Почему я феминистка?

    

    Когда я слышу фразу: «Феминизм опасен», я вспоминаю своё детство. Я выросла в глубокой провинции. Взрослые учили нас: мальчик должен быть мальчиком, а девочка — девочкой. Мальчики — будущие мужчины, им нельзя плакать. Девочкам — можно: они трусихи и мокрые курицы. Девочка должна быть смирной, хозяйственной, послушной, иначе не возьмут замуж. Я смотрела вокруг и не понимала: зачем надо превращаться в замученную бытом тётку, которая тащит на себе детей и хозяйство, пока муж отдыхает у телевизора? А годами сидеть в четырёх стенах, ничего не уметь, во всём зависеть от мужа и бесконечно лгать ему — это действительно предел мечтаний среднестатистической барышни? Почему, если женщину изнасиловали, о ней говорят, что она сама этого хотела, — ведь ни одной женщине не хочется, чтобы над ней издевались? Почему женщину, сделавшую аборт, называют убийцей, но отец ребёнка оказывается ни при чём? Почему трудовое законодательство запрещает женщинам около 400 профессий, якобы слишком тяжёлых и опасных, — ведь олимпийские чемпионки, да что там — простые разрядницы вроде меня могут поднять гораздо больше десяти килограммов без малейшего ущерба для здоровья? Какое отношение ко мне имеют все эти стереотипы о женщинах, «от природы» продажных, боящихся мышей и склонных к монотонной, кропотливой работе?

    Классическая русская литература маркировала всё связанное с женщинами как низкое и постыдное либо рисовала фантастические образы тургеневских девушек и «святых» проституток. Исключение — героиня романа Писемского «В водовороте», которая хотела заниматься политикой и не была при этом непривлекательной старой девой, но в финале она осталась с незаконнорожденным ребёнком на руках и умерла от голода. Я думала: неужели в этом мире женщина не может позволить себе быть сильной? Если она не хочет беспрекословно подчиняться мужчине, значит, её ждёт трагическая судьба? Но мне не хотелось страдать и поэтому не хотелось быть женщиной. В ту пору мне казалось, что женщины, которых полностью устраивает подчинение, реально существуют, иначе бы о них столько не говорили. Вот они — настоящие, а такие, как я, — неправильное меньшинство, и лучше бы мы родились мужчинами. Я не была стриженной под ноль неопрятной девушкой ростом под два метра, но всё равно постоянно слышала о себе: «парень в юбке» и «ошибка природы».

    В 1999 году, переехав в Петербург, я случайно обнаружила на книжном развале роман Марии Арбатовой «Мне сорок лет». Другой феминистской литературы до этого не попадалось. В Ярославле, где я жила несколько лет, её попросту не было. Конечно, я читала фрагменты произведений Олимпии де Гуж и Мэри Уоллстонкрафт Годвин в предисловиях к переводным романам. Я была знакома с книгами Жорж Санд, но её идеи, передовые для девятнадцатого века, выглядели устаревшими. Читала сестёр Бронте, но их героини, на первый взгляд не вписывающиеся в викторианский стандарт, рано умирали или в итоге губили свои таланты, погрузившись в «семейное счастье» (мало кто помнит, что Джейн Эйр — не просто девочка-сирота в поисках любви, а ещё и талантливая художница). Книга Арбатовой произвела на меня сильное впечатление. Выяснилось, что современный феминизм — не матриархальные бредни безумных американок, как мне рассказывали юноши с филфака и напуганные пенсионерки. Феминизм — это свобода и самоуважение, вовсе не обязательно связанные с ненавистью к мужчинам.

    Мне повезло. В наше время некоторые начинают знакомство с феминистской теорией с одиозных опусов Андреа Дворкин и её сторонниц. Сейчас я даже рада, что в девяностые нельзя было прочитать сексофобный «Intercourse»1, — это отвратило бы многих женщин от феминизма если не навсегда, то надолго.

