Ольга Злотникова

Из книги стихотворений «Паства»

***

ничего не было слаще

неспелых антоновских яблок

в мокрой траве у дома

после грозы, в июле…

 

 


СОБИРАНИЕ СЕБЯ

 

-1-

Бывает так, как будто я – не я,
как будто я была уже когда-то.
И сыновья счастливые бегут,
и смех звучит за точкой невозврата.

 

Рассыпалась, как бусы, по земле:
сын соберёт и сложит аккуратно
в своё ведёрко, белое, как смерть,
и не вернёт сокровище обратно.

 

Смотрю на сыновей: их тоже как бы нет,
им пять и сорок пять как будто лет,

 

и на меня глядят, как на старуху,
и младший тянет жилистую руку –
меня поить колодезной водой,
и он меня не помнит молодой…

 

Сломалось время, выбилось из сил.
Часы устали ждать и суетиться.
А может быть, сознание подводит,
и жизнь моя надломленная – снится?

 

Я отряхну саму себя, как сон.
Всё, кажется, уже когда-то было.
Растерянно, как дети в темноте,
меня зовут отчаянно все те,
кого любила.
-2-

Мне восемь лет, и я впервые я,
в зеленой майке с белозубым зайцем
и в джинсовых с заплатками штанах,
в траве лежат резиновые сланцы,
над миром – середина 90-х,
но это для меня непостижимо – 
я постигаю реку и себя.

Отец и мама где-то далеко,
я их сейчас почти не различаю,
лишь изредка, как тени, проступают
красивые встревоженные лица – 
мне боязно, что это не они,
а настоящих я почти не помню.
Смотрю туда, где ракушки в песке
на мелководье, и река искрится,
и кажется, что так смеется детство
пескариками с желтой чешуей.
Мне восемь лет, сижу на берегу
и камушки неловкими руками
бросаю в воду – непременно тонут,
и по воде расходятся круги.

 

***

Смурная, глядишь за окошко:
там черные сосны стоят,
а в рюмке – фруктовая мошка
хлебнула разбавленный яд.

 

До фильтра докуренный «Космос»,
до ручки дошедшая – ты.
Вплетается в чёрные косы
узорный венок пустоты.

 

Недвижная мошка на глади
прозрачнейшей слёзной воды.
И ты выпиваешь, не глядя,
и водку, и мошку, и дым.

 



MELANCHOLIA


Андрею Фамицкому 

 

-1-

 

Циничный привидится Лосев,
Иванов, Бог весть еще кто,
когда перед выходом в осень
стоишь на пороге в пальто.

 

В потемках, в углу коридора
блефуют к ночи зеркала,
и вечный виновник раздора,
как призрак квартирного вора,
глядит на тебя из стекла.

 

-2-

В автобусе хомо советикус
безрадостно смотрит в окно,
и цветика-семицветика
ему не дано, не дано
огнива, ковра самолета,
так – пыль выбивать из ковра.
Никто по фамилии кто-то,
работа, работа, работа,
аврал, каптоприл, доктора,
и душный автобус с утра.
***

 

«…Твоя любовь,
дыша, в меня их обмороком входит».
Надя Делаланд 

 

Случается ведь обморок вещей,
когда они мертвеют на минуту,
и ты не знаешь, как себя назвать
средь них, и их названья тоже
затеряны в пустотах бытия:
вот шкаф, он больше шкафом не зовётся,
и мать его – смолистая сосна
сосною быть перестаёт,
и больше – вся материя беззвучна,
беспамятна, неузнана, беззуба –
губами ловишь воздух – и ни слова
в нём больше не звенит,
и мелкими горошинами – звуки
отскакивают в пустоту,
где всё – возможность,
и предел вещам не задан,
и жизнь – предвосхищение вещей.
Они очнутся, ты их назовёшь:
кровать и стол, пиджак повис во мгле
на стуле колченогом и убогом,
и книга распласталась на столе.
А было так: не липкий влажный морок,
а голое внезапное ничто.
И ты обезоружен перед Богом.

***

 

памяти Вениамина Блаженного

 

Господь, я Твоя собачница
и Твой озорной щенок.
Я псина Твоя, дурачиться
люблю у хозяйских ног.

 

В беде начинает сниться мне,
как будто собаке – кость,
худая Твоя десница
на лапе моей, Господь.

 

Ты чешешь меня старательно,
и я всё машу хвостом.
Мы кровными стали братьями
с блохастым живым Христом.
***

Прощанье с детством длиною в жизнь.
И у черты последней
помнишь, на велике как кружил
по двору, пятилетний?

Поодаль мама стояла, вся
сотканная из света.
Вот и достаточно для тебя –
помнить хотя бы это…

 

***

Путаных смыслов вязь,

рыбы смышленой рот.

Маленький, чёрный – в грязь:

прячется в норку крот.

 

А стебелечек – ввысь,

крепнет день ото дня.

Мамочка, помолись,

вечером за меня!

 


***



Младенец рос из меня – я росла из младенца.
Он меня выпивал – я от него наполнялась:
молчаньем,
любовью
и 
молоком.
Так крик тишину рождает,
беззащитность – 
любовь, 
радость.
Раздвоенность – неразделенность:
он во мне 
или 
я – в нём?
Мы нуждаемся друг в друге,
как лук в тетиве натянутой,
а тетива – в луке.
Любовь самую чистую 
выпустить в мир
или 
впустить внутрь?
Ветер несет семя по воздуху,
чтобы вручить земле:
крошечное, беззащитное,
но в сути своей – дерево, 
соединяющее
верхний 
и 
нижний 
мир.
На заклание ли?
На благословение?
Прорастет ли?
Даст ли плод добрый?


 

***
Из года в год всё те же имена,
всё те же лица в старом некрологе,
и я всё также мучаюсь одна 
в сырой и продуваемой берлоге.

Есть линия в пространстве – это я,
и есть отрезок – это мысль о Боге,
и есть еще какая-то земля,
какой-то дом и мальчик на пороге.

Среди чужих натопленных планет

мне не найти ни паперти, ни храма.

не ври мне, ради Бога, жизни нет,

и не ходи без шапки, слышишь?

 

Подпись –

Мама.

 

***

Мимолетная память песка,

сон о жизни за плотными створками.

Нам – светить и слетать с языка

оговорками.

 

 

С полным вариантом книги вы можете ознакомиться по ссылке: http://promegalit.ru/modules/books/download.php?file=1455008403.pdf

 

С издательским проектом только для своих" вы можете ознакомиться здесь: http://promegalit.ru/contact

К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера