец-то нашедших свою любовь и заревевших о том в глубине леса

 

* * *

стальная паутина
и в ней лица овал
наивный Буратино
как пташка танцевал

 

и был он милый малый
и был он заводной
и смерть звездою алой
пришла к нему домой

 

но он запрятал в сети
свою стальную нить
о дети мне ответьте
кого благодарить

 

кому сказать: "нет денег"
где кролик заводной?
метёт старушкин веник
все крошки – все гурьбой

 

и птички прилетают
в подлунную тюрьму
но если жизнь рыдает
то что-то я пойму

 

ПОДЛЫЙ ЕНОТ

 

«фиг тебе дадут Русскую Премию, подлый ты енот» – сказал
мне Чиполлино задумчиво уставившись в какую-то точку на потолке
и пуская дым изо рта – он курил сигарету и рисовал маркером по скатерти какую-то загогулину. «потому что ты – никто» – сказал мне Чиполлино и встал со вздохом, отряхнул свой костюм от крошек и пошёл развалистой походкой куда-то к выходу а я сидел и размышлял: «неужели мне не дадут Русской премии, неужели они такие гады, такие откровенно говоря сволочи которые не могут войти в положение русского поэта – этого выспреннего страдальца и одинокого скитальца мечтающего о своей участи одинокими вечерами и смотрящего в потолок там где клубы дыма расходятся и видно одинокое тёмное пятно ближе к центру потолка – это соседи залили меня когда-то – думает поэт который думает сейчас о себе и проговаривает это про себя – уставший странник в глубине личного космоса»

 

ПОГРУЖЕНИЕ В

 

местонахождение наше важно для нас – мы на Луне – в средоточии огня
плывём не касаясь вёслами воды – гребём по воздуху и три папских тиары
встают перед нами на горизонте – это созвездие Пса, созвездие Девы
и созвездие Скорпиона – между звёздами собрались кучевые облака
и космический дождь идёт не переставая ни на минуту а мы плывём
в огненной воде – вернее над нею – идём по воде воздуха прозрачного
и кажется превращающегося в кристалл под воздействием температуры – 
лунный воздух в жару становится твёрдым упругим и сирым как наши
подруги – они и есть мы – они и есть наш воздух и мы плывём по ним
в путешествии откуда нет возврата как нет возврата нашей тоске нашей
угрюмой глупости и нашему отчаянию и поэтому мы тонем в этой воде
называя её огненной и прощаясь с нею махая руками как двумя крыльями
торопясь улететь но погружаясь всё больше в этот сложный состав
название коему ещё никто не придумал – милый ангельский эликсир –
дорогая вода

 

СИРОТСКИЙ АЛФАВИТ

 

плыву средь тумана в бомжацкий приют – меня там обманут

а может убьют а может разденут а может казнят и буду как прежде

на части разъят – на части разорван отчасти казнён и будет как ворвань

дышать в бочке сон – дышать и вливаться в рассветную муть

и если вам двадцать вас тоже убьют – вас тоже разденут

отчасти казнят и может родимый и тёмный закат вас скроет

былое опять поглотив и будет вас двое – знакомый мотив

опять возвратится и вспомним зачем нам нужно родиться в одной

из систем знакомого знака – простой чешуёй покрыта собака и знатной

паршой покрыт этот праздник – я знаю зачем нам нужно родиться

чтоб стать этим всем – водою, слюдою и первой звездой а в общем

не скрою мы тоже с тобой последние люди на этой земле – несут нас

на блюде в огромном кремле и скажет хозяин почувствовав жуть:

«а я вас не знаю» но всё-таки суть не в том чтоб родиться, в рожденье

поправ весь свёрток традиций и всяческих прав а в том чтоб заметить –

простой чешуёй средь всяких отметин нам тоже с тобой не нужно

гордиться и в восемь утра последние лица берёт детвора чтоб по небу

бегать и знать что по чём и чтобы омега была тем мечом что узы разрубит

и взмах топора вас тоже осудит и скажут: «пора» вам снежные люди

архаты могил но тот кто вас любит вас тоже простил

 

ЗЕЛЁНЫЕ ДНИ ДОРОГОГО ПРАЗДНИКА

 

погуляем в белкином парке 8-го мая –  я тебе вручу подарки на 8-е марта

жизнь как всегда выделывает вензеля покруче чем иной Пазолини

вон видишь – знак из тучи – это знак Бога немилосердного и живого

выйдешь из дому и не встретишь такого – такого каким бы Он ни был

но мы были такими – люди – и ещё мы брали свои нимбы и размещали их

на блюде – а блюдо отправлялось на проверку к архангелу Михаилу

мы были человеческими недомерками которых не приняла могила

и не принял Высший Музей Искусств – тот что в Вене –  как кровью течёт

по вене голубой Дунай и время созданное для того чтобы останавливать время вовремя останавливается чтобы с тобой не случилось того же

поэтому твоя шея сдавливается и холодный пот бежит по коже а ты шевелишь ногами стоя на этом стуле – отбрось его и окажешься в Суринаме

в мёртвом июле – а по теме бегут темники перебирая ногами как будто

им нужно то же что и тебе – тебе не нужны преемники – зачем они Тебе, Боже – Ты не запомнишь их этой осенью этим ясным днём этим памятным

солнцем поэтому Тебя попросим мы сделать так чтобы день был прожит

так как он и был в самом начале – выйдя из избы посмотри на горбыль

и попытайся на нём отчалить

 

ИСФАХАН – ДАЛЁКИЙ КРАЙ

 

персидская миниатюра – татарский мурза беседует с Ибн Синой чувствуя

себя полной скотиной и размышляя о том что это полная авантюра

он хочет выведать у Ибн Сины секрет алхимических смесей

и это взаимно ведь Ибн Сина хочет узнать у него отчего этот месяц светел

а татарский мурза сопротивляется голоду и городу и играет на балалайке

месяц воротит от него свою морду а душа его такая хозяйка что правит всем

балом и не только в Мазари Шарифе а ещё в каком-то другом месте

где рассвет почему-то алый вместе с горстью созвездий плывёт в этой

невесомости среди угодий городского сада в Гулистане или в Тебризе

и веет прохладой – эти наклонённые деревья над арыком и чей-то возглас

то ли это погонщик мулов на пороге своей комнаты то ли это комнатный

вор хватает воздух пронзённый кинжалом хозяина трактира а тот медленно

вытаскивает из него лезвие а завтра люди эмира найдут тело среди предместий где пыль клубится и растут абрикосы а также сливы

но татарский мурза – самоубийца и поэтому он счастливый

беседует с Ибн Синой стараясь выведать у него секрет алхимических

смесей и месяц висит над луною львиной – луной что отражается в озере

и поёт на верхушке башни заколдованный петел – поэтому жизнь – это горы

что встают там в дали Исфахана и исчезает этот заколдованный город

счастливый и пьяный – пьяный луной и рассветами – такие бывают только

в Тебризе – одинокий дервиш откапывает мешок с золотыми монетами

и шепчет себе: «вот тебе твоя луна, одинокий изверг»

 

ВОДКА – ЭТО БОЛЕЗНЬ ОДИНОКОГО САМУРАЯ ПОТЕРЯВШЕГО

                            СВОЕГО ХОЗЯИНА

 

в обществе трезвости пьют водку и даже по большей части исключительно там – а ведь больше и негде – все кабаки уже закрылись и киоски возле метро

не торгуют больше спиртным – в супермаркеты тоже не пускают после одиннадцати так же как нас не пускают всюду и водку особам не достигшим

девяностолетнего возраста не продают – а на хрен она в девяносто лет?

поэтому бреду остывший уставший – воротник пальто поднят – я прячу в нём свой покрасневший нос и ещё я прячу бутылку водки под полой взятую

у председателя общества трезвости – сегодня был «разливной день» – среда

и я несу эту бутылку водки как свою главную драгоценность, как своё подлинное достояние, как чашу Святого Грааля, как своего любимого ребёнка – и я выпью её – там в закутке под козырьком общего подъезда ибо робот-местоблюститель не пускает меня в подъезд со спиртным, наркотиками и огнестрельным оружием – унижения перед мерзкой железякой бесполезны и я наклоняюсь над бутылкой водки сидя на ступеньках подъезда а потом запрокидываю голову и пью – пью её – медленную отраву кружащую разум в своих железных объятиях и уносящую его в логово дракона который ест своего Прометея положив переднюю лапу

на порог пещеры и бия хвостом по полу и о стены ещё хранящие наскальные

рисунки наших далёких предков – то ли неандертальцев, то ли питекантропов собиравших росу в чашечки рук и пивших её на рассвете

 

АПОЛЛОН БЕЗОБРАЗОВ-ГРИГОРЬЕВ ЧИТАЮЩИЙ

СТИХОТВОРЕНИЕ ГЕНРИХА ГЕЙНЕ

 

правый глаз, спроси левый глаз – правый глаз так как ты есть, спаси левый глаз и забери этот левый глаз чтобы он смотрел из тебя – из левого глаза

и ухмылялся если можно так выразиться – так сказать и ничего не содеять

а только прищёлкнуть каблуками и вытянуться в струнку а потом

сплясать белый танец с одинокой струной – пусть она звенит и дрожит

пусть раздваивается и растраивается галюцинирующему глазу трепеща

там – на грифе – струна которую ущипнули эти пальцы – недоделки

а потом оставили её одну жалобно ныть за стеной изображая страдание

которое как фикус в кадушке всё растёт и растёт чтобы стать спелой

пальмой и сосна до земли достаёт в знойном мареве к ней приближаясь –

были деньки златые но их уже нет а есть космический мусоросборщик

что летит над планетой и выбрасывает тонны мусора то там то тут

и среди них-то и растёт этот извилистый цветок – одинокая струна

называемая июнем и раздваивается и растраивается чтобы распасться

на части и узнать себя навсегда в этом слезящемся тумане одинокого глаза

«ты прав, адмирал Нельсон» и уйти исчезнув в себе навсегда как далёкие города которые пропадают, аннигилируясь, выпадая в осадок, из вида некогда открывшегося матросам флотилии уходящей от мыса Трафальгар – мыса тоски и добрых надежд пропадающих среди бурь

 

С БЮСТОМ ИЛЬИЧА В ОБНИМКУ

 

«их знатно улучшает майонез – мои яички лучше всего в масле

амброзия течёт с пустых небес и ищет путь обычный безопасный

среди архангельских и золотых завес где старый ангел, молодой и красный

втроём вершат судилище Любви ища как беженцы во тьме под тайной крова

какой-то чёрный и монгольский лес и спать уходят вместе в полвторого

пускай Тоска зальёт любую ширь пускай архангелы трубят в пустые реки

как в Божии рога – один ковыль простого всадника во тьме простой приметит

откроет вниз огромный чёрный вход и всадник спуститься к волшбе

как жизнь лукавой но если будет всё наоборот кумир расстанется

с израненною Славой чтоб есть спокойно чёрный бутерброд – который

есть она – моя держава в которой правлю как заморский царь

и отправляю вести в полвторого и их встречает тёмный государь

всё повторится как и было снова – и каждый день идём во мгле назад

в свои расшитые узором сени но если б был ты как Господь богат

тогда б сидел на ангельском колене и разводил на небе дивный сад» –

во сне сказал мне возвращённый Ленин

 

ЛОНДОН И КОЛОКОЛ В ОЧАХ НЕБЕС

 

харьковские очертания Христа равнозначны очертаниям города а внутри одна пустота та которая нами расколота на семь памятных матерных дев

и на девять идущих вприсядку – ты целуешь их всех не успев съесть яички готовые всмятку провалиться в утробу твою и насытить голодное сердце – я тебя как всегда узнаю – дорогой и любимый наш Герцен – ты идёшь золотой чешуёй весь обсыпан как новый Гагарин – все мы станем твоею семьёй – станешь словно Ван Гог популярен а потом ты покинешь глаза наших дев оставляя в златых окулярах только осень – осенний напев и тоску что была при татарах и поэтому жизнь коротка и поэтому пламя дороже паровозного

в небе гудка и его продолженья – его же – эту длинную тень на стене –

вот качнулись и взвыли составы – не ходи в голубом шушуне – не ищи меня в пламени славы – меня нет – я ушёл в небеса с этим ангелом белым

бороться но смотри в голубые глаза – в них осенний пожар остаётся

 

ЖЕНЩИНЫ – СОВЕТСКИЕ УЗБЕЧКИ

 

может игорёк просто не любит красивых женщин – мучается с ними

не может загнать в постель – женщин как братьев наших меньших

надо просто любить а игорёк тянет с ними вялую канитель

игорёк рыдает: «зачем вы мне бабы сдались? не могу вас понять. непонятны вы мне. почему?» а рядом с ним ещё одна ложь умирает – что неясное

сердцу а не только уму – и игорь идёт сквозь пустые слои метели

чтобы где-то раздеться и снова упасть в постель и он не знает

что жизнь в его канители сделала круглый проём – вход

для больных тетерь где они ползают – тыкаются носами а потом уползают

в январскую тьму и то что было создано то создано только вами

а то что над ним неподвластно увы уму и игорёк рыдает: «где вы шаурму вертели?» а они отвечают ему: «там где была постель» и он сидит как дурак

на своей одинокой постели и старается быть пророком которого любит метель но метель уходит а он внутри остаётся и катается по полу

прячась в себя как в тюрьму – то что было рядом увы не даётся

а то что даётся – даётся не сразу и напоминает увы кутерьму

поэтому жизнь – это гоблины что пляшут в чаще бездонной

чаще чем чаши на пол кидали тебя мудаки но посмотри на стены

могучего Иерихона как будто зовут обратно заходят туда полки

и ты катаешься по полу – нервный опальный обломок от какого-то Хлодвига

что воздвигли во тьме две кирки – посмотри как сдвигается небо

во всю глубину потёмок и увидишь как тёмное светится словно обломок реки

 