    Ну и, конечно, в Москве и Петербурге, а позже — за границей мне встретилось немало таких же «ошибок природы», как я. Это были обычные женщины, очень разные — замужние и лесбиянки, многодетные и чайлдфри, военнообязанные и домохозяйки, соответствующие канонам красоты и игнорирующие канон. Их объединяло одно: они не считали себя людьми второго сорта по сравнению с мужчинами, и у них были жёсткие личные границы. За патриархальную женщину решает общество, феминистка принимает решения сама.

    Для кого на самом деле опасен феминизм? Существует множество мифов о феминизме, сочинённых мужчинами, которые ставят свою идентичность в прямую зависимость от дискриминации женщин. Эти мужчины опасаются, что женщины, став свободными, будут относиться к ним так же, как относятся к женщинам мужские шовинисты — унижать, обесценивать, отбирать права.

    В интернете есть феминистские материалы, изучив которые можно понять, чего добиваются феминистки различных течений. Но консерваторам важно создать женскому движению дурную репутацию, чем они и занимаются, искажая информацию и, очевидно, надеясь, что сверять их агитки с феминистскими источниками аудитории помешает лень.

    Разберём некоторые стереотипы.

    

    «Феминизм разрушает семью». Вот что пишет некий автор женоненавистнических памфлетов: «Феминизм практически запретил людям иметь стабильную, долговременную семью».

    Неполные семьи были всегда. Мужья гибли на войне, жёны рано умирали, но об этом говорить не принято: неполная семья — бич современного общества, и никак иначе. В счастливое патриархальное время мужчина из высшего или среднего сословия после смерти супруги мог жениться на четырнадцатилетней девочке, а мог не жениться вовсе, детьми же занимались няньки и родственницы.

    О дворянской традиции отдавать малолетних детей в пансион, где они не видели родителей месяцами, антифеминисты также умалчивают: они заявляют, что раньше счастливые матери посвящали детям всё своё время, а потом «пришли злые феминистки и всё испортили».

    «Семья в феминизме, — продолжает скрывшийся за псевдонимом автор, — в феминизме — это жизнь женщины и её детей (если они есть), мужчина в этой картине мира — чуждый элемент, этакая “вставная челюсть”, которая бывает иногда полезной, но уж никак не равновеликой самой женщине… Идеологи феминизма, которые сами, в большинстве своём, бездетны (или заимели детей до того, как стали идеологами феминизма), старательно умалчивают об ограничениях <…> для беременных женщин»2. Поэтому, резюмирует автор заметки, из-за феминизма «дети стали больными».

    А теперь вспомним историю.

    «Как вы думаете, — спросила нас однажды преподавательница истории культуры, — почему в пьесах эпохи Возрождения и раннего Нового времени отцы героев упоминаются гораздо чаще, чем матери? Это отражение реалий тогдашнего общества. Медицина была развита слабо, матери часто умирали от родов. А из пятерых, допустим, детей выживали двое-трое, а то и один».

    Высокая детская смертность, по мысли антифеминистов, лучше выживания детей с врождёнными патологиями, а мужчина не обязан следить за своим здоровьем, и вся вина за больное потомство ложится на женщину. Называя ответственность одним из основных мужских качеств, шовинисты перекладывают её на женщин и делают вид, что логических противоречий здесь нет.

    Что это за теоретики феминизма, проповедующие нездоровый образ жизни для беременных, выяснить не удалось. Разумеется, автор также не перечисляет имена «в большинстве своём бездетных» идеологов женского движения. Как правило, антифеминисты затрудняются назвать даже десяток идеологов феминизма, вспомнят разве что Дворкин и Соланас, написавшую «Манифест Общества Полного Уничтожения Мужчин», который является скорее контркультурной провокацией, чем руководством к действию. Реальность отличается от мачистских сказок: радикальная феминистская поэтесса и исследовательница Адриенн Рич была многодетной матерью, основательница суфражистской лиги Эммелин Пэнкхёрст родила в браке пятерых детей, а после смерти мужа усыновила четверых. И это далеко не исключения.

