Между столетиями: Из наблюдений над молодой поэзией

«Тесен между столетиями проход.

Вроде и лица те же, а всё иначе»

(Ирина Ермакова. Стихотворение взято из сборника «Современные московские поэты», составленного Альбиной Хохловой (М, 2012).

Грань столетий, спор эпох, межа поколений – это в финале стиха. А с первых строк, до всяких дальних идей – нерв, ритм цепляющий и теснящий логику, срыв голоса между сном и явью:

Продираешь глаз: ну и ночка была!

Как же я долго спала – так, что успела

прорасти насквозь. В поле – тела, тела

крепко прошиты травами ржавострела.

«Ржавострел» – это, конечно, пароль. Опознавательный знак современной стилистики, которая из эпохи нынешнего постмодерна через застойные воды позднесоветской поэтической гладкописи окликает эпоху раннего авангарда. И весь строй стиха пронизан токами теперешнего вольного полета. Главное – оттолкнуться, а там…

Солнце всплывает. Ворон взлетает. От

мертвой воды ломит веселые кости.

Близкий ручей размыленный сор несет,

в розовой пене – вести, ветошки, грозди…

Улавливаете нюансировку? Сор – «размыленный»: пахнет стиркой, перетряской, перестройкой, отмывкой… Вести – загадочные. Только что все попереименовалось: ветошь старья перемешалась в помойках с гроздьями невзначай затоптанных плодов. Словно мертвой водой плеснули, а – весело! Или так: весело! – а приглядишься: то ли это восход, то ли закат…

Солнце зависло. Ворон кружит еще

с алюминиевой солдатской кружкой в клюве.

От живой воды больно и горячо.

А говорил – никто никого не любит.

Ну, вот, милый друг переводит безумие лирической героини в жанр философского умиротворения и фатального квиетизма, особенно рельефного в контексте потерянной солдатской кружки. От мертвой воды весело, от живой воды – больно. Героиня не унимается, продолжает воспаленные диалог:

…Вечно врет, а краснеют – щеки рябин

грузных предзимних в частой поклевке с граем.

Собираешься с миром. Уходишь - один.

Возвращаешься, а мир неузнаваем.

Куда уходишь? Почему один? Зачем возвращаешься? Да ведь надо учесть, какое поколение исповедуется в стихах Ирины Ермаковой!. А вот то самое поколение, первое послевоенное, последнее советское, в щель эпох попавшее, – они сменили на авансцене поэзии ушедших идеалистов: Соколова, Корнилова, Рождественского, Вознесенского, Ахмадулину… Самый краешек сталинской эпохи задела своим рождением Ирина Ермакова, а взрослеть довелось в неверных лучах и лужах хрущевской оттепели, в отчаянии безверия, сменившего у интеллектуалов веру в химерический коммунизм. Освободившись от гнета диктатуры, они – прямо по Канту! – зависли между звездным небом и нравственным законом. Небо отодвинулось вместе с гагаринской улыбкой, закон зашатался под ржавострелами рыночной эпохи. Самые ушлые объявили, что пойдут в дворники – только бы не служить Системе, которая только кажется неузнаваемой.

А лучше – не в дворники сторожить жилье, а – за калитку! Туда, где ручей, ветки, солнышко над горизонтом… Ирина Ермакова, родившаяся на краю Державы, в Керчи (да еще хлеще: на катере в Керченском проливе!) и попытавшаяся свести края, обретя профессию в Институте инженеров транпорта, поняла, что никакой транспорт не сотрет эту бездну: грань между столетиями. Эта грань разводит поколения, уводит из-под ног почву смысла и заставляет искать новую опору в реальности, которая кажется такой неузнаваемой.

А ведь все узнаваемо. Присмотришься – все то же. Родное, несменяемое. Или, если шагнуть обратно: все вроде бы привычное, а все-таки иное! Новый век!

Тесен между столетиями проход

Вроде и лица те же, а все иначе.

Солнцем сентябрьским подначен, шиповник цветет

белый, как первый день после мертвой ночи.

Яркое свидетельство душевного строя поколения, угодившего на смену эпох. Только бы еще не перепутать живую воду с мертвой. Но это уже дело поэзии, которая не успокаивается. И не сдается.

Об авторе: Лев Александрович Аннинский – литературный критик, создатель многочисленных книг о русской литературе.