Григорий Кружков

Эндрю Моушен. Переводы

Пастушка-простушка в чертогах смерти



Долго я жил на земле,  
долго выкладывал блестящими камушками  
свой стеклянный шкафчик, свой драгоценный грот:  


там были горный хрусталь и золотистый колчедан,  
игольчатый арогонит, доломит и гематит,  
свинцовый блеск и цинковая обманка —  


всё, что я находил под землей в старых штольнях,  
в кавернах рудоносных жил, которые мы называли  
                                                                  «озерцами»,  


иные из них — не больше ореха,  
В другие могли бы поместиться несколько взрослых    
                                                                             мужчин.  


Назовите это робостью или слабостью,  
но признаюсь вам: множество раз  
я бродил по улицам, выстроенным из такого же    
                                         сверкающего материала,  


видел дивные особняки,    
окруженные радужными садами,  


аллеи и ротонды,  


великолепные храмы,  


пирамиду из игольчатых фиолетовых кристаллов,  


прозрачный сиреневый куст —  


и всегда в мозаике искрящихся граней  
я замечал свое собственное лицо,  
глядящее на меня так,  
                            словно это я сам    
подсматривал за собою  
                               исподтишка.  


С этим кончено.  
                       Чтобы раз и навсегда    
застолбить мое место на земле,    
                                                 обещаю,    
что больше никогда я не буду заниматься этими    
                                       блестящими пустяками.  


Отныне я посвящу себя своему последнему труду,  
ручаюсь, это будет шедевр:  


я выложу ящик ломтями темного угля,    
кусками базальта и черного обсидана,  
и среди них помещу    
фарфоровую пастушку-простушку,  


чтобы стало ясно:  
я намерен вернуться навек    
в черные штольни  
под землю  
                  и честно верить,    
что звезды —    
                    это только замерзшие льдинки,  
небо сделано из ракушек,    
                                  намазанных клеем,  
и море — из рыбьей сухой чешуи.  

В архиве
1    
Add MS 83315: Письма актрисе Кэтлин Несбит


Эти высохшие листочки — листья оливы;  
Денис Браун сорвал их с дерева,  
под которым он схоронил своего друга  


Руперта Брука в тысяча девятьсот пятнадцатом,  
и послал их в конверте Кэтлин Несбит.  
Они выглядят такими хрупкими и непрочными,  


словно чешуя какой-то сказочно огромной рыбы;  
но я знаю точно, что это — листья оливы, ибо  
сам стоял под тем деревом пятьдесят лет спустя,    


а было мне только семнадцать, — размышляя    
о собственной жизни, какова она будет  
и как закончится, глядя на красных муравьев  


вылезающих из трещины и марширующих    
по серой плите, которую мать Брука  
установила над могилой сына – после того,  


как Денис Брук с товарищами совершили  
обряд прощания и уплыли с проклятого острова,  
навстречу собственной смерти у Дарданелл.  
2  
http://www.bl.uk/collection-items/highland-territorials:    
Шотландский батальон в окопах



Эти солдаты в своих мягких фуражках    
и шотландских юбках, с голыми коленками  
и обветренными лицами, через минуту-другую  


исчезнут за бруствером траншеи, оставив одного  
этого белого бойкого терьера по имени Аргус,  
который, если бы кто вернулся назад, поднял голову  


и встрепенулся бы, учуяв запах хозяина —  
того самого, что исчез столько лет назад, и никто иной  
его, так изменившегося с тех пор, не признал бы.

К списку номеров журнала «ГВИДЕОН» | К содержанию номера