Ольга Денисова

Людмила Коль, «На углу острова». Владимир Коркунов, «Глаза зверька»

Людмила Коль, «На углу острова»  М.: «Вест-Консалтинг», 2013

 


Согласуясь с заглавием, образ острова пронизывает всю  книгу Людмилы Коль, соединяя путеводной ниточкой повесть, рассказы и  эссе, то есть произведения разных жанров, написанные, однако, с явным  присутствием уже сложившегося интересного авторского стиля. Остров может  присутствовать в повествовании сам по себе, будь то итальянские Капри,  Прочида, парижский Сите или какой-то фантасмагорический, затерянный в  безумном переплетении дорог и развязок «остров» — то ли улица, то ли  городской район, «на углу» которого должен подобрать водитель  микроавтобуса свою пассажирку. Да и люди-персонажи повести и рассказов  чаще всего представляют из себя такие, существующие сами по себе,  островки, с собственными бесконечными проблемами, как будто  ощетинившиеся множеством углов против окружающего мира. Изрезанная  береговая линия этих «островков» тоже, как у настоящих, вся каменистая и  опасна для тех, кто попытается их исследовать. Персонажи книги вроде и  общаются, слушают друг друга время от времени, но без внимания к  собеседнику, не сопереживая ему, оставаясь в собственном мире, даже если  это не случайные попутчики, а представители одной семьи, родные люди.
Вот это ощущение ужасной неправильности жизни, непонимания героями  книги смысла бытия больно ударяет в сердце при прочтении сборника. И с  горечью понимаешь, что ведь все это — чистая правда. Людмила Коль  обладает даром острого зрения и слуха, она видит окружающий мир выпукло и  детально, как живописец. Недаром в одном из ее произведений  рассказывается о художнике Кандинском. Кроме того, писательница обладает  удивительно ярким талантом рассказчика. Даже публицистические эссе о  путешествиях получаются у нее такими увлекательными и очень  художественными, что не только хочешь побывать в тех местах, о которых  она пишет, но и как-то заранее видишь ихе в своем воображении.  Безусловно, тут влияние профессии. Л. Коль — журналист, создатель и  автор журнала культуры и литературы русского зарубежья «LiteraruS».
Нечего и говорить, что наши соотечественники, переезжая на ПМЖ за рубеж,  не в состоянии до конца своей жизни потерять свою национальную и  культурную идентичность и живут там тоже, как будто, на острове,  представляя из себя обособленную от других группу населения. Особенно  ясно это показано на примере Василия Кандинского в рассказе «Сюжет с  Кандинским»: «Во французскую артистическую среду он так и не вписался. И  несмотря на то, что дом у него был русский по духу, как отмечали  многие, с кругом русских эмигрантов Кандинский тоже не сближался…» Как  поется в эстрадной песенке: «Ты покинул берег свой родной, а к другому  так и не пристал». Свою историческую родину персонажи Л. Коль не  посещают вообще, без всякого признака ностальгии, или посещают по делам  бизнеса — все равно какого: торговля это, работа или поиск супруга…  Матримониальные дела, получается у них, тоже бизнес, способ более  благополучного устройства жизни.
Ну, действительно, с удивлением  обнаруживаешь: нигде в повествовании не упоминается старинная,  «нафталинная» любовь. Есть у юной героини из рассказа «Девочка из страны  “n+1” так называемый “любимый мужчина”, но она даже не понимает смысла  этих слов. Женщины, потеряв супруга, немедленно начинают поиски нового  спутника жизни, не проявляя здесь особой разборчивости. Как будто  заведенные, следуют раз и навсегда принятым ими правилам жизни, даже  если жизнью это назвать невозможно. Выживание! И — ужасное одиночество.  Ужасное! От которого мутится сознание, отключается мозг, превращается в  ненужный атавизм душа. Живой разговор друг с другом становится  тягостным, виртуальное компьютерное общение заменяет его. А ведь люди  находятся рядом: “как во-он тот дом, напротив, совсем близко…”» Эти  слова настойчивым рефреном звучат из уст девочки на протяжении всего ее  разговора с рассказчицей.
Сам стиль повествования писательницы  напоминает переписку в Интернете. Там много диалогов, кратких, часто  мало или вообще неинформативных — простой болтовни. Так мастерски  передан Л. Коль «голос» современного мира, вместе с разговорным нынешним  русским языком. Люди вроде и говорят друг с другом, но, кажется, когда  собаки остервенело лают друг на друга, их месседжи более информативны и  доступны для понимания.
Правила новой жизни… Папа, живущий с другой  семьей, или исчезнувший из жизни ребенка вообще, навсегда… «Травка»,  которую покуривает дочь героев из рассказа «Сюжет с Кандинским»…  Обыкновенная проституция, чтоб накопить денег на турпоездку (повесть  «Такая простая человеческая жизнь»)… Конкурс на сценарий лучшего  теракта, объявленный в Интернете безымянной «антитеррористической»  организацией («Сценарий»)… Все это воспринимается героями художественных  миниатюр Л. Коль так спокойно, естественно, что у читателя бегут  холодные мурашки по сердцу. «Шоу-бизнес и тусовки в кабаках — это и есть  современное искусство», — говорит главный персонаж рассказа «Тайный  знак». «Все русское зарубежье вокруг церкви держалось, благодаря этому и  сохранило свою культуру, и выживало», — отвечает ему жена, которой при  этом совершенно все равно, что муж ее в Бога не верует. И месса в соборе  для него только шоу, и с удовольствием разыгрывает экспромтом, для  хохмы, в московской церкви (где когда-то венчался Пушкин!) сцену тайного  явления в своем лице нового Мессии.
