СССР 1980-х и Гече Виленский

СССР 1980-х И ГЕЧЕ ВИЛЕНСКИЙ

Говорить о праведнике всегда тяжело, потому что нам трудно до него дотянуться. Сын раввина – реб Гече (Гецл бен Авраам Нохум) Виленский (1905-1989) посвятил свою долгую жизнь духовному служению в ту эпоху, когда это грозило арестами, тюрьмами, лагерями, ссылками… В глухие брежневские годы, живя в коммуналке на Фрунзенской набережной, он хранил у себя в квартире Свиток Торы, собирал там миньян, соблюдал кашрут. Вообще в те годы по понятным причинам религиозные евреи собирались в частных домах, на квартирах и дачах. Обрезание делали на столе. Можно сказать, от рождения до смерти реб Гече вопреки всему хранил верность еврейскому образу жизни. Он всегда соблюдал Шабат, всякий раз умудряясь отпроситься на субботу из магазина, где трудился несколько десятилетий. В 1980-е годы он был габаем и хазаном Малого зала Московской хоральной синагоги на улице Архипова. Реб Гече, насколько это было возможно в условиях подполья, «координировал» еврейскую религиозную жизнь в СССР. В его комнате в коммуналке хранились пожертвования на поддержание синагог и хедеров. При этом сам он жил очень скромно, ему и в голову не приходило, что он может потратить на себя хотя бы копейку из этих денег.

Раввин Ури Камышов был среди тех, кто посещал миньян реба Гече еще в 1970-е годы. Ури Камышов рассказывает, что именно через общение с ним он вошел в иудаизм, однажды впервые оказавшись у реба Гече на Шавуот (до встречи с ним он не знал об этом празднике). Он вспоминает о том, что Гецл бен Авраам Нохум в то тоталитарное время, рискуя собой, очень помог ряду людей, стремившихся войти в религиозную жизнь. В памяти Ури Камышова также остались тайные фарбренгены в жилище реба Гече.

Вообще свеча иудаизма теплилась в Москве семидесятых годов, прежде всего, благодаря усилиям двух людей – Гецла Виленского и инвалида-фронтовика Аврума Генина, работавшего в будке металлоремонта на ближайшем рынке (он целенаправленно пользовался своей инвалидностью для поддержания марьинорощинской общины). В какой то период реб Гече оставался единственным раввином, кто мог ставить хупы (совершать бракосочетания), давать геты (разводы), делать гиюры (принимать в иудаизм)… Израильский общественный деятель Авигдор Эскин пишет, что прошел через гиюр в 1980-е годы в Хоральной синагоге. Очевидно, здесь без реба Гече тоже не обошлось. Кстати, Авигдор Эскин среди тех, кто называет его цадиком. Главный раввин России рав Берл Лазар вспоминает как о весьма значимом событии – о своей встрече с ребом Гече в Москве сразу после своего первого приезда в перестроечную Россию.

Очень важно, чтобы этот замечательный человек оставался в памяти поколений.

Танхум БУСИН

Меир САЙТАНОВ

Праведник

Я познакомился с ребом Гече в 1987 году. Этот небольшого роста человек с белой бородой тогда был ведущим миньяна в синагоге на улице Архипова (Большая хоральная синагога) в Москве. До самого преклонного возраста он заведовал отделом тканей в универмаге.

Негласно же Гецл бен Авраам Нохум был председателем раввинского суда всего СССР и духовным пастырем московской еврейской общины. Впрочем, официального раввинского суда в советские времена не было. В немногих ветхих синагогах собиралось несколько стариков-пенсионеров, которые уже не рисковали потерять работу. Они знали, что по возрасту вряд ли им может грозить арест и срок. Именно главным образом из пенсий этих людей и содержались в Советском Союзе синагоги. Реб Гече тайно десятилетиями проводил обрезания и ставил хупы. К нему ехали с бескрайних просторов Союза евреи, чтобы решить вопросы, связанные с рождением, браками, разводами… Приезжали и по поводу гиюра. Каждый гиюр был предварен его трудным выношенным решением. После гиюра реб Гече писал от руки простую записочку, которая для кого-то становилась документом о вступлении в Завет Авраама, признаваемым израильскими и американскими раввинами.

Он был, по его словам, в седьмом колене потомком чернобыльского ребе Менахема Нахума – и считал, что святость у евреев ярко выражена именно у первых семи колен потомков цадика.

Он родился в Белоруссии, учился в ешиве, получил раввинскую смиху. Когда легендарный отказник, а позднее – израильский раввин и общественный деятель Зеэв Дашевский, находясь в США, сказал, что в СССР нет ни одного кошерного раввина, реб Гече очень обиделся. Десятилетиями он вообще не ел мясной пищи, потому что в Союзе не было кошерного мяса. Только в конце 1980-х годов появилось кошерное мясо по праздникам.

Его юность как раз пришлась на годы революционного перелома. Ребу Гече, сыну служителя культа, с трудом удалось добиться для себя нормального гражданского статуса. Он приехал в Москву, где двоюродный брат, который работал в Моссовете, устроил его в торговлю. В торговле он и проработал всю свою жизнь. Он никогда не трудился по субботам. И каждый раз из недели в неделю на протяжении многих десятилетий приходилось об этом договариваться – приплачивать кому-то, чтобы заменили. Или еще как-то находить «общий язык». К тому же надо было следить, чтобы его постоянное субботнее отсутствие было незаметным – иначе могли и настучать.

