Константин Кедров

Проект Велимира. Из литературного дневника

Никто толком не осознал, какой грандиозный прорыв совершился в самом начале прошлого 20-го века, когда великий каббалист, преподаватель в политехническом ВУЗе, где учился Эйнштейн, провозгласил на основе своих физико-математических исследований, что времени нет и нет пространства. Есть только ТАЙМРАУМ (время_пространство или пространство_время). Даже Эйнштейн думал, что Герман Минковский просто придумал ловкую математическую ловушку и не более.

Зато молодой поэт Виктор Хлебников сразу понял, в чём дело. Ещё в первом прозаическом отрывке под названием «Завещание» Хлебников сказал: «Пусть на его могиле напишут: «Он связал пространство и время…». Как не вспомнить анекдот про сержанта Иванова, который вслед за Минковским и Эйнштейном связал пространство и время, приказав его подчинённым копать траншею ОТ ЗАБОРА И ДО ОБЕДА.

Идея связать пространство и время возникла в сознании студента Казанского университета чуть-чуть раньше того момента, когда Герман Минковский прочтёт свой доклад о пространственно-временном континууме: «Отныне время само по себе и пространство само по себе становятся пустой фикцией, и только объединение их в некую новую субстанцию сохраняет шанс быть реальностью».

Многие до сих пор не поняли, что это означает. Даже Эйнштейн просто счёл вначале удобным воспользоваться графиком Минковского как неким математическим обобщением, где в пространстве вместо точек возникают некие отрезки, сливающиеся в линию мировых событий. И лишь в конце жизни Эйнштейн в письме к сыну чёрным по белому написал, что «прошлое, будущее, настоящее» с точки зрения физики есть простая иллюзия человеческого восприятия. Ведь график Минковского покончил с иллюзией времени и пространства Ньютона. Теперь перед нами их единство, названное Бахтиным термином «хронотоп». Хронотоп Хлебникова означал, во-первых, что во времени можно свободно перемещаться из настоящего в прошлое или будущее, поскольку на линии мировых событий Минковского будущее и прошлое присутствуют всегда здесь и сейчас.

Чтобы показать, как это выглядит, посмотрим на дуэль Пушкина с Дантесом в свете открытий Хлебникова-Минковского-Бахтина-Эйнштейна.

 

* * *

 

Как маялся стилист высокий на диване

прилипая кровью

и как Дантес был далеко отсюда

Он с приближеньем смерти от-далялся

от выстрела

и пули раны

теперь он дальше всей вселенной

хотя «рука бойцов колоть устала»

и может быть гора кровавых тел

не может быть горою никогда

поскольку тело больше

чем гора любая

и нет в полях кровавая гора

а в животе кровавая дыра

и залпы тысячи орудий

слились в протяжный вой Ивана Ильича

не хочу-у-у-у-у-у-у-у

 

(Читай одноимённого Толстого

с тотемным знаком африканским ЛЬВА

откуда родом по отцовской ветви Пушкин

куда уехал не Дантес - охотник ГумиЛЕВ

стрелять во ЛЬВА но не в Толстого

а в африканского

но рикошетом пули был сражён

в одноимённом городе

где ныне

умирал от Пули Пушкин

а шкура ЛЬВА валялась под диваном

у ГумиЛЕВа до расстрела)

 

Итак, дано:

Дантес, ЛЕВ, ГумиЛЕВ, Толстой и Пушкин

Их связывает Африка и пуля

Что общего меж Африкой и пулей?

Но в первый миг творенья

они ещё не от-делились

друг от друга,

и более того: Дантес и Пушкин

в тот миг едва ли были различимы

поскольку весь объём вселенной

был менее игольного ушка

в которое пролез верблюд (богатый)

 

Так соблюдая Правило верблюда

Дантес и Пушкин вновь соединились

посредством выстрела и рваной раны

 

Дорогой читатель

Тебя интересует чему равен ты?