Жизнь многих персонажей  писательницы воспринимается ими самими как игра. Часто она оборачивается  жестокой, просто какой-то компьютерной игрой на выживание, преодолением  фантастических и непредвиденных препятствий, какой, кстати, оказывается  обыкновенная, как кажется на первый взгляд, поездка в Италию для героев  эссе «Неаполитанский дневник». И, вроде, судя по авторским ремаркам,  люди-то из рассказов писательницы — с образованием, с творческими иногда  профессиями: мать Оли и ее тетки из повести «Такая простая человеческая  жизнь» хорошо учились в школе, получили высшее образование, да и сама  Оля как будто хочет выучиться, найти достойную работу, чтоб вырваться из  своей касты. Герой рассказа «Враныч» — скульптор, жена героя «Сюжета с  Кандинским» — искусствовед. «Женщина на углу острова» внезапно цитирует  на память стихи «Небо ложится на землю, белые скелеты камней». Но все  они, несмотря на разность в деталях жизни, все какие-то одинаковые,  стертые жизнью в песок, как ракушки из очерка «Hola, Malaga!», отрывок  из которого составители сборника не случайно вынесли на обложку книжки:  «Прямо за моей спиной, на противоположной стороне улицы, блестит на  солнце, переливается толща воды, тысячелетиями монотонно набегает на  берег — и убегает, унося в глубину разноцветные ракушки, обтачивает их и  постепенно превращает в песок…»
Поражает больше всего покорная  привычка жить, не важно, где и как, только б жить, как живут много веков  на грязных улицах, не только в физической, но и нравственной нечистоте,  люди рядом с коварным Везувием. Бороться за выживание всеми доступными и  недоступными способами. Несмотря на смену веков и тысячелетий — только  за физическое выживание. Часто не за место под солнцем, а просто,  например, за разбитую лежанку в убогой заплесневелой квартире. Даже  дети, больные мужья, престарелые родители становятся всего лишь  конкурентами в этой борьбе. Выживание само становится каким-то  фантастическим жестоким бизнесом.
Самый ужасный и трагический  персонаж книги — Оля из повести «Такая простая человеческая жизнь». Она  плоть от плоти той жизни, куда попала по факту рождения в данной, а не  другой семье, имея таких, а не иных, родственников, именно таких друзей и  приятелей. Она получает единственную возможность увидеть другую жизнь  только в поездке в Рим, несмотря на всю нелепость и уродство этой якобы  турпоездки. И даже сквозь всю извращенную внешнюю оболочку этого  подарка, который она сама покупает себе, торгуя своим телом, какой-то  луч настоящей, иной жизни пробивается и в ее темный мирок. Оля только не  научена главному — любви. И вот — кровавый, беспощадный, как говорил  классик, чисто русский бунт Оли ужасает, потрясает, как извержение  вулкана, но при этом вызывает сострадание до слез, как бедные  неаполитанцы, живущие под «ежедневной угрозой разрушения».
Понятно,  что даже когда говорит о вещах нелицеприятных, писательница не может  скрыть сочувствие к своим персонажам. Все, о чем она пишет, глубоко  трогает ее саму и поэтому вызывает такой горячий отклик у читателя.  Вслед за Василием Кандинским, воспоминание-фантазию о котором она  вкладывает в уста персонажа вроде с похожей, но все-таки другой, чем у  гениального художника, фамилией, писательница настаивает на том, что  люди творческие обязаны делать все от них зависящее, чтоб в страшном  негармоничном мире все время звучали отголоски из мира иного, духовного,  мира сострадания и любви к ближнему. Вот что говорит персонаж рассказа  «Сюжет с Кандинским»: «Все его книги — результат долгих исканий,  переживаний, желания вызвать к жизни, пробудить в людях эту радостную  способность восприятия духовной сущности в материальных и абстрактных  вещах». Вот что рассказывает о своем журнале писательница: «Это  возможность сохранить язык и культуру и передать его следующему  поколению». Диалог с российскими журналами, с точки зрения Л. Коль,  необходим, чтобы «чувствовать себя не только в общем литературном  потоке, но и в русском общекультурном пространстве — Русском мире».
В  самом знаковом, на мой взгляд, из рассказов книги, в рассказе «Машина,  идущая в город» по сюжету несколько людей без описания имен и внешности  волею обстоятельств попадают в один микроавтобус. Они вынуждены говорить  друг с другом, чтоб скоротать нервную и опасную для жизни ситуацию с  непрофессиональным, да еще и невыспавшимся перед дорогой водителем,  отсутствием сервиса, каким-то сюрреалистическим блужданием в темное  время суток по улицам безымянного города. Проблемы, проблемы, проблемы.  Все то же покорное приятие любых обстоятельств, все та же борьба за  выживание… Только вот эти неожиданные стихи под занавес рассказа. Не  все, выходит, потеряно? Так и хочется их всех встряхнуть. Так и хочется  им процитировать слова самой писательницы из эссе «В контексте  Финляндии»: «Но я не думаю о терниях — зачем? — они всегда у всех были и  есть, я думаю только о звездах». Надо прислушаться. Тогда и дети наши  не взорвут нас однажды, и сами мы сможем противостоять тяготам жизни, не  теряя ни своего прошлого, ни настоящего, ни будущего.

