Сандро Мокша, «Папка волшебств»

Сандро Мокша (настоящие имя и фамилия — Александр Шмаков, 1952—1996) — крупная фигура уральского поэтического андеграунда, не канувшая в безвестность благодаря творческим и публикаторским усилиям Виталия Кальпиди, разумеется, лично знавшего Мокшу, хотя и оценившего его творчество только после загадочной и трагической смерти, случившейся то ли в 1996, то ли в 1997 году. Руслан Комадей, подготовивший к публикации «Папку волшебств», то есть один из бесконечных стихотворных свитков Мокши, который не был утерян, а сохранился Аркадием Бурштейном, полагает, что поэт погиб в 1996 (был найден мертвым в лесу в мае 1997) и рассматривает разные версии случившегося. Собственно, данная книга ценна как раз наиболее полным на сегодняшний день исследованием биографии Мокши, которое предпринял Комадей, ибо не то чтобы дата смерти, но и дата рождения поэта доселе никому не была известна.
Комадей тщательно собрал факты (воспоминания родственников, а также обитателей «андеграунда» 1980-х Виталия Кальпиди, Андрея Санникова, Евгения Кормильцева и др.), разыскал и обработал документы (личная карточка Мокши в типографии екатеринбургской газеты «Уральский рабочий», где он состоял на должности стереотипера), нашел прижизненные публикации (в пермской газете «Молодая гвардия», в самиздатовских «Часах») и фотографии — это все стало серьезным подспорьем для биографического эссе, позволяющего составить представление о том, кем же являлся Сандро Мокша. «Для большей части свердловской/екатеринбургской богемы Сандро Мокша <…> — это миф, в котором за внешним образом странного человека, пишущего не менее странные тексты, многие не смогли разглядеть определенную творческую стратегию и уникальный опыт жизнетворчества».
Без сомнения, Мокша был авангардистом. Самым радикальным среди молодых уральских поэтов 1980-х. Не случайно Аркадий Драгомощенко увидел в нем «подлинное безумие», а художник Александр Шабуров определил его как носителя «классического шизофренического сознания».
Вслед за теперь уже старшим поколением, Комадей возводит творчество и жизнетворчество Мокши к Хлебникову, обэриутам, отчасти — дадаистам и сюрреалистам. И некоторые влияния несомненны:

Или еще один пример — вполне обэриутское стихотворение «Портрет», приведенное непосредственно в эссе:

Однако непроясненными остаются связи Мокши с концептуализмом, причем, как второй, так и третьей волны. Их наличие тем не менее возможно: географически Мокша обитал в локусах «уктусской школы», то есть в Свердловске, и, хотя нет никаких сведений о его знакомстве с опытом поэзии Ры Никоновой и Сергея Сигея, его установка на радикальный эксперимент со словом и звуком оказывается вполне узнаваема. С третьей же волной концептуализма Мокшу роднит многопрофильность творчества: поэтические выступления, похожие на перфомансы, или, скажем, попытки инсталляций — так называемые «ассамбляжи» и «поставляжи», которые Мокша мастерил из старых вещей и уличного мусора. Разумеется, постмодернизм с его рационализаторскими установками был чужд уральскому автору, очень стихийному, как правило, апеллирующему к бессознательному, но все-таки за отрицанием концептуалистского кода в творчестве Мокши проглядывает злая воля Виталия Кальпиди, сознательно выводящего «уктусскую школу» за пределы его концепции современной уральской поэзии. Концептуалисты, в отличие, например, от метареалистов, не вписываются в его уральскую поэтическую космологию.
Несмотря на замечательное гилеевское издание Сандро Мокша по-прежнему остается большей частью в пространстве уральского поэтического мифа. Исследователям предстоит еще большая работа — сбор биографической информации, поиск и расшифровка рукописей, их атрибуция и т. д. Другими словами, вывод феномена Мокши из андеграунда необходимо продолжать.