    Отношение к институту семьи в рамках феминизма неоднозначно. Так, либеральные феминистки поддерживают право на аборт и развитие контрацептивной культуры, справедливое распределение обязанностей, но практически не высказываются против официального брака. Радикальные феминистки также выступают за неиерархическую структуру семьи. Анархо-феминистки считают, что «традиционная патриархальная семья-ячейка должна быть заменена свободными ассоциациями между мужчинами и женщинами, базирующимися на равном для обоих полов праве принятия решений, на гармоничном соотношении индивидуальной и групповой автономии»3.

    В обществе бытует ещё один миф: мужчина — легкомысленный инфантил, семья нужна не ему, а женщине, которая должна с помощью манипуляций и уловок завлечь его в загс. Подобные стереотипы куда больше способствуют разрушению семьи, чем все феминистские теоретики, вместе взятые.

    «У женщин и так больше прав, чем у мужчин, — феминисткам не за что бороться». Нет, у женщин в современном обществе меньше прав. Как уже было сказано ранее, на официальном уровне для женщин под запретом множество профессий. Интересно, что в XIX веке работа в шахте считалась допустимой для женщин4. Но стоит какой-либо профессии стать престижной, как женщин оттуда выдавливают.

    Мужчины часто говорят: «Феминистки возмущаются, что работодателям требуются именно мужчины. Но ведь можно найти массу объявлений, где написано: требуются женщины».

    Сексизм работодателей неоднократно обсуждался в женских сообществах. Вот, например, комментарий одной участницы феминистского комьюнити: «…недавно на странице знакомой увидела объявление о вакансии. График удобный, зарплата более чем, в общем, идеальная подработка, одно но: только для мужчин. Причём ни с какими подъёмами тяжестей, силовыми приёмами и пр. работа не связана, чисто интеллектуальный труд, ну и коммуникация, работа тренера, обучение смешанной группы продавцов»5.

    

    Среднеарифметическое объявление «для мужчин» выглядит так: «Требуется программист/менеджер/руководитель (мужчина), зарплата 30 000 (50 000, 70 000) р.». Объявление «для женщин» — так: «Требуется уборщица/корректор/диспетчер (женщина), зарплата 5 000 (8 000, 12 000) р.». Либо: «Требуются сотрудницы в эскорт-службу» — проще говоря, проститутки.

    Нужно ли мужчине право мыть подъезды, рискуя приобрести желудочные инфекции, туберкулёз и экзему, за 8 000 р.? Если у женщин больше прав, пусть мужчины также борются за возможность работать на почте (обычно в антисанитарном помещении без кондиционера), в детсадах и яслях, в эскорт-службе и т.д. Трудовой кодекс РФ не запрещает мужчинам ровным счётом ничего. Но мужчины не стремятся в традиционно женские профессии, справедливо полагая, что выполнять рутинную, нервную и грязную работу за нищенскую зарплату унизительно. Зато женщинам общество предлагает с этим смириться.

    Ещё более серьёзная проблема — высокий уровень домашнего насилия. Популярен стереотип: «Женщин не бьют, и это их привилегия». На самом деле не только бьют, но и убивают. По последним данным МВД РФ:

    36 000 россиянок ежедневно терпят побои мужей;

    12 000 гибнут в результате домашнего насилия ежегодно: одна женщина каждые 40 минут;

    60–70% жертв не обращаются за помощью;

    97% дел, связанных с домашним насилием, не доходит до суда.

    Журналистка и исполнительница феминистского рэпа Лилит Мазикина иронизирует: «Настоящий мужчина никогда не ударит настоящую женщину; настоящая перед ним женщина или нет, он знает лучше природы — по наличию или отсутствию у себя желания ударить»6. «Неправильной» может оказаться каждая. Как сказала художница-анархистка Умная Маша, «для патриархата мы никогда не будем достаточно хороши».

    Я общалась с волонтёрками (именно волонтёрками — мужчин среди них нет), бесплатно работающими в кризисных центрах. «Я приезжаю сюда по воскресеньям, в свободное время, чтобы консультировать женщин, пострадавших от домашнего насилия, — говорит калининградская юристка, не пожелавшая афишировать свою фамилию. — Адрес этого учреждения скрывается. А то мужья набегут и всё разнесут, один такой уже выследил свою бывшую и угрожал». «Избивать мужчины могут за что угодно, — говорит другая волонтёрка, — не помыла чашку, не так посмотрела, не так одета, отказалась сбегать за пивом. Но некоторые тётки не понимают, что надо бежать. Они в себе не уверены — думают, никого лучше не найдут: у подруг мужики ещё хуже».