 


Владимир Коркунов, «Глаза зверька» М.: «Вест-Консалтинг», 2013

 


Сборник рассказов известного критика, поэта и  писателя Владимира Коркунова «Глаза зверька» был мне подарен автором в  сентябре 2013 года. Перед моей поездкой на литературный фестиваль  «Провинция у моря» в Одессе, до начала всего того фантасмагорического и  ирреального, что сейчас творится в нашем с вами общем реальном мире, во  что ум порой просто отказывается верить…
Жизнь, однако,  продолжается. Как продолжается и одесский — кстати, на мой взгляд, очень  высокого уровня — праздник поэзии. В 2014 году организаторы (Сергей  Главацкий и др.) объявили его «территорией мира»…
Все это как будто  заметки на полях, и в литературном плане совсем не о творчестве  Владимира Коркунова. Если б не некоторые вещи, которые в моем сознании  навсегда связали эти два события — книгу и фестиваль. Вот строки из  одного рассказа писателя: «А можно отвлечься — радоваться жизни, видеть  мир вокруг себя, жизнь-то не затихает! Можно и поплакать, и печаль со  слезами уйдет, или поговорить с другом…» Подобно тому, во что мы не  верим, но что так непредсказуемо случается и в жизни, весь сборник  переполнен одновременным существованием реального и иллюзорного, снов и  яви, мира человеческого, мира ангельского и мира животных, в которые  время от времени вторгаются к тому же существа из сказок. В рассказе  «Глаза зверька» есть такие строки: «Я думал, почему разумное существо  назвали тварью Божией?.. И я думал, кто есть тварь? Человек, животное,  Ангел?» И герои В. Коркунова стоят все время на тонкой кромке, не  принадлежа полностью ни одному из миров, ни реальному, ни  фантастическому, ни человеческому, ни звериному. Вот и девочка из  рассказа «Следы на песке» «переступает ногами на самой границе воды и  песка». Ну, разве можно представить себе что-либо более текучее и  зыбкое, чем вода и песок, а уж тем более определить между ними границы?  Герои то ли живут одновременно во сне и наяву, то ли границы между сном и  явью для них столь же призрачны, как граница между водой и песком. Они  видят сны во сне. Они даже могут полюбить человека, увиденного во сне, и  «познакомиться с человеком, которого уже любишь», как в рассказах  «Глаза зверька» и «Следы на песке».
Но они никак не могут  договориться друг с другом, находясь одномоментно в разных мирах! Как  кот Василий силится для спасения хозяйки сказать ей то, что навсегда  соединит разрозненные части ее души, а она слышит только «мяу, мяу,  мяу». И как разговаривают две подруги в рассказе «Следы на песке»! Вроде  обе они — люди, но возможность услышать друг друга у них еще менее  реальна, чем у девушки и кота.
Что-то есть в этом во всем и от  Булгакова, и от Гофмана, и от фильмов в жанре фэнтези. Вот и известный  фразеологизм «рвать душу в клочья» автор изображает как весьма  натуралистичный, с кровью и кусками живой плоти, процесс. Так достоверно  передан В. Коркуновым ужас человеческого рождения на свет, однако, как  оказывается, с точки зрения рассказчика — не последний в жизни человека.  Ведь человеку, по мысли писателя, в течение жизни необходимо еще раз  родиться, оторваться от статичного состояния, как воздушному шарику,  чтоб полететь. Вопрос лишь в том, чем будет заполнен этот «шарик»,  соберет ли человек к этому моменту воедино все части своего существа, не  превратится ли полет в затянувшееся на неопределенный срок пике с  неизвестным никому результатом. Бабушка девочки говорит: «Можно искать  недостающую часть и найти — в человеке или вещи. И если найдешь,  почувствуешь, что отныне ты — единоцелая». И надо при этом не ошибиться,  чтоб весь мир не заменить пустотой, одиночеством: (она) «оставалась  одинокой, и одиночество становилось ею».
