Вячеслав Михайлов

Современная уфимская поэзия. Укромных углов в моей комнате нет. О творчестве В. Малыгиной

Большая часть стихов Варвары Малыгиной – ностальгические, со  смещённостью в прошлое. В них есть отдельные замечательные строфы с  зрительно-телесными образами, обрастающими разными оттенками,  являющимися как бы частью души – с ее мечтами, ее постоянной болью,  вызывающими томительные воспоминания.  
Вместе с тем, стихи Варвары Малыгиной вполне реалистичны. Они покоряют  своей непосредственностью и откровенным выражением чувств и поступков.  Поэзия для нее – не заоблачные высоты романтизма, а реальная жизнь,  наполненная искренностью переживаний. Ее произведения не кажутся  искусственными, так как за ними стоит большое чувство.  
При этом она использует язык, выделяющийся непосредственностью  повествования, определенным стилевым очарованием со своеобразной  ритмикой и поэтической музыкальностью, который выбивает читателя из  ритма непрерывного суетливого движения, вызванного быстрым прогрессом  массовых средств общения. Возникает ощущение, что поэт просто  разговаривает с аудиторией, ненавязчиво завоевывает ее внимание, путем  чуткого владения темпоритмом повествования, с более естественной и  разговорной речью. При этом поэт органичен, не скован традицией,  разнообразен по форме.  
Хотя ее стихи порой производят впечатление недостаточной определенности  самосознания с ощущением одиночества, но процесс в развитии:  
Так и эдак не знаешь, что будет дальше.  
Думаешь, а ведь уже было столько  
Предательств, ошибок разных, осколков!..  
Ну а жить еще, может быть, очень долго.  
И, наверное, там, впереди, еще столько  
Боли, потерь, одиночества!..  
Может, скорей бы уже жизнь закончилась?! («Жить страшно. Умирать страшно»)  
И поистине трагического апогея достигает это самоощущение в следующем стихотворении:  
Лучше любовь на пути не встречать никогда.    
А то ждешь ее долгие месяцы и года,    
Ну, а встретишь, не важно, любовь та взаимна иль нет,    
Все равно рано ли поздно наступит конец.    
И тогда во всем мире ничто уж не сможет тебя согреть,    
И бессмысленно будет себя убеждать в том, что это еще не смерть. («Лучше бы…»)  
Вновь я как будто простужена.    
Снова обступит, окутает    
Моя никомуненужность. («День рожденья»)    
Такая кажущаяся неуверенность, отсутствие ощущения жизни, ненужность:    
Может быть, меня на свете  
Попросту и нет?  
А еще:  
Не все меня захотят.  
Потому, что я не идеал… (Еще раз про портрет и Дориана Грея)  
Другой источник драматического напряжения ее стихов – противопоставление света и тьмы:  
Я стою у края ночи –  
Дальше хода нет.  
Тьма меня, увы, не хочет,  
Так же, как и свет.  
Автор как будто бы находится в полной неопределенности. Однако если  вникнуть в глубинную суть, то что такое «край ночи»? По сути уже  преддверие рассвета. «Грех не в темноте, – пишет М. Цветаева, – а в  нежелании света, не в непонимании, а в сопротивлении пониманию, в  намеренной слепости…», а Варвара явно стремится к свету. Да, символика  предельная, пусть и вместе с амбивалентностью чувств:    
Только нет на мне проклятья,  
Как и нет креста.  
И далее:  
Мне в раю не будет места,  
Равно как в аду.  
На первый взгляд может сложиться впечатление, что всё происходит случайно и судьба не зависит от автора:  
Чтоб была возможность взглянуть иначе  
На всё это (весьма непростая задача),  
Чтобы больше не было страшно,  
Чтобы точно знать, что будет дальше!  
А еще знать, как будет лучше.  
Но, выходит, вся жизнь – дело случая. («Жить страшно. Умирать страшно»)  
Несмотря на внешнюю хрупкость и ранимость, мы видим ее внутреннюю  стойкость и пластичность в символичном образе всё обтекающей воды, –  даже превратившись в лед, который можно разбить на сотни кусков, снова  становится всепобеждающей водой; ей ничего не страшно, и ее не сломать, а  от любых жизненных камней пробегут лишь круги – и снова все хорошо:  
Иногда я рядом с тобой    
Становлюсь неспешной водой,    
Погружаю в себя, обтекаю.    
Только ты – тот лежачий камень,    
Под который вода не течет.    