    Низкая самооценка женщин, связанная с недостижимостью патриархальных идеалов, также является проблемой, с которой борется феминизм.

    «Прикрываясь идеями равенства, феминизм занимается только женщинами». Феминизм и не обязан бороться за права мужчин. Для обозначения борьбы за равенство независимо от пола/гендера/сексуальной ориентации/расы и т.д. существует термин «эквализм»; иногда употребляется «эгалитаризм», но это слово вызывает необязательные ассоциации с утопическим социализмом.

    Никто не мешает российским мужчинам создавать отцовские комитеты или маскулинистские группы — например, с целью отмены обязательной воинской повинности. Но мужские шовинисты предпочитают и борьбу за военную реформу перекладывать на женщин, поскольку традиционное представление о женщине подразумевает, что она обязана делиться ресурсами и обслуживать «сильный пол», забывая о собственных проблемах.

    Вместо отстаивания права не служить в армии или получать длительный отпуск по уходу за ребёнком7, представители отечественного мужского движения травят байки о «природной» женской глупости, жестокости и меркантильности. Никаких дополнительных прав этим людям не нужно — им нужны только привилегии и возможность повышать свою оценку за счёт унижения женщин. Они утверждают, что феминизм мешает проявляться мужскому началу. Если проявление мужского начала — это постоянное насилие, то да, мешает. Феминизм выступает против насилия.

    «Феминистки — это женщины с повышенным содержанием мужских гормонов». Любой компетентный врач подтвердит, что наиболее высокий уровень тестостерона наблюдается у женщин на последних стадиях беременности. По логике шовинистов, беременная женщина — это полумужчина?

    «Феминизм считает мужчину врагом женщины». Врагом женщины является не любой мужчина, а мужчина, склонный к физическому или психологическому насилию, не считающий женщину равным себе человеком.

    На сайте Равноправка.ру участница феминистской группы отвечает мужчине так: «Ненавидят ли феминистки всех мужиков? Не все мужчины насильственны. В общем-то ваш вопрос похож на представления о том, что Эта точка зрения характерна для всех видов феминизма, кроме радикально-сепаратистского. К сожалению, по высказываниям представительниц этого течения иногда судят всех феминисток.

    Сепаратистский феминизм получил развитие в 1970-е в произведениях таких авторов, как Элис Эхолс, Шарлотта Банч и Мэрилин Фрай; последняя описывает сепаратистский феминизм как «различные формы и методы отделения от мужчин и от институтов, отношений, ролей и занятий, которые определяются, контролируются и действуют во благо мужчин и для поддержания их привилегий — если такое отделение инициируется и поддерживается женщинами». Лозунги лесбосепаратизма: «Если женщина — не лесбиянка, она не настоящая феминистка» и «Пока женщины получают выгоду от гетеросексуальных отношений, они предают своих сестёр».

    Теоретик феминизма и писательница Глория Джим Уоткинз полагает, что «взгляды сепаратистских феминисток противоречат многим начальным целям феминистского движения и вместо того, чтобы проводить равенство, стремятся создать матриархальное общество, в котором мужчины будут угнетены и мизандрия станет официальной точкой зрения»8.

    На русскоязычном пространстве сепаратизм представляют Марина Лакис, создательница сайта «Путь Лисистраты», и блогерка под псевдонимом accion_positiva. Их порталы не имеют прямого отношения к борьбе за права и являются своего рода терапевтическими группами для глубоко невротизированных женщин.

