Судили и были судимы. Стихотворения

*   *   *

А нас ко дну крепили

Такие якоря,

А нам краны крутили

Такие слесаря,

А нам глаза слепили

Такие фонари,

На нас мели Сибирью

Такие январи…

Теперь одни зефиры

Листают календарь,

Но ты не спи, Порфирий

Петрович, будь, как встарь

Приветлив и приметлив,

Улики собирай,

Раскладывая петли

На нашей тропке в рай.

КТО ЭТИ СУДЬИ?

Читатель нот, рун, букв, звезд,

вообще книгочей,

тратящий дни в долг, в кайф, в рост,

приятель ничей,

хранитель заветов, залогов, законов,

скелетов в шкафах,

коллекционер номеров телефонов,

венер в мехах,

вот тебе гвоздь, шток, шип, кол

в избытое бытие,

будешь ты слеп, глух, сир, гол,

сотрется лицо твое,

когда Радамант, Минос, Эак

возьмутся тебя судить,

распутывать этак, а может, так

твоей судьбины нить.

Схлестнутся свидетели обвине…

с женщинами защи…

свидетелям доверяй вполне,

пред женщинами трепещи.

ПЕЙЗАЖ С БЫВШИМИ БРАТЬЯМИ

От реки отвернулся воин,

               подбородок подпер рукой,

неизменный столетний ворон

               в небе плавает над рекой,

чужестранных расцветок шатры

               за рекой в тумане видны,

тихо в лагере до поры,

               сегодня канун войны.

Завтра выстроятся юнцы,

               сапогами упершись в твердь,

прилетят из штабов гонцы

               с пакетами, в коих смерть,

пропоют войну трубачи,

               сыпанут барабаны горох сухой,

ворон в небе вскричит –

               обещает быть сытным бой. 

НОВЫЙ ПИМЕН

(Повесть безвременных лет)

Нетрезвый летописец не приметит,

Как дверь гнилую прикрывает век.

А кто за все дела его ответит?

Зевнет монах, не поднимая век,

И перечтет свое чистописанье,

Эпоху беспристрастием казня.

Еще одно последнее сказанье –

И летопись сгорает без огня.

МОЛЧАНИЕ РЫБКИ

Вот ты, седобородый старец,

Вот рядом старица с тобой,

Прозрачный суп в кастрюльке варится,

Под крышей клекот голубей,

Лодчонка к берегу прикована,

Белье замочено в корыте,

Спокойно море, не взволновано,

И рыбка слов на вас не тратит.

ВИД НА ЭТОТ ГОРОД

Моя Москва устаревает с каждым летом,

Со всех деревьев каждой осенью слетает,

В лед обращается зимой, весною тает

И навсегда прощается со мной.

Я забываю имена ее, но это 

Ее не трогает, ее не задевает.

Она таблички на фасадах поменяет,

Ей все равно, приезжий или коренной.

Свои уклюжие холмы покрыв асфальтом,

Дорожки – плиткою, а плац-парад – брусчаткой,

Она с Ленгор слетает в невозможном сальто

И по бульварам совершает променад.

Но не смываются никак с моей сетчатки

Мозаик Врубеля сиреневая смальта,

Пашкова прихоть, перстень Воланда с печаткой,  

Огонь, сжигающий забытый вертоград.

ЛИСТОК, ПРИКОЛОТЫЙ

К ПОГРАНИЧНОМУ СТОЛБУ

Хранилище отеческих гробов,

Благих идей бездонная могила,

Правилище извилин и горбов,

Пустая почва и слепая сила,

Спасибо, что на свет произвела,

Спасибо, что потом не удавила,

Учила отделять добро от зла

И, наконец, на волю отпустила.

*   *   *
О, время, ты сквозь водяные текло,
У солнечных в черной тени укрывалось,
Считали пружинные, сколько прошло,
Считают песочные, сколько осталось.

ТЕКУЩИЙ СЧЕТ

Когда безучастными мойрами

был вытянут твой номер,

Создатель отправил тебя во внешний круг,

ссыпал горстку мелочи с божественной ладони

на твой текущий счет в Небесном банке

и открыл тебе кредит.

Так что ты не совсем нагой

пришел в этот мир. Кроме

родителей, давших тебе

имя и на родословной сук,

за тобой надзирает анонимный ангел

и счет твой небесный хранит.

Ненавязчивый,

не дающий советов хранитель

сокрушенно хлопает крыльями,

глядя на расходы твои.

Ведь ты сам себе

растратчик, вор и вредитель.

Бог тебя создал и руки помыл,

а бюджет свой

ты уже, как сумеешь, крои.

*   *   *

Уходим, оставляя за спиной

Разрушенные бивуаки.

Стена пред нами, темень за стеной,

Стена на этом фоне – свет во мраке.

На ней хотя бы можно начертать

«Здесь был Серега» или, скажем, «Толя»,

А в небесах не видно ни черта,

А в преисподней под стеной – тем боле.

Что ж остается нам? Прикрыть глаза,

Привыкнуть к внутреннему шуму,            

До донышка свою додумать думу,

Когда под веками вскипит слеза.