Юрий Беликов, Константин Душенов

Ущемлённые телеса и спасённые души

Люди набились в небольшой, на сто человек, зал пермского Дома  писателей так плотно, солидарно и единоверно, что казалось: вот она,  одна из сотен Минина и Пожарского, которая скоро составит новое народное  ополчение. Стояли, сидели на подоконниках, на сцене. А до того людей по  злому наущению фактически изгнали из трёх возможных мест проведения  лекции московского гостя Константина Душенова. Заметьте: не варяжского, а  московского. В одной аудитории начался экстренный ремонт, в другой  спешно потекла канализация, в третьей просто закрыли «избушку на  клюшку».

Да, от человеческого скопления в Доме писателей было душновато.  Как на подлодке, когда, получившая пробоину, она залегает на дно.  Впрочем, бывшему офицеру-подводнику Душенову, внуку первого командующего  Северным флотом, не привыкать. Первым делом известный публицист и  общественный деятель, в прошлом пресс-секретарь митрополита  Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычёва) и нынешний директор  агентства «Русь православная», выразил своим смехотворным запретителям  благодарность, потому что издревле на Руси всё запрещённое притягивает.

Входящие в Дом писателей едва ли не заговорщически подмигивали:  «Пароль оглашать?» И шли, шли и шли... А паролем могли служить названия  книг Душенова: «Молчанием предаётся Бог», «Раны русского сердца», «Не  мир, но меч». А ещё он создал видеостудию «Поле Куликово» и запустил  серию фильмов «Россия с ножом в спине».

 

— Константин Юрьевич, вот вы обмолвились: «Телега истории  всегда смазана кровью. Другой смазки история не знает». Увы, эти слова  трагически материализуются применительно к событиям на юго-востоке  Украины. Не считаете ли вы, что эта телега уже набрала такую скорость,  что за ней не успевают ни стратеги, ни политологи?

 


— Когда за пятьсот лет до Рождества Христова  формировалась персидская империя, успевали её цари за телегой истории  или нет? Это всё теория. Я хочу сказать о другом: в чём, на мой взгляд,  состоят наши надежды? В том, что кончилась теория и началась практика.  На постсоветском пространстве начинает дышать Империя. На юго-востоке  Украины сейчас реально стреляют и умирают люди. Там творится история.  А история, когда она творится не в интригах политиканов, а на поле боя,  живёт по своим законам. За последние двадцать лет нас приучили, что  якобы всевозможные политтехнологии имеют значение. Да плюнуть на них и  растереть! Там, где начинает дышать жизнь — со всеми сложностями,  рисками и жестокостями, все доморощенные гельманы разбегаются. Причём  начинает дышать не потому, что мы ей сделали искусственное дыхание,  пытаясь реанимировать. Есть некая таинственная, высокая, божественная  сила, которая управляет нами и событиями. Она молчала долгое время,  очевидно, давая возможность высказаться русским самим.


 

— Вы утверждаете, что сегодня президент России Владимир Путин  стоит перед необходимостью русской революции. Но революции не снизу, а  сверху. Иными словами, это революция управляемая. Каковы, на ваш взгляд,  её предпосылки и признаки?

 


— Те же самые, которые были у Сталина в тридцатые  годы. Будучи человеком, владеющим информацией о том, что происходит  вокруг, Путин и люди, которые этой информацией его снабжают, не могут не  понимать, что мы все (не только русские и не только Россия — в целом  мир) стоим накануне по-настоящему глобального кризиса. И, скорее всего,  даже большой войны. Между прочим, Путин об этом говорил. Правда, не  употребляя слово «война». Это прозвучало в его обращении к Федеральному  Собранию. Как политик и президент большой державы, он высказался весьма  дипломатично, но совершенно недвусмысленно. Он сказал о преддверии  перемен и, может быть, потрясений. И, поскольку мы видим, как грозовая  туча назревает на наших глазах, возникает вопрос: «А как подготовить к  этому людей и страну?»

Россия не единожды вступала в такого рода грозовые эпохи, и её  история выработала необходимые защитные и мобилизационные механизмы.  Когда всё хорошо и спокойно, можно «пилить» бюджет и не обращать особого  внимания на мелких людишек, которые тут бродят. Но когда война дышит в  лицо, сразу оказывается, что без этих самых людишек-то ну просто никак.  И, стало быть, нужно обращаться к их исконным чаяниям, святыням и  традиционным ценностям. Мол, люди добрые, мы, конечно, осознаём, что мы  здесь многое украли и, в общем-целом, вы нас не очень любите, но  страна-то у нас одна. И поэтому мы вас просим. Это то, о чём в своё  время сказал Сталин: «Братья и сёстры!»


 

— Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков как-то заметил, что  президент России в своих последних обращениях апеллирует даже не к  главам государств, а к народам. Показательная смена адресатов!

 


— Мне думается, что Владимир Владимирович, выросший в  системе Комитета государственной безопасности, достаточно хорошо  понимает, с одной стороны, геополитику. А с другой — необходимость быть  адекватным эпохальным вызовам. Это возможно только в одном случае: если  ты обращаешься к народу и народ тебя слушает. Вот почему Путин пытается  этот канал общения проточить. Настоящего общения. Не с лидерами, не с  политологами, а с людьми. Он стремится всю эту хевру нагнуть и через её  драконьи головы сказать. Мы понимаем, что в данной ситуации от обращения  ко всякого рода европейцам большого толку нет, но это элемент новой  политики. Не политики манипуляций, а политики осознания новой  реальности.

Ещё десять лет назад люди как таковые вообще не имели значения, и  можно было договориться с лидерами. Но сейчас уже наступает время, когда  «паханы» между собой договариваться не могут. Нужно обращаться  непосредственно к людям.


 

— По вашей классификации, в истории России было три русских  революции. Первая — при Иване Грозном, вторая — при Петре Первом и  третья — при Иосифе Сталине. И вы замечаете, что нынешний период  напоминает тридцатые годы двадцатого века. В чём, на ваш взгляд,  сходство четвёртой русской революции с тридцатыми годами?

 


— Сходство — в общей ситуации. В том, что, как мне  представляется, Сталин начал третью русскую революцию тогда, когда  понял: будет большая война. Если Советский Союз хочет в этой войне  выжить, он должен к ней подготовиться: мобилизовать общество, создать  необходимую экономику и так далее. И Сталин, в соответствии с правилами  той жестокой эпохи, начал общество к этому готовить. Но оказалось, что  правящая элита категорически к этим переменам неспособна. Потому что она  пришла к власти на гребне революции, а революция была антирусской, и  представители этой элиты были готовы делать всё, что угодно,— душить  попов, резать казаков, морить голодом крестьян, но они не были готовы к  единственному — к созидательной деятельности.


 

— То есть это была та самая «пятая колонна»?

 


— Да! Хотя это выражение франкистов. Но прижилось и в  России. А перекочевало к нам в конце тридцатых, когда в Испании  укреплялся режим Франко. Во время начавшихся боевых действий он сказал,  что четырьмя колоннами мы будем наступать на Мадрид, а пятая колонна  внутри Мадрида у нас уже есть. Однако вернёмся к сходству двух эпох: оно  связано с ожиданием больших и грозных перемен. Но где инструмент, с  помощью которого мы будем к ним готовиться?

Этим инструментом от века было русское государство. Когда  приезжаешь в регионы, или, как раньше говорили, в провинцию в хорошем  смысле этого слова, видно, что за двадцать лет (в Москве ещё можно  быстренько чиновников поменять) здесь сформировалась такая... как бы это  цензурно-то выразиться?..


 

— Кодла?..

 


— Она самая! И входящие в неё готовы быть  коммунистами, националистами, фашистами — кем угодно. Губернатор, если  ему прикажут, завтра вообще может надеть на рукав повязку с эмблемой  Русского национального единства, будет ходить и кричать: «Слава России!»  Но это максимум, что региональные ставленники могут. При этом они  неспособны ни к какой творческой деятельности, организации и тем более  мобилизации.

Такова аналогия со сталинским временем. Сталин решил этот вопрос в  духе эпохи — жестоко и радикально, когда произошла великая чистка  тридцать седьмого года.


 

— В этом месте нашего разговора возникает призрак. Поэтому не  могу не спросить: ведь и ваш знаменитый дед, один из первых советских  флотоводцев Константин Душенов, чьи имя и фамилию вы носите, тоже был  репрессирован и расстрелян?

 


— Сеющий ветер пожнёт бурю. Мой дед, вологодский  крестьянин, был же вначале писарем на крейсере «Аврора». Там до сих пор  висит его портрет. Более того, когда взяли Зимний, первые несколько  часов он являлся его комендантом, до того как им стал Антонов-Овсеенко.