СНЕЖНАЯ ПАСХА 2017 ГОДА

 

дождливое Воскресение Христа и мраморные груди византийцев которые сама есть пустота и из которой трудно воротиться а снег идёт который

день –забудь про то как вместе драили канаты каким-то мылом – твой янтарный путь – он пролегает в пустоте объятой каким-то сном и спящая рука под голову кладётся невесома – тебе хотелось бы чтоб жизнь была горька но жизнь проста как тайный тайный омут в который падают не зная чешуи стальные рыбы – жизнь была изнанкой которую мы делим на твои и на мои цветы что собирала иностранка чтобы потом преподнести букет

кому-нибудь из нас – ты знаешь, Боже, тот алый дорогой прекрасный цвет который как архангел был пригожим но между тем дорога шла в тупик и так же продолжая улыбаться какой-то демон в чешуе возник и он сказал: «вас девять – не двенадцать поэтому идите все сюда – сюда как венценосные злодеи – какой был день тогда? – ах да – среда – вы здесь по праву потому что веер принцессы вдруг раскрылся на ветру – запахло пламенем, свободой, постоянством – она сказала мне: «а я умру» а мне ведь большего крылатому не надо и я ушёл – она летела в цель и так же говорила про объятья с седых небес проклятая капель но я весь с вами, дорогие братья»

 

И ЕЩЁ РАЗ О СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ

 

«ты должен был быть обнаруженным нами инструментом коммунистического будущего или быть вне социума» – сказал старик

глядя невидящим взором куда-то в сторону – в угол где росли фикусы но мне кажется он видел пальмы и песок на далёкой Кубе – облучённый солнцем пляж– рыжебородые барбудос выпрыгивают на песок из лодок чтобы идти в горы – мне казалось они красят бороды охрой как далёкий – далёкий и от России и от Кубы кавказский народ но я не сохранил подобных воспоминаний – всё изложенное – выдумка воспаленного мозга и не было Советского Союза и не было нашей славы – балета и ракет  и не было наших страданий – наших воплей в густые чёрные небеса а был лишь один красный флаг что полоскался на заре – стяг наших желаний нашей любви

нашей изувеченной немоты –всего что кануло в бездну на бледном рассвете нашего утраченного рая

 

ДРАКОНЬИ РЕКИ И РЫЦАРСКИЕ ВРЕМЕНА

 

«и драконий шарф и драконии перчатки – это новое измерение вещей

поэтому наши дни так сладки» – говорил со своей зазнобой Иуда-Кощей

а потом вскочил на коня лихого и завеялся в чёрную тучу как один из нас

поэтому ты знаешь слово которое прячется в одной из фраз дорогого и любимого Гильгамеша который воевал с этой сворой врачей которые

мешали ему яд размешивать в этой собранной крови состоящей из солнечных лучей – вместе нам правильную пробу брать не нужно – кровь –

она как извозчик везёт туда куда я лечу поэтому беру руками натруженными

эту белую реку несомую чуть замедленными течениями – то што было отвагой лишь штанга для моряка – поднимай её, милый, помедленнее

чтоб налилась особенной силой рука – чтобы скромные вены скрипели натружено и гоняли по дальним улусам кровь – счастье – это наше скромное

оружие но ему подчиняться изволь ибо словно демон из стали снова

стоит на золотых рогах и звенят золотые медали тех весёлых ослиц

что ночевали в стогах – как жизнь распоряжается – как бессонное время

нас уносит куда-то – в край глухой голубой – гнев весенний течёт в этой

белой поэме и куда-то уходит – куда-то ещё где весёлые гаврики тенью растают, где простые солдаты вновь честь отдадут а бессонное небо

над нами летает – надо мною гудит как огромный батут – как весенние

всадники время сквозь время вновь уходит куда-то где каждый прощён

и бессонная совесть как новое племя вновь пускается вплавь и с рекою течёт

 

ФИЛОЛОГ В ТЕЛЕ ОХРАННОЙ ФИРМЫ

 

«по поводу языка я подумал – что он – язык, есть только тогда когда он несёт некое сообщение что бывает так редко – мы часто талдычим одно и то же как попугаи не понимая что говорим или лепечем что-то бессвязное – одним словом: «вода в ступе» – сорри не одним а тремя словами – святая троица архангела Михаила – сообщение может быть где угодно и чем угодно например в кино в живописи в архитектуре а не только в литературе и философии» – так говорил умный парень ковыряясь в носу и рассматривая

в монитор пришедших гостей – глазок видеокамеры был направлен на входящих – парень работал в охране одной крупной фирмы в здании

которой и намечался небольшой сабантуй – «гости съезжались на дачу» –

как говорил классик или не говорил а писал а наш парень прилежно

запирал за всеми двери – кавалеры держали зонтики над дамами –

шёл проливной дождь – а парень-охранник рассказывал как пройти

в большой зал где гости рассаживались за пиршественными столами

и ожидали президента фирмы поедая фрукты и попивая зельтерскую –

тем временем капли мутного дождя стекали по стёклам больших окон зала

и образовывали странные слияния и загогулины которые держались одно

мгновение на стекле а потом исчезали растворяясь в мутном потоке

хлещущей стихии не знающей забвения и памяти, желания и сатисфакции –

мутной воде этих тяжёлых этих ватных этих укладистых облаков

нашей приснопамятной Родины – Юго-Восточной Славонии – государству

которому тысячу лет истекает ровно в обед этих прекрасных дам и господ –

странников на просторах нашей Родины и вечносущих и живых блуждающих

меж облаками мелких приятелей мелких капель дождя лопающихся

пузырями в лужах – в этих гладких тёмных зеркалах отражающих

тёмные небеса

 

КОМПОЗИТОР ДЛЯ НЕМЫХ ДЕТЕЙ

 

ну здравствуй, пацанка, ну здравствуй, герла – ты видела танки и с кем ты легла в простую траншею, где твой пулемёт? целуй меня в шею –

архангел убьёт любого китайца – любой поцелуй – он как не пытайся

такой же как хуй – всё тычется в дырки и хочет понять какие притирки

евойная мать готовит для друга – шального мальца – сошли дети с круга,

осела пыльца и чёрные реки тикали на юг – забудь человека – тебя ведь

убьют как бедного фавна что в зелени трав обломок державный и прячет упав белёсые плечи и жребий мужчин – смотри, человече, ты снова один

бредёшь в бедном мае как всадник немой – тебя понимаем но всё же постой

останься – развалин унылый герольд – тебя нянчил Сталин и чёрный Аскольд

тебя успокоил в зелёном аду – о где же ты, воин, в каком ты ряду

стоишь в этой битве и можешь помочь смешав все напитки отправиться

в ночь стальным негодяям и феям конца – смотри мы гуляем не пряча лица

и ты замираешь как снег нелюдим – с тобой мы играем – тебя отдадим

последнему Богу что в славе небес отправил в дорогу а после исчез

и мы выбираем – где жизнь где житьё и в небе сгораем – идём ё-моё

на эту посадку – малиновый штурм но знаешь твой сладкий под

бременем урн склонился ребёнок и бег топора от самых пелёнок

где шашка востра становится скальдом где тает судьба

играет Вивальди и бьёт барабан

 

МОРСКАЯ И ЗЕМНАЯ ЭЛЕГИЯ

 

милый поцман, где твои матросы – где стреляют стайки папирос

чертят схемы плана Барбароссы, жрут бананы и едят кокос?