Утешаю тебя ты ничему не равен

кроме той пули

которую так просто извлечь сегодня

о чём свидетельствует Вторая мировая война

где большинство раненных в живот

вернулись в строй для нанесения другим

таких же ранений

Немцы были Дантесом

мы – Пушкиным

Мы победили

потому что согласно правилам справедливости

второй раз Пушкин убивает врага

в разбегающейся вселенной

всегда побеждает ДРУЖБА

 

Вот так далеко разбежались Дантес и Пушкин

растянулись на два фронта

А давно ли вся побеждённая армия Бонапарта

сжалась в точку пули Дантеса

дабы в битве Кутузов – Наполеон

победила ДРУЖБА

 

Но если взять момент

когда до сотворенья мира

ДАНТЕС и ПУШКИН были нераздельны

как ты и я сейчас

когда от пули рана неотличима

и опять же вместе

когда был ПУШКин ПУШКой а я тобой

 

К. Кедров, 1980

 

В книге «Неравнодушная природа» и статье «Вертикальный монтаж» Сергей Эйзенштейн открывает тайну контрапункта пространства-времени. Каждому зримому (пространственному) событию на экране соответствует контрапунктное слуховое или звуковое событие во времени. Пример – древнекитайская притча. Мудрец созерцает рябь на поверхности пруда. «Что ты делаешь?» – спрашивают его ученики. – «Я созерцаю радость рыбок». Самих рыбок не видно, видна рябь от их подводной игры. Так музыка должна быть рябью того, что видим, а то, что видим, должно передавать рябь звучанию. Сергей Эйзенштейн назвал это «вертикальный монтаж», или «4-е измерение в искусстве».

Это своего рода эквивалент открытия Германа Минковского в геометрии и физике. На графике Минковского линия мировых событий – это рябь пространства на поверхности времени и времени на поверхности пространства. Они контрапунктны. Подъёму в пространстве соответствует провал во времени.

Так, Велимир Хлебников говорит: «Стоит Бешту, как А и У, начертанные иглой фонографа». А – гребень волны, У – вогутая поверхность ряби.

Вот зримое воплощение контрапункта:

 

Бобэоби пелись губы –

 

втянутая воронка У в глУбь мира.

 

Пиээо пелись брови –

 

расходящиеся от О круги в ширину на пОверхности ряби.

 

Лиэээй пелся облик –

 

И в облИке связует, стягивает воедИно глубину У и шИрИну И.

Осталось связать всё это мировой цепью –  

 

Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.

 

И вот перед нами мировой лик – автопортрет поэта-вселенной или вселенной-поэта:

 

Так на холсте каких-то соответствий

Вне протяжения жило лицо.

 

Первое измерение в движении даёт линию на плоскости. Таковы плоские фрески и барельефы Древнего Египта. Над плоскостью листа и любой поверхности мы парим изначально. А вот как воспарить над объёмом? Ведь пространство физическое трёхмерно. Богословы объяснят, почему. Догма о Троице напрашивается. Напрашивается и связь его с трёхиспостасным прошло-будуще-настоящим и с трёхмерным объёмом пространства.

Однако математики имеют дело с эн-мерным миром. А физики и космологи от пятимерной модели Калуццы пришли к одиннадцатимерной модели мира. Выход в 4-е измерение – это 4-я координата пространства-времени Г. Минковского. Хлебников это понял сразу. И сразу решил, что «узор точек заполнит эн-мерную протяжённость».

Пять чувств – это пять точек в четырёхмерном континууме. Они разрознены: слух, зрение, осязание, обоняние, вкус. Как только время перестанет быть отдельной от пространства иллюзией, «узор василька сольётся с кукованием кукушки». Проще говоря, звуку будет соответствовать цвет, как у Рембо, Скрябина, Римского-Корсакова. О своем звукозрении Хлебников рассказал в Звёздной Азбуке «Зангези»:

эМ – синий всё заполняющий объём – масса,

Пэ – белый разлетающийся объём – порох, пух, пыл,

эС – расходящийся из одной точки – свет, сияние,

Зэ – отраженье и преломленье – зигзица (молния), зеркало, зрачок,

Вэ – вращение вокруг точки – «вэо вэо – цвет черёмух.

В принципе это может быть и по-другому. Важно соответствие цвета звуку, контрапункт Сергея Эйзенштейна. Таким образом, законы времени – «Доски судьбы» Хлебникова – это контрапункт четырёхмерного континуума. Или вибрация мирового звука, запечатлённая, как волны, на граммофонной пластинке. Впадины – 317, буруны – 365. Универсальная модель АУ – УА. Мир как эхо крика младенца.