 

— И при этом вы приветствуете сталинскую революцию, несмотря на то, что она уничтожила вашего деда?

 


— Она уничтожила не только моего деда, но и всех  разбудивших эту стихию. Чего же сетовать, что они попали потом под  революционный каток? Если говорить с точки зрения светской, не вдаваясь в  мистические и религиозные основы этого процесса, эти люди осознанно или  неосознанно запустили механизм, который их же самих в конечном итоге и  притянул под нож. Любая революция пожирает своих детей. Это классика.


 

— Вы не просто сочувственно оцениваете опричнину при Иване  Грозном и деятельность чёрной сотни — то, что многими историками  определяется со знаком минус. Напротив, вы воспринимаете эти явления со  знаком плюс. На чём основывается ваша убеждённость?

 


— На реальной истории. Потому что те историки, о  которых вы говорите,— они, по большому счёту, идеологи и пропагандисты.  Их не интересует то, что было на самом деле. Им нужно создать прицельно  направленный миф. В чём смысл антирусской «исторической науки»? Она,  проходя по русской истории, в каждой её эпохе выискивает некие символы  русской дикости и жестокости. Она «минирует» отечественную историю.  И когда обычный человек, у которого нет времени глубоко вникать в суть  далёкого прошлого, рассчитывая на добросовестность историков, ступает на  историческую почву, он неотвратимо попадает на это «минное поле».

Но если рассматривать отечественную историю в реальном зеркале, мы  должны обратиться к документам эпохи. О чём они свидетельствуют? О том,  что все сказки о страшной жестокости Грозного — выдумки чужеземцев.  Оставивший «Исторические сочинения о России» Антоний Поссевин, посол  Папы Римского, прибывший из Ватикана обращать в католичество «диких  московитов», вдруг выяснил, что царь этих «диких московитов» Иван  Грозный более компетентен в богословских спорах, нежели сам Поссевин. Он  был просто посрамлён и в итоге изгнан из Москвы. Вот существует байка  об убийстве Грозным своего сына. Это стопроцентная выдумка того же  Поссевина. Откуда они, этим байки? Пожалуйста, смотрите: всё сплошь  иностранцы. А если мы обратимся к отечественным источникам — летописям,  например?

Есть, что называется, совершенно не убиваемый аргумент: государь  Иоанн Грозный, будучи человеком глубоко религиозным, велел всех, кто был  по его приказу, говоря современным языком, репрессирован, записывать в  синодики и поминать за счёт государственной казны. Да, государь телеса  их, быть может, и ущемил, но для того, чтобы души людские спаслись.  И эти синодики сохранились. Там четыре тысячи имён. За тридцать лет!  А не тридцать тысяч за один мах, как это было в Париже в печально  знаменитую Варфоломеевскую ночь. Россия Ивана Грозного по сравнению с  Европой была просто фантастическим правовым и демократическим  государством. А Европа — совершенно дикой и абсолютно кровавой.


 

— Это — что касается опричнины...

 


— Теперь о чёрной сотне. Откуда возникло это название?  Сотни и концы — административные деления новгородцев. Это примерно то  же, что у нас районы. И вот чёрная сотня была административной  организацией тяглых людей. Ремесленников, крестьян ли. Тех, кто создаёт  материальные ценности. Низовая административная единица.  И действительно, чёрные сотни первыми откликнулись на зов Минина и  Пожарского. Земское ополчение — ополчение именно черносотенное. Почему,  кстати, в начале двадцатого века и монархисты, и русские православные  националисты это название взяли на вооружение? Потому что исторически  русский народ организовывался в чёрные сотни в те моменты нашей истории,  которые требовали вмешательства непосредственно народных масс, когда  происходило посягательство элит на русское единодержавие и  государственность, начиналось разрушение сформировавшейся  административной структуры.

Тогда чёрные сотни выходили на площадь и заявляли: «Не-не-не,  бояре! По-вашему не получится! Мы хотим, чтобы был царь, были русское  государство и наша православная церковь. Кто готов — милости просим. Кто  нет — извините: либо — на кол, либо — за рубеж!»


 

— Вы считаетесь активным сторонником канонизации Ивана Грозного...