    И блоги сепаратисток, и указанные сайты отличаются гетерофобными высказываниями. Лакис мечтает о матриархате и убеждена, что «мужчины и женщины друг другу не подходят: нам нужны женщины и мир, мужчинам — другие мужчины и война»; «есть открытые лесбиянки, латентные лесбиянки и мужчины, с которыми женщины не могут получить настоящего удовольствия». Она полагает, что лишь лесбиянки — настоящие феминистки, в отличие от «предательниц», не гнушающихся отношений с противоположным полом: «Лесбиянки всё-таки принадлежат к иной породе, высокое сёстринство должно быть у нас в крови, иначе всё зря»9. К феминисткам других течений сепаратистки проявляют крайнюю нетерпимость, что идёт вразрез с их рассуждениями о сёстринстве.

    В реальности лесбийский сепаратизм малоосуществим, т.к. отрицает не только сексуальные, но и деловые отношения с мужчинами и ведёт к социальному самоубийству. В США в 1970-х существовала деревня лесбиянок-дауншифтерок, но это единичный случай. Часто женщины, именующие себя сепаратистками, замужем и финансово зависимы от мужа, а разговоры о матриархате для них — просто способ канализации агрессии. «Я замужем, но считаю себя сепаратисткой, потому что меня не волнуют проблемы моего мужа», — говорит одна пользовательница ЖЖ. «Муж у меня есть, я сижу в декрете», — признаётся вторая. Кого винить в расцвете интернет-сепаратизма — мужских шовинистов или профнепригодных психотерапевтов, отдельный вопрос.

    Дополнительный источник вдохновения для сепаратисток — творчество Андреа Дворкин и Катарины Мак-Киннон, полное неприязни к гетеросексуальным отношениям. Так, в своей речи «Проституция: от науки к активизму» Дворкин утверждает, что разнополый секс — это всегда унижение и использование женщины:

    «Я прошу вас сконцентрироваться на ваших собственных телах, представить, что их так используют. Ну и насколько это сексуально? Это весело? Люди, которые защищают проституцию и порнографию, хотят, чтобы вы чувствовали это возбуждение каждый раз, когда вы думаете о том, что в женщину что-то втыкают. Я хочу, чтобы вы почувствовали, как нежные ткани именно вашего тела так используют. Я хочу, чтобы прочувствовали, каково это, когда это происходит снова и снова и снова и снова и снова и снова и снова и опять снова».

    В книге «Порнография: мужчины обладают женщинами» Дворкин приводит безосновательные утверждения вроде: уход в монастыри и клеймение секса как чего-то ненужного и постыдного для женщин — это протест женщин против маскулинности. На самом деле сексофобию и неприятие собственного тела женщинам навязывала христианская религия, идеологами которой были мужчины. Тексты Андреа Дворкин полны подобных психопатологических домыслов и передёргиваний.

    Радикальному феминизму противостоит так называемый сексуально-позитивный или сексуально-либеральный феминизм (англ. — pro-sex feminism), представительницами которого являются Камилла Палья, Наоми Вулф, Уэнди Мак-Элрой и др. Сексуально-позитивное течение выступает за легализацию проституции с целью снизить риск, которому подвергаются секс-работники, критикует радикальное представление о порнографии и мужской сексуальности как о вредных и опасных для женщин. В России взгляды, близкие сексуально-позитивному феминизму, выражает Мария Арбатова.

    «Если бы не феминизм, женщины спокойно сидели бы дома, а теперь тянут и работу, и семью». Женщины простых сословий работали всегда, и за такой же объём работы, что у мужчин, им платили втрое-вчетверо меньше10.

    Двойная нагрузка — это не достижение феминизма, а перегибы постпатриархата. Равное распределение обязанностей по дому освобождает и мужчину, и женщину. У женщины появляется время на карьеру, мужчина перестаёт ощущать себя беспомощным младенцем, не способным сварить суп и найти вещи в шкафу.

    Феминизм выступает за право женщины быть домохозяйкой, если это её личный, а не навязанный социумом выбор, и требует не обесценивать домашний труд: так, по данным Энтони Гидденса, в промышленно развитых странах в домашнем хозяйстве создается от 25 до 40% национального богатства11.

