Людоед

Осенью 199… года я часто захаживал в гости к Вадиму Асмолову. Ныне известный поэт в то время только начинал публиковать свои нерифмованные аллюзии. Широкой известности у него не было, но, тем не менее, свежие номера литературного самиздата, небрежно разбросанные на видных местах, создавали атмосферу чего-то настоящего, волнующего, неподдельного. Быть причастным к этому миру было для меня в то время очень важно. По крайней мере, важнее лекций в институте, которыми я без сожаления жертвовал ради общения с поэтом.

Уложив пару бутылок вина в сумку с конспектами, я ехал на окраину города, где жил тогда Асмолов.

Мимо промзон и пятиэтажек я пробирался к старому двухэтажному дому барачного типа, неизвестно почему не снесенному, и это «неизвестно» придавало дому особый, таинственный колорит.

Окруженный зеленым выцветшим забором, дом казался невидимым, как Хома Брут в зачарованном круге, среди окружавшей его нечисти.

- Свят круг, спаси. Свят круг, сохрани, – часто повторял Асмолов, иронизируя не столько над местоположением своего жилища, сколько над событиями, происходящими по ту сторону забора.

Там время, без напряжения и жалости, жевало людей.

Заголовки газет пестрели порядком уже надоевшей информацией об очередном заказном убийстве. Эти «сенсации» давно никого не шокировали. Наоборот, хорошим тоном считалось смеяться над анекдотами о новых «малиновых» русских и веселых, разудалых киллерах. И те и другие в свою очередь гордились, что стали героями этих самых анекдотов.

Центральные улицы городов освещались непривычным неоном, сиявшим гирляндами на увеселительных заведениях, что заставляло жмуриться привыкших к темноте граждан.

И совсем вдалеке, за промзонами, уже не дымящими трубами кательных, пульсировали мутноватые фонари спальных районов. Там растоптанные, униженные и оскорбленные люди наблюдали по телевизору за окраинами рухнувшей империи – пылающими, трещащими пулеметными очередями. Наблюдали молча, без сожаления, благодаря Бога, что «у нас все нормально».

Свят круг, спаси. Свят круг, сохрани.

- Принес? – делово спросил Асмолов. –  Садись.

Я сел на табурет с шатающимися ножками, и традиционно спросил:

- Что нового?

- Что может быть нового! Что нового во вчерашнем винегрете? -  раздраженно пророкотал Асмолов. – В таком кабаке, который мы сейчас с тобой наблюдаем, нового ничего случиться не может. Хаос не подразумевает новизны. Если что-то инородное попадает в полюс хаоса, оно мгновенно становится тем же хаосом. Новое – это отсутствие хаоса. И я этого нового не наблюдаю.

Говоря это, Асмолов расставил на столе рюмки и отломал от буханки несколько кусков хлеба на закуску. После чего широким жестом пригласил к столу:

- Давай, Саня, а то с утра веселья нет.

Мы выпили. Асмолов закурил и продолжил:

- Я не понимаю одного: уходит эпоха, трещит цивилизация, а событий нет. Дворник как мел двор, так и метет. Бабы как стояли в очередях, так и стоят. Такое ощущение, что мир не рушится, а тает. Все как-то мелко.

- Не скажи, –  ответил я. – А войны? Вон, по телеку.

- Вот именно, что по телику, – перебил меня Асмолов. – Такое ощущение, что это не война, а кино, и, следовательно, не кровь, а краска.

- Постой, – в свою очередь перебил его я. – Но ты-то знаешь, что это кровь. Да и все остальные не глупее тебя.

Асмолов брезгливо скривился и махнул рукой.

- Аааа, все у нас так. Войну показывают в перерывах конкурсов каких-то стремных – «Мисс Христапродаженск». И привыкаем, – Асмолов нервно встал из-за стола. – Привыкают люди. Смотрят глазами бараньими, не понимая, что они бараны и что в ближайшее время их начнут резать и, следовательно, в перерывах между конкурсами и сериалами показывать их трупы, – он сделал паузу, как-то оценивающе посмотрел на меня и развязно продолжил: – Кстати, ты вчера не смотрел криминал в новостях?

- Нет, – ответил я.

- Там дом мой показывали. Вернее, показывали соседа моего, – Асмолов разлил вино по рюмкам. – Ну, давай. Жаль, закуси не густо.

- Угу, – ответил я, выпивая. – А с какой стати показывали твоего соседа?

- Он людоед.

Я принял это за неудачную шутку и криво ухмыльнулся. Асмолов, внимательно посмотрев на мою реакцию, резко продолжил:

- Что лыбишься? Тут плакать надо.

Я опять ничего не ответил. Я не знал, что ответить. Все это казалось какой-то нелепостью, о которой скоро забывают, придавать значение которой в принципе смешно. Но, как оказалось, не смешно, настолько не смешно, что…

- Он проституток забивал и делал из них консервы, – продолжал Асмолов. – Все очень просто, он же дальнобойщик. Снимет девку на трассе, трахнет, задушит, и так далее, в следующий рейс прихватит пару банок с человечиной. Кстати, перед тем как убить очередную дивчину, он кормил ее мясом предшественницы. Он вообще любил кормить людей человечиной. Вот и мы с тобой, хе-хе, оскоромились.

Я не помню точно, что я сказал. Я помню то, что Асмолов ответил. Красные куски мяса, залитые желтым жиром, до сих пор стоят у меня перед глазами. В наступившей пустоте я спокойно, без эмоций, дослушал Асмоловский спектакль.

- У меня одна банка осталась, – зло смеялся Асмолов. – Не отдам ментам. Сувенир, так сказать.

Он еще что-то говорил, какую-то чушь о том, что эпоха настолько мелкая, что вмещается в литровую банку…

Через короткое время дела Асмолова пошли резко вверх. Его спектакль, а главное, декорации понравились продвинутой публике. Автор стал популярен.

2009