где твоя утраченная свежесть? – ночью темнота приснилась мне

угол дорогой пустой медвежий – белый всадник на большом коне

 

где твои январские морозы, где твой золотой укромный мрак?

плещут девки свои чёрные косы в ледяной воде а Жак Ширак

собирает в небесах пространство чтобы ахнуть – небо отхватить

нет любви где хвалят постоянство но любви нам хватит чтобы жить

 

всем нам хватит золотого слова данного тебе, тебе и мне

смерть уходит в небо в полвторого – чёрный всадник в западном окне

промелькнёт и кончится забава – ветер малых – сон для малыша

посмотри на них – простых усталых – они все идут туда спеша

 

чтобы исчезнуть где ни первородство, ночи красота их не спасёт

есть лишь горечь облако сиротство и весной весёлый ледоход

он всё сдвинет – облака замёрзнут – белый лёд уйдёт куда-то вдаль

чёрный пруд большой плевой поддёрнут вновь посмотрит – чёрная вода

 

как слезами налитое око будет отражать огонь небес

гнев усталых, тишину пророка и растущий у оврага лес

жизнь расстанется с холодной тишью – только ты одна меня простишь

вновь услышишь как в воде колышут эти звёзды и шумит камыш

 

ПАСТИЛА И МЁД РЕАЛЬНОСТИ

 

Хуеда Кадзирадзяку – самурай, японский график, занимался также живописью – автор картины нарисованной для императора

«Восход луны над морем слив и диких яблонь» – картины которую император очень любил и подолгу любовался ею а Хуеда

писал другие где изображал крестьян и ремесленников – простой люд

из предместья Киото или разноцветных гейш-танцовщиц с веерами

в руках танцующих под музыку лютни и флейты и падающих

в изнеможеньи в объятья дуэньи в то время как художник

наносит краски на холст и жадно пытливо всматривается в лица своих

жертв – своих моделей своих бесчувственных истуканов своих живых картин писанных с натуры чтобы запечатлеть то неуловимое мгновенье когда

тень расстается с телом и исчезает трепеща прозрачными крылышками

в этих сумрачных голубооких сладких и топких небесах в которых покачивается диск луны и колокольчик на шесте старьёвщика звенит

серебряным звоном растворяясь в шестиэтажном иерархическом

устройстве китайского рая – картины одного древнего китайского художника

изображающего пагоду а рядом бронзового Бога – эту ипостась дракона и тритона дующего в рог смотря широко и яростно на безумное солнце

встающее на Востоке

 

КОРОЛЬ ОПОЗДАЛ В ЭТИ ТЁМНЫЕ СЕНИ ВОЙТИ

И ОСТАТЬСЯ С ЛУНОЙ ЧТОБ ОХОТУ СВОЮ ЗАВЕРШИТЬ

 

поэзия как гора Меру со множеством сторон – лесистых, скалистых и тп

и в зависимости от ландшафта выбирается способ путешествия в этой

огромной стране – единственные универсальные исправления которые я бы признал – это исправления по смыслу – когда пишут о груше с золотыми яблоками а не о яблоне с серебряными яблоками и в этой огромной стране

растут яблони с серебряными яблоками – она набрала их полный подол

и ступала по невесомой траве которая не шевелилась – стопа проходила

сквозь зелёные травинки и земли не касалась – как бледного ангела семя

это одинокое облако путешествующее из одного края Вселенной в другой край – невесомые тени кружат над огромной опушкой чёрной чащи

и зелёный скоморох проходит её в течении суток чтоб упасть и расставить

фигуры на белой доске где бессонное время разворачивает транспаранты

«король убит» «королеве поставлен мат» но весомые ангелы падают

в белую землю и трёхкратно встаёт в стременах опалённый Юпитер

словно бедные зяблики темень таскают в саду – наполняют кадушки ушаты

лохани и вёдра и морозное солнце охотится за бледной луной

 

БЕЛАЯ ПУСТОТА ЛЕЖАЩАЯ НА ДОРОГЕ

 

недотыкомка погрязшая в литературе вяло подводит свои итоги

она напрягает мускулатуру и сводит ноги – она смотрит на эти белые пальцы

как на таинственный дар какого-то белого Бога а потом встаёт и шатается

стоит и смотрит у порога на эту зелёную улицу окончательную словно

войцех ярузельский направляющий свои танки на бедных шахтёров

и пьяных докеров которые размахивают флагами и требуют мира

и справедливости от безумного солнца вставшего из темноты столетий

словно дуло светлого пистолета смотрящего на нас и ждущего

от нас заверений в отсрочке нашего наказания упорно болтающегося

чёрным галстуком на серой ветке зелёного дуба растущего в тишине

чёрной чащи – «он был безумным и настоящим словно белый ангел

томящийся на ветру но всё получилось настолько нелепо и глупо

что он прекратил свою участь оставшись как веник из веток к утру»

 

РАЗГОВОР В АЛОМ СУМРАКЕ РАССУДКА

 

«я жгу Париж» – «о чем ты говоришь?» – «не предлагай мне то чего не нужно» «над бледным пламенем как тень паришь держа в руке безумное оружье как тень из ста теней в январский бледный день выходишь из огромного роддома и думаешь по-прежнему о ней – как это всё убого и знакомо – по-прежнему паришь над головой пустого ангела разъятого на части и повторяешь в небо: «боже мой!» – вот это и зовётся словом «счастье»

вот это и зовётся «вольной шаг» когда идёшь и ангелы немеют

а в небесах летит твоя душа средь томных облаков в большой аллее

прекрасных звёзд поставленных как ты над этой пустотой в окно глядеться

не терпит мой архангел красоты и запирает за собою детство –

оно летит на золотых крылах – всё в темноте невзрачного покоя

и ставит бедный ангел на весах мечту и пустоту – теперь их двое

бредут они под красной чешуей безмолвного и пьяного дракона

уходит бедный ангел за водой – на праздник в темноте глядит икона

и кажется что хочет он сказать – оруженосец белых славных судей

что он рождён чтобы во тьме летать и быть одним из ангельских орудий

которое растает в темноте но прежде чем улов забрали боги

оно висит на золотом кресте и тает белый ангел на пороге»