 


В этом — некоторая иллюзия. «Ну-ка немедленно подайте  сюда канонизацию Грозного!» Дескать, люди, подобные мне, они от кого-то  чего-то требуют. Не надо его канонизировать — он уже канонизирован.  Любой человек, мало-мальски непредвзято изучавший русскую церковную  историю, знает, что в святцах Коряжемского мужского монастыря уже в  семнадцатом веке присутствовал великомученик царь Иван. Он уже  прославленный святой. У нас вообще есть такое заблуждение, внедряемое  церковной бюрократией: мол, дабы кого-то прославить, нужен доку?мент.  А кто прославил Николая-угодника? Нет никаких бюрократических  свидетельств прославления. Но вся православная церковь его чтит. Значит,  никакая церковная бюрократия никогда не сможет монополизировать это  право. Потому что это жизнь народа. Вот если он кому-то молится — стало  быть, это святой.


 

— Значит, Григорий Распутин, чей путь вы изучали, тоже  канонизации не требует? Обладал ли он даром предвидения, и можно ли его  назвать фигурой в русской истории, убирая которую, история могла набрать  и набирала прямо противоположный ход?

 


— Антираспутинская кампания — один из первых и  наиболее эффективных примеров отработки информационной войны. Ещё тогда,  сто лет назад, когда вокруг старца раскручивалось это  антигосударственное и антирусское колесо, люди поняли: не имеет  значения, что происходит в действительности, имеет значение только то,  как ты об этом расскажешь. Распутин — это обычный русский мужик. Но моя  личная точка зрения состоит в том, что, безусловно, он обладал особыми  свойствами. В том числе — даром предвидения.

Есть известное его пророчество, которое произнесено им за  несколько лет до гибели. Оно зафиксировано тогда же — это не выдумка  позднейших времён. Он сказал примерно следующее: «Меня убьют. Если в  моей смерти не будут повинны представители высших классов — аристократии  и дворянства, то Россия и род Романовых переживут ту катастрофу,  которая на нас надвигается. Но если в моём убийстве будет участвовать  кто-либо из высших слоёв общества, царствующий род пресечётся...»

А поскольку в убийстве Распутина участвовал Юсупов, который пусть  достаточно отдалённо, но приходился родственником августейшей семье, в  результате всё, что произошло, то и произошло. Все Романовы, которых  большевики сумели найти на доступной им территории, были убиты.  И первым — великий князь Михаил Александрович, сосланный в Пермь и  живший здесь частной жизнью, катавшийся на лодочке по Каме, посещавший  театр, а до того отдавший добровольно власть Учредительному собранию, а  по сути — тем же большевикам. Тем не менее, они его уничтожили. Так  сбылось пророчество старца. Но...

Православный молитвенник — это же не баба Нюра, которая пишет в  Сети: «Снимаю сглаз и венец безбрачия». Распутин всю Россию пешком  исходил! И царю-то на глаза попался совершенно случайно. А государь  ценил в нём одну простую вещь — народное мнение. С конца  восемнадцатого — начала девятнадцатого веков перед русскими самодержцами  замаячила большая проблема: между государем и народом скапливалась  бюрократическая прослойка, которая блокировала их возможность обращаться  к людям напрямую. До восстания декабристов это не было уж так очевидно.  Но что оно показало престолу?

Что те люди, которым, казалось бы, надлежит быть его главной  опорой, они-то и предали. Николай Первый отказался от опоры на  дворянство и попытался создать опору на бюрократию. Но бюрократия имеет  свойство подворовывать. Мы сейчас хорошо это видим. Тогда Александр  Второй попытался провести либеральные реформы. Оказалось, они привели к  убийству государя. Руками тех самых рабов, которых он освободил.

После этого император Александр Третий сказал устами  Победоносцева: «Россию надо подморозить!» Для того, чтобы она не сгнила.  Подморозили. Потом пришли всякие-разные бундовцы, социал-демократы и, в  конце концов, Россию взорвали. То есть вот это общение помазанника  Божия с народом, причём в значительной мере не административное, а  мистическое, персонифицировалось для Николая Второго в лице Григория  Распутина. Это были личные, совершенно неформальные отношения,  по-человечески чрезвычайно ценные для государя. В неграмотном  крестьянине, но человеке высокой духовной жизни, молитвеннике, он видел  тот народ, ради которого он живёт.


 

— Вот вы произнесли «помазанник Божий». Но за долгие годы  атеистического прессинга, а затем — применения западных, либеральных  форм управления из сознания русского человека такое понятие напрочь  вытравлено. В чём, на ваш взгляд, принципиальное отличие  помазанничества?

