Разговор с Гамлетом. Перевод Веры Виногоровой

ДРЕЙФУЮЩИЙ ОСТРОВ И ПТИЦЫ

Мы, удаляющиеся от материка
на дрейфующем острове,
мы еще видны.
К нам еще тянутся берега
и нечеткие огрызки памятников,
поставленных нами на века.

Там, на крыльях птиц, остались
наши прежние лица.
Мы уже не узнаем их,
не верим им,
иногда о них плачем.

УМЕРШЕМУ ОТЦУ

Трудно поверить, что тебя уже нигде нет:
ветер, улетевший в никуда, переставшая болеть рана,
весна, которая никогда не наступит.
Твое имя носит уже кто-то другой, паспорт
порвал чиновник и бросил в корзину,
одежда отошла далеко вглубь себя, на тридевятые полки,
умерли твои слова, небо, звезды, женщины.
Где твои вечные вопросы о чести, о мире без войн?
Стал ли ты Иридоном или Массиниссой — кто ж это знает?
Только могила знает тайну, но она молчит, молчит
земля — ласковая куртизанка, что ждет каждого:
ведь жизнь — это запятая в одной из фраз мира,
короткая трель птицы, стрекоза над ручьем,
поэтому тебя сегодня нет, а особенно нет для близких.
Только крыло ветра бьется неустанно в памяти,
и имя становится болью — мертвым мотыльком на сквозняке
времени…

ДЕВЧАТА

Они — персики на рассвете, когда сон оставляет мужчин,
задумчивость жаворонка, пред тем как песней разъяснит небо,
они легки, как ветер, и верны желанию
нравиться даже платьям,
которые знают их тела лучше всех.

Пока о любовь не поранили воображение,
пока первый мужчина не забрал их сказку,
пока в счастье не вплелся плачь ребенка,

пусть существуют — в танцующей линии бедер,
в смехе — солнечном побережье,
в персике, еще ускользающем от непогоды
и от протянутых ладоней.

Девчата — мотыльки голубой тишины,
облака в крыльях птицы,
кольца в руках доброй феи,

а в наших сердцах — светлое
истинное восхищение.

ВЕЩИ

Вещи порядочны всегда, и напрасно
ломают им хребты
очередные баловни судьбы. Они с достоинством
молчат. Всегда остаются самими собой —
и в будни, и в праздник.
Так, как они, никто
не может принять в гости солнечный луч,
упавший ненароком на запыленное кресло
или задумчивую древнюю икону.
Ночью выходят из них звезды
и мягкий, чистый свет правды.
Тогда спящих мучают угрызения совести,
и все делается ничьим: корона
не принадлежит королю,
меч палача
оплакивает казненных, пулемет
жаждет быть заклепанным
страхом солдат в окопах…
(Единственным желанием вещей могла быть тишина,
затуманенная фарфоровыми именами,
граничащих с нею форм).
Но неумолимо
приходит рассвет
и пробуждаются люди. Тогда
вещи начинают страдать.

РАЗГОВОР С ГАМЛЕТОМ

Друг мой, здесь все то же: ничто не кончается
и ничто не начинается.
Продолжаются те же самые убийства,
те же литература и вера служат
поводком для слабейших.
Мы знаем, что делаем.
Вынося приговор идее,
убеждаем: себя –
угрюмой насмешкой,
подданных — разумной толерантностью
и снижением налогов.
При угрызениях совести можно еще раз проинтерпретировать
историю греческой демократии
или римское право.
Сегодня никто не защищает
свою честь шпагой. Для этого
есть дипломаты, способные
склонить к чему-то здравомыслящих.
Так что ты по праву
отправлен в пекло.
Современное небо не приемлет
безумных метафизиков,
утверждающих вневременную этику.

Обстоятельствам подвластны даже святые:
— Нужно быть с людьми, — говорят
Петр и Павел.

Мы любим тебя, как милую сказку
из старой потрепанной книжки —
когда-то и мы выстругивали мечи,
чтобы мстить.
                     Могилы и клятвы?
Плата кровью — пафос пьесы
в дешевом театре. Уже не ставим трагедий.
Из твоей драмы можем
сделать и разыграть
веселый фарс.
Поэтому лучше ступай
туда, откуда твое королевство
будет видеться тебе
прекрасной звездой.

Перевела с польского Вера Виногорова