 

ХАРЬКОВСКИЕ ПАРКИ И УКРАИНСКИЕ РЕКИ В ЧЕРНОТЕ НОЧИ

 

да – город красив холодной жестокой красотой – я бы даже назвал Харьков украинским Петербургом – без моря но со своей Невой – речкой Лопанью

текущей мимо новой набережной украшенной «чугунной» решёткой

и анфиладой фонарей но что-то как будто падает в узкую темноту реки

наверно это «чёрный ящик» корабля пришельцев когда-то разбившегося

тут или «Чёрный квадрат» Малевича – улицы города как будто написаны

художником-супрематистом и они тоже уходят в никуда – ведь тот чёрный квадратный предмет провалился в ничто – в лесостепь простирающуюся

на многие километры вокруг где живут злые печенеги гонящие свои стада

а также торки промышляющие ремёслами и торгующие с населением

города выменивая деревянные фигурки богов и оленье шкуры на флешки

модемы мониторы и прочую дрянь которую завозят нам

расторопные купцы приехавшие из Силиконовой долины и гонящие своих коней туда –в зелёную вечность

 

ЗВЕЗДА ОБРАЩАЕТСЯ К НЕЗНАЙКЕ ОБЕЩАЯ ЕМУ

ЦВЕТОЧНЫЙ ГОРОД

 

«звезда в шоке и эта звезда – я – я родилась в ожоге – не знала я ни хуя

и был мой кумир забавен – три лодки и пара светил его провожали в Зимбабве – в страну где меня он любил а после оставил скотина

скиталась я как свинья блуждая то к Божьему Сыну то к Ламе но горы

вранья обрушились на несчастную – меня под собой погребли

и я в этом пламени красном летела в объятья Земли чтоб с ней

погибнуть в Валхалле – ты если готов будь таков – встречай в этом Правильном Зале отъявленных мудаков – ну а про меня мой безбожник

не забывай никогда ведь села я в внедорожник – ведь я понарошку звезда

а так я обычно комета летящая к новой звезде – как только мы вспомним про это то вспомним что быть нам в воде – шипеть там и плавиться что ли

а после уедем в Курган но я не гуляла на воле – от ангела по рогам

я тут получила – «готовься» – так мне этот ангел сказал и я изучала

литовский а после врулила врагам просроченную плащаницу и плащ

в нём-де дьявол ходил – раздумала вовсе «жениться» а мой женишок

угодил в объятия к деве прелестной и там нас забыл – вот мудак

но то что тебе неизвестно то падает с нами во мрак чтоб с нами навеки

остаться чтоб вновь возвратиться звездой и будут со звёздами танцы

и ты будешь тоже большой и ступкой большого помола тебя истолкут

в эту пыль и будет объявленный голод шатать этот хилый ковыль

но ты не сдавайся, парнишка, иди сквозь свои антраша и то что уж слишком

то с лишком – нам лишь бы летела душа в объятия юной Венеры

сквозь тени косого Ковша» но был он простым пионером играющим

малышам то «Happy New Year» то «Осень» и падающий сквозь вокзал

тот дождик осенний что просим – а больше ничто не сказал

 

ВЕЧНЫЙ КОСМОС НЕБЕСНОГО САДА

 

полно влюблённых и угашенных на улицах дождливых – брожу среди объятий крашенных и вспоминаю о счастливых: о витязе среди Царьгорода стоящего с конём покорным – над ним летали чёрны вороны и вспоминали о Ливорно – как в этом городе нахохленном спокойно жить среди орудий

которые бросали гоблины и оставляя в чёрной груде и копьемёты с арбалетами баллисты с малыми пращами – они гуляли с пистолетами и белым ангелом вращали а он летел на небе бережном на нём лежа как на кроватке гудя неистовым пропеллером – его лопатки очень сладки

ведь небо синее варение и в нём с огнём страдали люди – они справляли день рождения и говорили: «все там будем» а он летел как отклик памятный – труби Роланд в свой рог прозрачный и вспоминай об этой грамоте – ей одарили новобрачных и говорили: «дети, счастливы вы будете в огне Вальхаллы – не сочиняйте вы напраслину а бейте в бубны и кимвалы

чтоб тень над рощею, над мякотью плода созревшего в июне не заставляла вас здесь плакати – а если хочешь в небе дунем – оно растает словно ангельский печёный пудинг на тарелке и перекатывая ганглии летим на Белке или Стрелке»

 

МОРСКОЙ АРХАНГЕЛ СЧИТАЕТ ЗОЛОТО ИСПАНСКИХ ГАЛЕОНОВ

 

я червь морской я гад небесный я белый конь Мафусаил мне все известные известны я всех любил в огне пожарищ – не просто так а на песке – не покидай меня товарищ от смерти мы на волоске – от смерти слаженной

убогой поющей в такт и унисон но уходи от тёти строгой покинь сей маленький вагон чтобы остаться на перроне и танцевать там антраша

чтоб в этом маленьком вагоне ушла бессмертная душа – на первый вид

ей лишь двенадцать на пятый взгляд им всем за сто но продолжайте улыбаться ведь вам известно а не то всё неизвестное воспрянет – согнёт крыла угрюмый бык и белый огнь из тучи грянет а я к архангелу приник

а я дрожу и извиваюсь и понимаю, кореша, я в мозг большой струёй вливаюсь а балахманная душа летит из балахонной тучи – но стыд остался –

ты один в огне янтарном и певучем – не ангел и не господин а просто некий  пьяный малый что открывается спеша в свою угрюмую Валгаллу а с ним любые кореша что вмиг готовы опрокинуть грамм скажем двести или сто

и лечь на пьяную вагину как на пустое решето но бык уходит – знамя тучи выпрастывается и язык глухого пламени могучий похож на золотой родник

что вновь течёт в земле ужасной – то золото седых оков но снег из синего стал красным – в стране безумных дураков где все страдают по герою – герой пришёл и тут увы – от вас, архангелы, не скрою нам дали дорогой травы

и мы картинно воспарили – кто с нами не был тот дурак – цветы архангелу дарили и воспаряли в горный мрак – чтоб с розами во тьме расстаться – тут нужен Бог – большой порог среди экстазов и ротаций но я с тех пор забыть не мог – как лето – вся тоска в июне а я плыву и не дыша я наблюдаю как две Дуни в воде купают малыша

 

ЭЛЕГИЯ ЧЁРНЫХ ЗАКАТОВ

 

мне щас крышу как будто сомнамбула когтями рвёт и слегка отгибает как  ураганный ветер лист железа

потому что никто никогда не умрёт – и думать об этом увы бесполезно

потому что вагоны метро все уходят на юг – тихий памятник смерти –

так черти качают невесту – если вывесишь флаг над окном тебя тоже убьют

вот такие читаю я в сумерках белых архатов свои палимпсесты

потому что округу обводит бедное чмо – оно с пони играет и мелом рисует квадраты – пони тащит мешочек с песком и уже всё равно – все мы в круге тоски, дорогие ребята, потому что белёсый песок это белая тьма что уходит с тобою и порчу свою не наводит – этот бледный рассвет тот в котором ты сходишь с ума – он сияет над всем даже в сердце систем и при разной погоде

