Мусикийские оды и элегия

1.
элегия

Пииты говорят: Летов и БГ.
После пьют водку и возвращаются ко второй или третьей жене.
Есть нечто крепче (тут возникает жалоба на здоровье),
пииты слишком трусливы, чтобы жить кайфом.
Плюнуть на них, да не хочется.
Кифареду смешно
на зависти наши и мелкие распри,
Христу безразлично. Он не любит самообмана.

Итак, Летов и даже БГ. Есть ещё имена,
но Кифареду нет до них дела.

Кифаред, как мне быть, ибо все мы единое поле,
но даже земля уравнять неспособна
гения и бездарность.

Гений кремирован пламенем воплощенья.

Я износилась до смерти — мне дали стихи,
и в распоряженье всё московское поле.

2.
первая ода

Феб, зови своих пифий: сжечь груди и косы мои.
Мне довольно детского роста, смешной полноты,
стихов и молитв:
всё моё, пожираю, как пламя.
Струны Харит перебирает северный ветер.

Батюшка, зови клирошанок и дьякона:
пусть совершат литию по живой,
ибо если нет смертных грехов, есть Христово мне предназначенье.
Лучше при жизни себя схоронить,
чем униженной быть посмертною славой.

Если у стихотвориц юноны, то гений живёт у меня,
даром что женского рода.

Гений, не причиняй боли Ангелу.
Хранитель, не пугайся его —
вы одной крови с ним.

Христу безразличны поэты,
но душу Он носит в руках.

Отныне не стригла волос,
не покупала красивой одежды,
не мазала кремом лицо.

Не выдерживала перемещений,
почти не тусовалась.

Потом канула в пропасть.
Дом и вещи остались.

3.
вторая ода

Есть очарование в чувственном холоде,
в том, что нравишься и раздражаешь.
Кос и глаз не взял у меня Кифаред —
стану достойной даров Афродиты.

Жертва не знает, отвергнута ли она,
или возьмут её в благоприятное время.

Однако на жертве печать. Её сторонятся и те,
кто о Кифареде не знает, а о Христе не думает.
Она осеняет собою, как тень тучи,
всё ей доверенное пространство.

Музы смеются, одна Полигимния молчит.
Смех муз это музыка.

Эвтерпа всех обойдёт,
смешает слова Мельпомены и Талии,
даты Клио и цифры Урании,
листок принесёт Каллиопе
позовёт Терпсихору,
оставив все ритмы и рифмы Эрато.

Эхо средь улиц, мне вверенных, лёгким звонком возвестит:
сон Кифареда тяжёл,
но страшись Кифаредовой жажды.

Христос Сам стал Жертвой.
Он не понимает поэта:
Я с тобою, так что же ты ищешь?

Но поэт не видит Христа,
он видит только себя

будто жертвенник малый.