Скачок от двухмерности к трёхмерному объёму – перспектива эпохи Возрождения. Она заполнена фресками Микеланджело и Леонардо. Озвучена объёмными мессами от Баха до Бетховена. В этом объёме ад, рай, чистилище Данте или панорамы «Войны и мира» Льва Толстого.

Выход в 4-е измерение – это Пикассо, Сезанн, Матисс, Эшер, Магрит. В слове это футуризм будетлян, кубофутуристов и обэриутские драмы Александра Введенского, которого интересовали только две вещи – «время и смерть». При этом одно не может быть понято без другого. Машина времени Хлебникова – это горло поэта. «Лавой беги, человечество, конницу звуков взнуздав». Влом во вселенную увиденным звуком и услышанной цифрой. Ибо самое великое событие – это «вера 4-х измерений». Это записано Хлебниковым «иглою дикобраза».

Итак, первые слова Хлебникова: «Он связал пространство и время», – и последние: «вера 4-х измерений», – совпадают и сливаются по всем параметрам.

Если соединить прозрения Хлебникова с прозрениями Германа Минковского, мы увидим кальку мировых событий, вычерченную лучами света.

 

Кирасир

 

Драгунский полк сияя

саблями летел

хватая перспективу

Навстречу пёр

кавалергардский полк

и трубами сиял

 

Когда слилось сиянье

сабли и трубы

всё вспыхнуло вокруг

и прежде нежели

скрестились сабли

друг с другом встретились лучи.

 

Весь этот узел света

распутать не могли и разрубить

всё более запутываясь

сабли

 

И в час когда душа

безумная

от тела отдалялась

она металась в кутерьме лучей

 

Вот кирасир

подобен солнцу он

когда рубил на части перспективу

но в теле был он смел

как кокон медный

его душа как бабочка металась

пока не улетел в сиянье он

 

Никто не знал

сколь сложен сей чертёж

из кальки световой на кальке

когда летит с рейсфедера душа

познавшая премудрость

сверхрейсшины

 

К. Кедров, 1988

 

Большая ошибка считать, что проект футуристов уже завершен. Он был прерван, что называется, на полуслове в 30-х годах и продолжился в метаметафорических озарениях от начала 70-х годов прошлого века и до настоящего времени. А в глазах читателей, увязших в дофутуристическом, так называемом серебряном веке, он ещё и не начинался. Так что прислушаемся к Малевичу, открывшему в плоскости двумерного квадрата Эн-мерный мир:

– Я открыл бездну – за мной, авиаторы!..

 

Квадрат Малевича

 

Обронённая фольга

в мёртвом воздухе звенит

свой затейливый повтор

продолжает сладкий звук

 

свет ночной намолочен

резко сдвинута ночь

как комод

и от пыльного лунного света

остался квадрат под квадратом

 

манит тёплою лунною пылью квадрат

не смываемый никем и ничем

не вмещая обтекает себя квадрат

как рог изобилия сыплет квадрат

вещами

в отсутствующей вещи

немного больше вещей

 

из него выпадает ночь

и прозрачная пыльная луна

извлечена

как корень

сладко ноет корень

молочных зубов луны

вот и вылетел пыльный мотылёк

осыпая пол пылью

Квадрат приподнялся

вспорхнул

и улетел

оставляя тень квадрата

 

Разумеется, поэзия дышит, где хочет. Она может спокойно раскачиваться в гамаке 19-го века вместе с Бродским, Ходасевичем, Ахматовой и другими поэтами, не выходящими из дома, дабы не совершать ошибку. И они по-своему правы – пошто волноваться и суетиться, когда и так уютно. Однако для Хлебникова, Кручёных и для открывателей метаметафоры гамачок тесен. Они тоже правы – по-своему:

 

Я вышел к себе

Через-навстречу-от

И ушёл ПОД

Воздвигая НАД

 

Не зову за собой никаких авиаторов. Просто осваиваю внешневнутренние миры со своим Вергилием-Велимиром.