и поэтому белые аисты в сердце летят – этот странный квадрат – тот в котором все шепчут заклятья – они думают о тебе и конечно хотят чтоб ты всё рассказал – эти бедные дети и правды бескровные братья потому что любовная мелочь – копейки в горсти – этот странный закат с этой стройной луной что не знает свои пируэты – по одной, бледный ангел, ещё по одной – только ты нас и знаешь когда мы спускаемся в лето

 

ГВИДОН И ЕГО МЕЧ И ТРИ НЕЗАМЕТНЫХ ВОИНА

 

недолго музыка играла недолго фраер танцевал а я лежал во тьме подвала и доску мерзкую ебал – а я лежал мёж мёртвых точек – где твой триклиний,

анаша? – дарил архангелу цветочек и безнадёжная душа летела в медленное

братство стихов и знаков и светил – я не хотел с тобой расстаться но всё ж

не это я любил – не это нами в бездну правит – огромной скорости сыны

забыли меч на переправе и с ним ворвались в твои сны и с ним разрушив

цепи братства с оружьем каменным прощён как волны светел средь акаций

стал подниматься князь Гвидон и в этом ледяном покое где снег танцует не спеша осталось двое – только двое – святой Гвидон, его душа и три

малюсенькие точки которые взрывают смерть – летел архангел этой ночью

и нёс с собою славный герб – Гвидон и меч, три человека танцуют джигу

под луной и едет бедная телега и вы остались здесь со мной чтобы расправить свои крылья – в седое небо улететь – я ненавижу пропасть

с пылью – я ненавижу слово «смерть»

 

КАЙ РАЗРЫВАЕТ ПОДАРОК ГЕРДЫ

 

человек человеку осколок подарил – в этом сонном стекле притаились две сотни иголок, сердце смертное в хрустале – притаилась янтарная сущность,

семь проказников, семь грехов и влюблённая злополучность – та которая –

ты каков если с ней ты пытаешься в двери проскользнуть и устроить

впросак – скука бедная – я не верю то что может такое быть так –

сеткой правильной где на измене извиваются три калача и твои дорогие

колени – это то что я приручал но не смог – в этом медленном танце

мы закружимся, мой январь, я явился сюда с чужестранцем – он исчез –

я открывши букварь прочитал это слово немое что выписывает вензеля

я остался, мой ангел, с тобою и с тобою кружится Земля чтоб мгновения

отоваривать – чтоб играть в этой пьесе без сил – чтоб с тобою, мой друг,

разговаривать – оттого тебя нежно любил что была ты ужасной и стройной

ты ужасная словно стрела говорила: «мой мальчик, спокойно, я ведь сделала что могла и поэтому в ледяном море ты плывёшь уповая красив словно Бог

на тяжёлое горе и ныряешь под этот настил чтобы встретить там чудо-рыбу –

чудо-окуня, говорят, что вы жить вместе с нею могли бы как с любовью отряд октябрят» и любовь умирает в постели, белый ангел спешит в «Новый стиль» – все мы сделали что сумели и поэтому сдали в утиль трёх юродивых:

бедного Ганса, негра чёрного и малыша что танцует в ночи свои танцы

и трепещет от счастья душа потому что она это знает – это главное что

прошло – тонет лодка в степи и взлетает в это чёрное небо стекло

 

* * *

 

как Троцкого тебя взломаю – что там внутри не понимаю

и всё же начинаю думать что он не просто так готов

отправлю как беднягу в Умань чтоб он смотрел на тех китов

которые читают песни и притчи пляшут впопыхах

сегодня будет интересно – кто тот кто испытует страх

и ждёт его во тьме невеста и хохлится над ним Аллах

 

как птица Он взлетит раскаян и в этой ледяной воде

от сих до сих простых окраин Он остаётся на звезде

чтобы её опять курочить и курам на смех вниз кидать

что будет этой тёмной ночью? – крадётся ко амбару тать

чтобы Иудина закона не соблюсти – чтоб вкус и слух

терзал как старая икона архангел пахарей – петух

 

РОСТОК РАССВЕТА – ИЗУМЛЁННЫЙ КРАЙ ШПАГИ

НАВИГАТОРА БЕСПЛОТНЫХ НОЧЕЙ

 

пёстрые цветы фантазии растут на фоне обыденности ничем не выделяясь

среди её серых лоскутов надёжно закутанные в фольгу для мороженной рыбы стараясь быть незаметными они раскрываются только ночью когда шелуха обёртки ниспадает и дивные голубые ангелы летают вокруг неё кормясь ею как скорлупой орехов и лепестками засохших роз и умирая внезапно на пьяном рассвете держа в руке веточку японской сосны а в клюве кусок самшита падая на покрытый узорами подлокотник кресла-качалки Тома Сойера – убогого старика на рассвете узревшего их и закричавшего от ужаса и внезапной тоски как человек только увидевший ворота Ашхабада но уже не понявший куда он попал так как сердце зашаталось в нем – это иллюзорный маятник тоски задвигался а голубые вороны взлетели над тобой в ледяную высь

 

ГЛАЗ ПУСТОТЫ – НЕЗЕМНОЕ СВЕЧЕНИЕ СЕВЕРНЫХ МАГИСТРАЛЕЙ

 

ландшафты-призраки?! – а ведь они не убийцы – некие сущности живущие сами по себе протягивая свои ростки отражаясь в райках человечьих глаз и стряхивая с ладоней свою невидаль и своё заколоченное солнце – пряча его в глубоких пещерах горы выросшей на востоке и в ледяном солнце уходящем на запад – солнце прячется в солнце как тайный брат как невесомый повелитель как тёмный колодец прячется своим дулом уводящий

сияние звёзд как незадачливых птиц попавших в чужие потоки воздуха и падающих вниз к то расширяющемуся то сужающемуся зрачку

 

МОИ ТЕНИ ЗНАМЕНИТОГО СЕРИАЛА

 

«надо начать смотреть «Твин Пикс» – сказал ангел и отвёл в стороны занавеси из алого шёлка любуясь белым шаром лежащим на гранитном постаменте а потом он бросил его в лузу скатив его по желобу в чёрную

ночь – полы комнат были усеяны желобами а толстые стёкла окон были замазаны белой краской – «интернат для слепоглухонемых найдёнышей» – сказал белый ангел – он почему-то считал что на дворе вечная ночь – благо

никогда не видел солнечного света летая меж люстрой с многочисленными хрустальными подвесками и пыльным потолком – но он ответил как надо