Реб Гече со слезами на глазах вспоминал своего родного брата, которого посадили в 1938 году за организацию домашнего хедера. Выпустили его, кажется, в 1939 году, но после заключения он был уже не жилец. Вскоре брат реба Гече покинул этот мир. Вообще реб Гече был человеком смелым, волевым и в то же время очень эмоциональным. Его жена Софья Григорьевна запомнилась удивительно доброй и отзывчивой женщиной. Она с полной самоотдачей была предана идеалам своего мужа. Ее тепло особенно ощущали те, кто был вхож в их гостеприимный дом. Через год после смерти реба Гече она с детьми и внуками переселилась в Израиль.

До встречи с ребом Гече я был далек от религии, несмотря на то, что мое детство прошло недалеко от синагоги «на горке», в Кривоколенном переулке. Однажды мой однокашник поймал в Москве угрей. Как они умудрились сюда добраться с Баренцова моря – неизвестно. После этого я решил завести свою книгу, наподобие книги рекордов Гинеса. Некоторое время спустя я занес в эту книгу, а, вернее, в тетрадочку, как встретил на Пушечной улице очень необычного энергичного, быстрого, маленького роста человечка с большой белой бородой и… зеленого цвета маникюром. Это был реб Гече. Позднее уже в синагоге, когда мы подружились, я узнал от него, что за маникюр я принял жидкость зеленого цвета, применяемую в те времена от заболевания ногтей.

Я стал постоянным посетителем его субботы. Шел пешком до него больше двух с половиной часов. Приходил где-то к половине первого, и мы вместе начинали утреннюю молитву До того реб Гече прочитывал всю книгу псалмов и еще что-то. Что интересно в связи с молитвой – на кухне всегда, в том числе в субботу, бормотало радио – просто радиоточку не выключали. Освоившись, я спросил: «Реб Гече, к чему это радио? Оно же мешает». Он посмотрел на меня с недоумением: «Ну, тогда ты не умеешь молиться». Сам он молиться умел.

Позже мою маму положили в больницу, а следом с отцом случился инсульт. Я рассказал о случившемся ребу Гече. Он сразу сказал: «Не переживай, все будет хорошо». На следующий же день папа неожиданно быстро пошел на поправку, а потом полностью восстановился после парализации и несколько месяцев спустя с плеча рубил кусты на даче.

Он был хорошим кантором. В первые недели присутствия в миньяне, который он вел, я еще не понимал содержания молитв, кроме отдельных выражений. При этом я погружался и слышал чудесную мелодию, как у Моцарта или Бетховена. Потом вдруг внутри наступала особенная тишина, и я себя в ней терял. Молитва заканчивалась, и я возвращался в себя. Реб Гече имел обыкновение после молитвы обойти миньян и на секунду посмотреть каждому в глаза. Как-то раз он подошел ко мне и спросил: «Ну как тенор?»

Он был очень проницателен. Однажды реб Гече сказал мне: «Обязательно приходи 1 января на молитву». По семейному обычаю я встретил новый год с родителями. Сидел на телефоне, поздравлял и принимал поздравления. Наутро, когда я с туманной головой, скользя по заледеневшей горке, приближался к синагоге, в голове билась одна мысль: «Как бы случайно не поздравить кого-нибудь из членов миньяна». После молитвы, обходя по обыкновению присутствующих, реб Гече остановился возле меня и сказал, что он обсуждал это с большими людьми, указывая рукой куда-то в неопределенный верх, и вердикт следующий: «Можно поздравлять с таким новым годом». Понятно, что на многие сотни километров вокруг тогда не могло быть больших религиозных авторитетов, и он, возможно, советовался не здесь…

Один исстрадавшийся человек, только что вышедший из заключения по сфабрикованному делу, познакомился с женщиной с ребенком. Она разошлась с мужем, но гета (разводной грамоты) по этому поводу не было. Человек упорно в синагоге «на горке» просил реба Гече помочь ему и его подруге с хупой, тем более что и ребенок к нему привык. Но тот отказывался, говорил, что и вообще не рекомендует ему на ней жениться. В конце концов, пара вступила в гражданский брак. Прошло время, и этот еврей на глазах у людей во время Пурима сразу после вечерней молитвы упал в ноги и просил у раввина прощения за то, что его не послушал.

В последние месяцы жизни реб Гече плохо себя чувствовал и уже не мог своим ходом добираться до синагоги. Я заезжал за ним на машине, и мы ехали вместе. Однажды я провинился перед ним – опоздал. Когда мы приехали, миньян вел кто-то другой. Реб Гече был очень расстроен – ведь он долгое время каждый день вел миньян. Общественная молитва была для него важнейшей духовной опорой. Однажды мы проезжали мимо здания ТЭЦ на Москва-реке, и я заметил, что это здание своим обликом очень напоминает паровоз. А он ответил: «Ну, все это уже было очень-очень давно». Все было, исчезло и возникло вновь. Он хотел сказать мне: не очень увлекайся чудесами современной цивилизации, к чему я был очень склонен. Есть другая более глубокая жизнь.

Об авторах: Танхум Авраам (Тимофей Юльевич) Бусин – председатель Московского ортодоксального еврейского Союза (МОЕС); Меир (Владимир Аркадьевич) Сайтанов – философ, знаток иудаики, литературовед, эссеист.