Падение и полет — две  антитезы, постоянно существующие в арсенале используемых писателем  образов и символов. Уметь летать — еще не значит: не упасть на землю.  Ведь падение тоже полет. Так летят, выбрасываемые, как единственная  связь с уходящим детством, куклы девочки, «в этом полете, жалком и  трагически-величественном одновременно». И мечта девочки вместе с летом  «отцветала и готовилась опасть». И сравнение со снегопадом не нравится  героине: «Я не хочу падать. Наоборот. Откинуть оболочку тела, расправить  крылья и взлететь». Вот и герой, вместо того, чтоб помочь ей в ее  мечте, вспоминает: «Я ответил что-то несуразное … и легонько подтолкнул  тебя… А потом, помогая подняться, корил себя за несдержанность». А вот  случайный подвыпивший прохожий, на первый взгляд, как будто опустившийся  и потерявший цель движения по жизни, уходит прочь от героев «подбитый,  но не сломленный, уязвленный, но не проигравший».
Так же, как сон и  явь, состояния человека у В. Коркунова тоже постоянно перетекают одно в  другое. Герой рассказа «Свидание» в глубине глаз своей собеседницы видит  «то грусть, то улыбку, то чертенят, то что-то, чему не мог дать  определения». А затейница-жизнь с помощью автора уготавливает  фантасмагорическое «свидание» юноши, душа которого полна созданным им  самим идеалом, с совершенно посторонней девушкой, которую он принимает  за свою возлюбленную. Даже несмотря на то, что «разговор походил на  встречу малознакомых людей, один из которых по ошибке заглянул к  другому», герой настолько глух к окружающему миру и живет своей  внутренней жизнью, что не придает значения всей странности разговора.  Ему, вобщем-то, все равно, в какую телесную оболочку вольется его идеал.  Такое вот современное перерождение классического сюжета, воплощенного  однажды Андерсеном в его «Русалке». Ну, и, конечно, безусловная  глубинная связь с предыдущим рассказом, где фигурирует уже не  андерсеновская, или коркуновская, — любящая и понимающая, и жертвенная и  спасающая, однако так и не оцененная и не встреченная своим  возлюбленным, — а настоящая русалка. Настоящая в смысле того, что она,  как всякая нечистая сила, отнимает частички души у человека. Хорошо еще,  что голос истинной возлюбленной доносится до героя в конце  повествования. И только от него зависит, исправит ли он свою ошибку.
Ведь как ужасно понять слишком поздно, что живешь с человеком, который  душой находится не с тобой. Как осознал это герой рассказа «Радуга»: «он  понял, что она давным-давно шла по другой дороге, что их совместный  путь придумал он сам, что ее на самом деле и не было рядом». Настоящие  чувства можно испытать, только вырвавшись из плена внутреннего  самообмана, не боясь жизни, принимая ее со всеми ее радостями и  печалями. Ведь жизнь есть везде, как говорит герой рассказа «Глаза  зверька», даже в мертвой плоти: «И в ней была жизнь, обрывки, отголоски,  она теплилась, хотя тело было мертво».
И тогда, как в сказке  «Радуга», люди могут даже спасти эту радугу, расцветив ее новыми  красками, подобрав названия всем своим чувствам, хотя так и не сумев  поведать друг другу о них, однако оставив надежду кому-то другому, кто  придет сюда после. Уметь сказать другому то, что хочешь, это очень  тяжелое умение, которому нужно учиться. Но немногие этим умением  овладевают, как показывает писатель. А это очень важно, чтоб тебя  услышали и поверили! Так, как это важно девочке из рассказа «Следы на  песке», чтоб ей поверили ее подруги. И так же важно вовремя сказать  другому человеку что-то необходимое для него, как готовится сказать и  все подбирает слова герой из этого же рассказа. Единственное слово,  выделенное автором курсивом во всей книге, это слово «говорить», поэтому  невозможно, читая сборник, не обратить на это внимание.