смотря в белые глаза рассвета – пусть даже эти глаза это осыпавшаяся

побелка на стене и в углу трещина кривит свой нахальный рот –

всё равно рассвет победит – однажды начавшись в этой комнате он заденет

хрустальные подвески и они посыплются на пол и будут хрустеть

под сапогами одинокого ангела задумчиво жующего соломинку смотря

на причудливо изгибающуюся трещину в противоположном углу где

паутина – вот тень летучей мыши мелькнула на стене – вот одинокий бестиарий теней задвигался обнажив иссохшееся дно и осыпавшуюся штукатурку за которой решётка каркаса, кирпичи и дранка – всё что

нужно для успешного бизнеса в этой стране

 

НЬЮ-ЙОРКСКИЕ СТРАДАНИЯ ФРАНЦУЗСКОГО АРИСТОКРАТА

 

чья-то свобода – это монолог перед зеркалом а моя – это прогорклый сыр красное вино и рука в гуттаперчевой перчатке душащая горло бутылки перед тем как налить из неё маркизу де Саду – так я называю своего кота – главного эстета в очках читающего «Илиаду» и в сердцах швыряющего ложки, вилки – я не знаю он человек или кот – иногда мне кажется что он – «человекот»–то есть нечто среднее – пушистый робот разматывающий наши клубки читая монологи Гамлета перед толпой зеркал – в одиноком зале на

30-й авеню где иногда репетируют актёры любительского театра играя пьесу

Карла Шмита выполняя какое-то неясное им назначение – возможно они

нужны для того чтобы потолок в этом зальчике окончательно не обвалился

чтоб кастелян мог сделать косметический ремонт помещения чтоб эти двери

не рухнули под натиском тех кто хочет услышать монологи Гамлета

и чтоб польский эмигрант служащий управляющим этим зданием

смог заработать себе на кусок хлеба с маслом и на кусок жирного тунца

пока что плывущего в океане и не помышляющего о своей скорой гибели

в этой Атлантиде всех пороков – городе Нью-Йорке

 

БЕЛОЕ НЕБО НАХОХЛЕННЫХ ЛЕБЕДЕЙ

 

мексиканский китаец Хуан Цзы – учитель легендарного

Кастанеды рассказывал мне что любит смотреть сквозь пальцы на звёзды и планеты кружащиеся в его загорелых руках, умирающие в облаках

а до других ему дела нету – «ну и что – сказал я ему в ответ –

семь стеблей не читают нотного знака а если ты водишь с собой

кобелей – знай то что знает каждая собака – что читает молчанье сквозь плотную эту пургу – семь огромных зароков которые день нам оставил – семь весёлых собак – их кидают стеречь на бегу то что здесь вырастает стесняясь секретов и правил потому что в безумных ночах раскрывается то что здесь есть – то к тебе переправа – худобедное неба зачатье – так торгуется небо среди этих тварных завес – будто бедные тени бегут и к тебе – эти смертные братья – даровая отрава попросится к тем палачам что вздыхают угрюмо гитару терзая протяжно – это светлое небо летит к этим белым мячам и кидает нам влагу – кидает кидает отважно

 

ОГЛАШЕННЫЙ РОБИНЗОН И ПРАВЕДНЫЙ СПИСОК

 

не так-то прост Роберт Фрост и не так-то красив маяк – маяк возносит свой свет до звёзд – упорно буровит мрак – а я сочиняю свои стихи и Пятница в отчий дом приходит и вводит объявленному стрихнин – ты памятник, Робинзон и чёрная пятница в месяцах спит – объявится чешуя на коже которую спас пиит но это увы не я – но это увы этот странный снег во тьме укрывающий лес глядящий в тебя за заслонами век как в чёрную бездну из бездн и я замираю на медном кресте – ты справился херувим – мы будем с тобою в ту бездну лететь – останется тёмный дым что в слове клубится – как правильный шар летает во тьме естество и ночь замирает – взлетает душа и хочет остаться с тобой

 

АЛЫЙ КРЕСТ В ТЕМНОТЕ

 

«little bitch» – сказал Ильич в темноте заплакав – это был короткий спич –

все ложитесь на пол – начинайте антраша, бурые медведи, и лети, моя душа,

к смелой юной леди чтобы пачкался старик в жилах изумрудных –

сел архангел и приник к силе многотрудных – к роднику на голове юного

злодея – эй, архангел, ставь на две – не болела б шея у любимого дружка

нашей юной леди – посмотри на старика – бурые медведи обступили его – в пляс – кинулись брататься – потемнел иконостас – на часах двенадцать –

месяц, лунная река – тишина на небе – всё зер гут для старика – три барана

лепят ему юную овцу – будет в жизни двадцать кровных памятных – к лицу

поднесут и мацать будут грубое лицо старика-злодея – кто родился с тем кольцом тот живёт немея чтоб однажды рассказать всю вам правду, люди, –

учат ангелы летать и несут на блюде шёлк, заморскую парчу – в темноте

двенадцать пьют из лужицы пичуг – «предлагаю драться!» – так сказал мне самурай лунного полёта – вышли тени со двора и несут кого-то а тот ангел

на кресте что шептал вам, люди, вновь растаял в пустоте где мы с вами

будем – девять вёсен на часах – три печальных шеи наклонились и в лесах заблудились змеи – полетело колесо в Дон – воды напиться – среди ангельских лесов бродит кровопийца – он не ищет средь причин – с кем он должен знаться – просто выбрал из мужчин и давай играться – развевается

заря словно шёлк на блюде и три ангела горят – люди, все там будем

 

ПРОШЛОЕ НА ВСЕ ВРЕМЕНА

 

вообще давние времена не так удалены как нам кажется – они наступают

нам на пятки – они преследуют нас своей современностью нервируя

потомков – мы изображаем их на костюмированных балах а они – это мы

просто мы которые ещё не опустились на дно этой чаши – не коснулись

этого белого мрамора – этого белого сахара который тает на дне  – во времени как в жидкости растворяясь в нём и проникая во все – во все поджелудочные и селезёнки во все замочные скважины и во все подзамочные комнаты «и да будет так – аминь!» – вскричал недотёпа шлифовальщик золотых пластин на которых и была записана это истина – «наше прошлое – это мы растущие в своих обстоятельствах и не меняющиеся со временем»

 

СЕРДЦЕ ПОЭТА – СТЕКЛЯННЫЙ ШАР А ВНУТРИ У НЕГО СНЕГ

 

из разбитого корыта Иванов глядит сердито а растили Иванова

Дед Мороз, тоска и слово – он потряхивает бури в своём белом хрустале

там ведь снежные метели и рука там на руле – он разбрасывает мысли по дороге в Зурбаган а на ужин сёдня мюсли – он опять сегодня пьян – разворачивает снова он свой бедный вертолёт и летит он в полвторого

навестить Воздушный Флот – он заманчивую мышку ловит долго на столе –

Иванов – котяра хитрый а рука-то на руле – едет бедный Иванович – в хрустале играет дым и следит за ним Петрович и соратникам своим