 


— На протяжении долгого времени Россия управлялась  людьми, которые не являлись никакими народными избранниками. Вот есть  миф о народовластии. И мы, к сожалению, ведёмся на этот манок. Нам  говорят: «Народ — власть». Да чушь собачья! У вас есть власть? Покажите  мне её. Как можно делегировать губернатору, мэру, президенту то, чего у  вас нет и никогда не было? Какая власть есть у простого человека,  который на заводе или в поле трудится? Власть есть у Господа Бога,  сотворившего «небо и землю и вся, яже в них». И Бог даёт её тому, кого  сочтёт в данный момент достойным.

Есть власть Божия, которая даётся по попущению — Ленины, Сталины,  Горбачёвы, Ельцины... А есть дающаяся от Бога законно. И она даётся  помазанникам. И видимым символом этого является помазание на царство.  Русский царь был помазанником Божиим. И это была та точка, которая  соединяет Небо и Землю.


 

— Есть ли у России пусть дальняя, но всё же перспектива вернуться к помазанничеству?

 


— Не просто есть, а нет никакого другого выхода.  Россия может существовать без страшных кровопролитий, как это, скажем,  было в сталинскую эпоху, только в этой естественной форме и ни в какой  другой. Посему возвращение к той форме неизбежно.


 

— Какую роль, на ваш взгляд, в современной истории Русской  православной церкви сыграл митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский  Иоанн (Снычёв), пресс-секретарём которого вы в своё время служили?

 


— Кто мало-мальски интересуется историей Русской  православной церкви, те знают, что это человек, который в самый разгар  учинённого на Руси либерально-демократического погрома встал (старче,  одной ногой в могиле стоящий!) и сказал в глаза всё то, чего большие и  сильные боялись: «Вы — мерзавцы. Вы — враги русского народа. Вы — пиявки  на русском теле. Враги Бога и церкви. Вы — враги всего, что нам дорого и  свято. Но вы не надейтесь, что так будет вечно. По милости Божией так  вот судил Господь русской земле — пройти через страдания к великой  славе».

Но в чём его, как мне представляется, наиважнейшее значение? Это  был человек, который восстановил преемственность, казалось бы, навеки  разрушенную кровавой советской эпохой. А митрополит Иоанн вот эту цепь,  которая тянется от Сергия Радонежского, Серафима Саровского,— златую,  священную цепь православно-духовной традиции,— он её совершенно  неожиданно для всех восстановил. Никто и подумать не мог, что это  произойдёт. Видите, как получается! Ведь враги-то наши думали, что они в  церкви вообще всё вытоптали, выжгли, асфальтом залили и там ничего жить  не будет. И вдруг является старче. Откуда? Митрополит Иоанн начал  публиковаться в 1992 году. Первый ответ с либеральной стороны на его  публикацию последовал только через два года. То есть её адепты два года  находились в состоянии нокаута. Даже не знали, что ответить.


 

— Тогда закольцуем нашу беседу, вернувшись к тому, с чего  начали. Однажды вы сказали: «Давайте смотреть правде в глаза: нравится  нам или нет, но сегодня Путин и Россия — одно целое, у них общая  судьба». Как судьба России может отразиться на судьбе Путина? И судьба  Путина — на судьбе России?

 


— Например, Путин может стать русским Франко.  Известно, что этот человек во время гражданской войны в Испании в  тридцатые годы двадцатого века одержал победу. Сорок лет удерживал свою  страну от падения в евросодом. А потом вернул испанцам короля...


 

—...который не так давно отрёкся от престола?

 


— Другое дело, что король-то оказался, вообще,  дохленьким и негодненьким. Ну извиняйте! В Европе нет других королей.  Это в России ещё обретаются какие-то личности исторического масштаба.  А в Европе обойма исторических личностей закончилась на Черчилле.  И теперь они со дна ложечкой всякую дрянь соскребают. Но, конечно,  насчёт уподобления Путина Франко — это моя фантазия. А вот что, на мой  взгляд, более вероятно и основано на существующих реальностях: Путин  может стать человеком, который вернёт Россию русским, несмотря на то что  он пришёл во власть как ставленник самых оголтелых русоненавистников —  гусинских, березовских и прочих. Но история любит такие вот ироничные  обороты.


К списку номеров журнала «ДЕНЬ И НОЧЬ» | К содержанию номера