    Некоторые феминистки предлагают оплачивать до 90% профессиональных услуг по уходу за детьми и уборке дома, т. к. даже в Европе разделение домашнего труда зачастую остается неравным. «Мы думали, что с приходом женщин на рынок труда разделение домашнего труда автоматически поменяется. Оказалось, что не так. Женщины стали экономически независимы, и в то же время несут двойную нагрузку, с многочисленными отрицательными последствиями», — заявили представители шведского профсоюза в 2008 г.12

    

    Послесловие

    «Милые девочки, — призывает то ли сетевая антифеминистка, то ли мужчина под женским ником, — будьте женщинами! Будьте покладистыми, довольными и восхищёнными рядом со своим мужчиной. Будьте милой с его друзьями. Не надо <…> размахивать своими знаниями о политике и ценах на нефть, когда вокруг заходит мужской разговор».

    Феминистка саркастически возражает: «Не будь личностью, будь карманной собачкой. Милой и пушистой. Щебечи о ногтях и нарядах, а в «мужской разговор» — ни-ни. Не дай бох, кто-то из мужниных друзей почувствует себя глупее тебя. Стол накрой, улыбайся и хлопай ресницами. А можешь пойти в свою комнату ногти красить. Мужчины и без тебя отлично посидят».

    Другая комментаторка отмечает, что женские привилегии — простой самообман: «Подать пальто, открыть дверь, донести сумки несравнимо по времени и усилиям, затрачиваемым женщиной на уборку, стирку, глажку, уход за детьми. Лично я бы с удовольствием подала бы мужчине пальто, открыла бы дверь и помогла бы с сумками, если бы он взамен посидел бы с больным ребенком. А если бы он еще и рожал, то за цветами я бы бегала каждый день. Все эти куколки хотя бы понимают цену, которую они платят за открытую перед ними дверь? Лохотрон-то очевиден»13.

    Противницы феминизма говорят, что предназначение женщины — это любовь, но разве можно любить пустую накрашенную куклу (которой «должна» быть женщина) как равного себе человека? Таким образом, антифеминистки обрекают себя на неразделённое чувство: женщина видит в мужчине личность, мужчина в женщине — игрушку, которую легко выбросить, когда надоест, и заменить другой, помоложе, «щебечущей о ногтях и нарядах». Или постарше, чтобы тащила на себе домашнюю работу и тешила Эдипов комплекс. Других легитимных ролей для женщины в патриархате не подразумевается. И права на свободу выбора и справедливую оценку своих знаний и умений — тоже.

    

    1 http://en.wikipedia.org/wiki/Andrea_Dworkin#Intercourse

    

    2 http://menalmanah2.narod.ru/bad.html

    

    3 http://svobodna.org.ua/txt/theory/манифест-анархо-феминизма/

    4 «…женщины нередко работали в шахтах по 12 и более часов. В некоторых шахтах от них требовалось поднимать на поверхность корзины с углем, в других — тянуть за собой вагонетку, груженную углем, которая привязывалась к талии с помощью цепи. Для этого приходилось передвигаться на четвереньках. В 1840-х годах в шахтах Великобритании работали 2 350 женщин, одна треть из них — в Ланкашире. Но в 1842 году работа женщин младше 13 лет под землей была законодательно запрещена. После 1842 года женщины и девочки работали на поверхности, занимаясь в основном сортировкой угля». http://miningwiki.ru/wiki/Женщины-шахтёры

    5 http://feministki.livejournal.com/2522209.html#comments

    

    6 http://feministki.livejournal.com/2528328.html

    

    7 Фактически такая возможность есть, но мужчины, для которых по-настоящему важны интересы семьи и детей, подвергаются обструкции в мужских компаниях как «слабаки» и «подкаблучники», поэтому в данном контексте уместно говорить о дискриминации мужчин.

    8 http://ru.wikipedia.org/wiki/Сепаратистский_феминизм

    9 http://leonatus.ucoz.ru/publ/4

    

    10 К примеру, Энн Гарлин Спенсер («Вклад женщин в общественную культуру», 1912) отмечает, что американские акушерки в 19 в. «получали пять долларов вместо пятнадцати».

    11 Гидденс Энтони. Социология. М.: Эдиториал УРСС, 1999.

    12 http://www.thelocal.se/14042/20080831/

    13 http://feministki.livejournal.com/2521984.html?page=2