говорит он: «этот парень мазать в пустоте мастак – будет он огосударен

и расскажет нам что как нужно делать в этой смете – а других нам не найти»

тихо, зайцы, на планете – надо к Господу идти

 

БЕЛЫЙ ДЕНЬ ЗЕЛЁНОГО АСМОДЕЯ

 

о марте плакать Пастернака заставить чтобы было с кем –

что знает каждая собака – живём в одной из той систем

что нашему народу ближе – здесь песни юные лежат

и я такое в жизни вижу что мои ангелы дрожат что мои ангелы

лепечут: «приди сюда и будь же им» о, мой безумный человече,

скажи архангелам своим что будет с нами, будет с ними, что будет

с бедною страной и выговори своё имя чтоб зашумела над Двиной

и поднялась большая буря – помилуй, все архаты спят – как сказано

в литературе – «на небе ангелы летят» –  никто не нужен, всё возможно

и поднимается в тоске зелёный этот змей под кожей и всё висит на волоске

 

РАЗГОВОР В СИНЕВЕ ХОЛОДНОГО УТРА

 

«мои стихи чертовски хороши и я смеюсь над вами, злые люди»

«ты если хочешь ангелу пиши – в конце концов мы все в забвенье будем

купаться и касаться голубей которые летают в той лазури которая архангела

смелей как тот батрак который тихо курит стоя в сторонке и считая жаб

чей честный хор возник и тает на рассвете» «во мгле холодной незаметный

раб – вы будете рабами, злые дети»

 

ПРАВДА О ДОРОГОМ И МИЛОСЕРДНОМ НЕГРИТЯНИНЕ

 

менеджер с роскошным оскалом лица говорит что он хочет идти до

конца – упадёт город вешний – дорогой бутерброд, прямо в омут безбрежный

а потом круглый год будут бедные дети лепетать: «I love you» – мы

живем на планете о которой пою – мы живём в годы странствий молодого Творца – лес в осеннем убранстве не теряет лица –не теряет – уходит –

а кого я ищу – пусть Вселенная бродит я здесь только гощу – словно

лист пятипалый я сжимаю жетон – зайчик солнца усталый ну а где

же вагон тот в котором я еду – золотой но большой я взыскую победу

над холодной душой – над рассветом закатом пусть здесь все просто так пусть гремят перекаты я сжимаю пятак чтобы в день сожалений его

вновь отпустить становясь на колени и обычную нить что горит пред

тобой – паутины моток повлачить за собою и огромный глоток сделав солнечным мёдом запивать забытьё и сияет природа и взлетает копьё чтоб пронзить этот конус в полседьмого утра а потом словно горец прошептавши пора я с холодным закатом (словно звезды есть тут) что летит водопадом – небо в землю кладут

 

ХОСТЕЛ «ЗОЛОТОЙ ОРЁЛ»

 

Боб – овсяное зерно, Боб – школьный инвентарь, Боб – испуганный зимородок – все они вышли на крыльцо – один из них курил сигарету

пятый смотрел в бинокль а шестой умножал в уме восемь на пять

 

и тут какая-то птица залетела в окно – она кружила по комнате

и билась о стёкла а потом села на люстру и заснула

 

шестой Боб сказал почесав затылок – это вещая птица пятый Боб согласился с ним а седьмой молчал и смотрел вдаль глядя сквозь подзорную трубу

в затылок месяца круглый как блин на сковородке бабки Лукерьи

 

БЕЛАЯ ЛЕДИ ГОДИВА ВНОВЬ ЕДЕТ НА ВАЛЬСИНГАМСКОМ КОНЕ

 

тёлочка военная очень охуенная – в вальсе я с тобою закружусь и узорной пеною буду словно пленный я задувать туда где ценный груз опускаем, моряки – касательство к этому канешно не хочу я иметь – такое обстоятельство – я иду по белому лучу – бедное банкетное строительство – золотилась с солнцем чешуя – это самое оно – вредительство – потому не знаю ни хуя я про это – ведаю во времени только семь разорванных лучей и иду один без рода племени прямо в глубину глухих ночей – в сером сумраке питомица архангела надевает тихо тетиву – ну а я лечу в большую Англию и поэтому я беру с собой траву чтоб упасть в покорные объятия и задуматься о славе бытия там где пустота – моё проклятие вновь сжимает твёрдые уста

 

ВАЛУН ОБМАНЧИВЫХ СУЖДЕНИЙ

 

петушок-золотой гребешок и красавица-молодка для которой

мы как водка непонятны и страшны потому идём во сны чтобы там –

во сне растаять и конями в небе править – полетела четверня для тебя

и для меня – чтобы с тенью не бороться надо выбрать знак сиротства

двуединый в общем знак и поэтому всё так происходит в этом мире где

рыдаем как в квартире брошенный без волн челнок – мы поедем на восток

и узнаем в небе солнце – знак алмаза и червонца а в душе лежит тоска

чтобы не было куска этих пятен в этом теле будем пропадать в метели

чтобы жизнь была жнивьём мы подумаем о том чтобы не было бы

царства где бы нужно нам расстаться и растаять во плоти – мы идём

к тебе в пути пропадая словно ели для которых дни недели – это

три кило сырца – не забудем про Отца и про Мать что в той печали

о которой мы не знали и не знаем – почему? – ничего я не пойму

опускаюсь в этом небе разделяя ствол и сталь – вы подумайте, коллеги,

для чего царь-государь нам оставил окаянство и зелёную тоску –

чтобы было здесь убранство в нашем бережном мозгу – чтобы было

здесь историй занавешенная кладь – тонут три царевны в море

будем их тогда спасать и воспитывать злодея на беду и на тоску –

три царевны ждут немея чтобы было им зер гут – но они уже устали

от расправы злых детей – как сказал товарищ Сталин: «будем

жить мы без затей – потому что все затеи – это царство Анаша»

начались в душе метели – в теле духи ворожат и стараются китайца

развести с его душой – всё равно ты улыбайся и расти как сам-большой

в этом ангельском безбожьи – в этом ангельском огне – три ствола

на бездорожьи и стрела на валуне

 

МЕКСИКАНСКИЙ ДИВЕРТИСМЕНТ

 

охрана супермаркета скрутила пионера – они рамсили его по голове железною дубинкою – но голова пионера была из пробки – она всё выдержала и тогда они заткнули его головой узкое горло бутылки из-под коньяка – они бросили в эту бутылку письмо неизвестного содержания

и отправили его в океан бросив бутылку с берега – с которого когда-то орды Батыя смотрели на Северную Америку и слали проклятия индейцам

пускавшим в них тучи стрел и бросавшим лассо наперегонки стремясь захватить какого-нибудь темника чтобы снять с него скальп предварительно замучив пытками – так наказал сделать Кетцалькоатль – Великий Бог и основатель династии королей и магов правивших народом полторы тысячи лет размешивая кровь в жидком шоколаде и попивая его на досуге

под раскидистыми кактусами королевской террасы в собственном дворце

в Мехико