Кажется,  что все трагедии, происходящие и в рассказах В. Коркунова, да и в  реальной жизни вообще, происходят из-за того, что люди бояться говорить  друг с другом, как боится, и небезосновательно, как оказывается потом,  герой рассказа «Глаза зверька». Боится потерять друга, открыв ему свой  внутренний мир. Так же боится мальчик из рассказа «Следы на песке»  открыть свою душу девочке, а она твердо знает правило, что «в мире детей  … встречают по слову, а провожают по одежке». В результате они теряют  друг друга навсегда. Вот диалог героев из рассказа «Глаза зверька»:  «Лиза, — сказал я, ты ничего не хочешь мне сказать?» Она впервые  повернулась ко мне, в глазах слезы: «ты вряд ли поймешь…» А отказываясь  от постоянных попыток договориться с самыми родными людьми, человек  вдруг обнаруживает, что его единственным собеседником становится демон. И  на холсте-то, оставшемся от одержимого этим демоном человека, «нелепыми  мазками было намалевано черт-те что».
Мне кажется, что с выходом  этой книги В. Коркунов прощается с периодом увлечения классическим  романтическим направлением в литературе, отдав ему свою дань. Последний  рассказ сборника написан в совершенно иной стилистике, чем все  остальные. Он самый поздний по времени создания. Он исполнен юмора. Он  краток и в литературном плане практически лишен погрешностей, являясь  продуктом уже зрелого писательского мастерства. В то время как в более  ранних рассказах В. Коркунова наблюдаются, как правильно подметил Платон  Беседин, лишь «зачатки авторского стиля». Я бы сказала, что, несмотря  на то, что в рассказах сборника довольно много незрелых еще, поэтому  невыразительных, клишированных фраз, встречаются и просто замечательные,  указывающие на то, что у молодого писателя — прекрасное будущее, ему  есть, куда расти. Веришь в это, читая такие строки: «Этот день едва не  упорхнул в открытую форточку. Задержался у окна и начал таять. А  январская улица заглядывала внутрь…» Или вот такие: «Вечером, когда  солнце растворилось за горизонтом, а ночь еще не смекнула, что к чему…»  Или вот образ плетущегося прочь человека, «слепленного из придорожного  снега»…
Самое замечательное, что писатель В. Коркунов имеет, что  сказать, и не боится говорить, а очень сильно желает этого. Это самое  главное. Будем надеяться, что и герои будущих прозаических произведений  В. Коркунова, и все люди на земле разрушат все-таки барьеры в своем  общении. И как в радуге цвет переливается один в другой, люди придут от  фиолетовой апатии и одиночества через оранжевый цвет радости и надежды к  голубому цвету свободы и независимости. И обретут с зеленым цветом  спокойствие и уверенность, с красным — любовь и счастье, а с желтым —  способность и желание творить и создавать. А может, как герои рассказа  «Радуга», создадут и новый, восьмой, такой необходимый цвет — цвет  доброты и участия.
Ведь, скажем с улыбкой, наладил же, в конце  концов, кот Фёдор из последнего рассказа сборника весьма-таки  эффективное общение с людьми. Обе стороны прекрасно понимают друг друга и  не боятся, что они из разных миров…

К списку номеров журнала «ЗИНЗИВЕР» | К содержанию номера