И вода обращается в лед.    
И ты разбиваешь меня легко    
Одним ударом на сотни кусков.    
Но только тают осколки льда,    
И вот уже снова они – вода.    
Сливаются капли опять в одну,    
Такую, что можно в ней утонуть.    
Но бояться не надо больше,    
Ты в нежности не захлебнешься,    
Пускай не выпить ее до дна…    
От ветра только пройдет волна,    
А сколько в воду ни брось камней,    
Лишь разбегутся круги по ней,    
А после снова здесь тишь да гладь,    
Ибо неломкое не сломать. («Вода»)  
На самом деле это характер сильный, хотя в то же время внешне  легкоуязвимый, трудный для окружающих и для нее самой, но  последовательно преодолевающий временные миражные представления о себе,  событиях и людях. Можно многое сознательно пережить, чтобы в итоге взять  судьбу в свои руки:  
Но тогда слишком уж многое на кону.    
И ради этого стоит пойти ко дну,    
Месту, откуда тянется нить судьбы,    
Чтоб от него оттолкнуться и всплыть. И быть. («Это похуже, чем кабинет УЗИ…»)    
Фраза, прерванная волнением, подступившим к горлу комом, ставит все на  свои места, «опровергая» излишнее самообличение поэтессы. Что-то внутри  накаляется, растапливая лед, тело становится легким, поднимаясь к  облакам, разрозненные части готовятся к гармоничному слиянию. И это  осуществляется для Варвары через чувственное слово и звук:  
Не понять, то ли падаешь, то ли взлетаешь.    
Будто бы ищешь, не можешь найти нужных клавиш.    
Что-то во мне накаляется, но не горит.    
Видимо, так тает лёд глубоко внутри.    
И вот уже тело лишилось структуры и плотности,    
Не падаешь, а растекаешься, расплескиваешься,    
А потом поднимаешься облаком, столь же легка…    
Пальцы подкрадываются к позвонкам,    
Части еще в единое не слились,    
И потихоньку, как будто по клавишам, сверху вниз,    
Пытаясь извлечь то ли слово, а то ли звук…    
Живу.    
Для чего ей поэзия? Чтобы смыть вселенскую тоску и двигаться дальше:  
А потом что-то с чем-то срифмую,    
Попытавшись, опять же, без толку    
Ту тоску без конца и без края    
Хоть немного смыть рифмопотоком.    
Поэтессы не умирают    
В 27. («День рожденья»)  
Тем более поэтесса недаром восклицает в стихотворении «Марсианское»:  
Почти ничего уж не вижу сквозь стены,    
Разве что нечто такое слышу.    
Но порой тянет куда-то выше.    
Характерна также следующая ее оговорка:  
Но в предчувствии странном полета и счастья  
До сих пор мне щекотно там где-то, в запястьях. («Калейдоскоп»)  
Как видим, для ее творчества характерна необыкновенная искренность  чувств, эмоциональная насыщенность и неповторимая ритмика. Она  беспощадно требовательна к себе самой, бесстрашно раскрывая перед  читателями своих стихов собственные творческие муки, горести и сомнения,  мучительно размышляя о сложных и часто драматических отношениях поэта с  окружающей действительностью.  
Хочет порой сиять  
Ярче, чем Солнце, я  
Знаю, с небес Луна.  
Только, увы, смешна  
Эта ее мечта.  
Солнцем Луне не стать.  
Так на своем пути  
Мне не дано светить («Луна»).    
Но это – обычный максимализм творца, томящегося среди будней, который  так мучается сомнением, но в то же время обладает острым умом и чуткой  душой. Потому в ее строках – живые, настоящие чувства, эмоции, настоящая  жизнь, в том смысле, что при всей израненности ее душа открыта всему,  чем богата жизнь:  
Укромных углов в моей комнате нет. («Еще раз про портрет и Дориана Грея»)  
Уместно, вероятно, здесь будет вспомнить теорию О.У. Холмса, о том, что  ритм поэзии определяется человеческим дыханием, как это и происходит у  Варвары Малыгиной. Соответственно отсюда и эта своеобразная ритмика,  идущая в унисон ее эмоциям и стуку сердца, сопряженная с точным  владением словом и метафорой, что сообщает строкам певучесть и обаяние:  «Губы, словно базальт», «Как будто теряет дар речи рука… Слова  бесполезно искать в карманах», «Да запах солнца и полыни». Она читает в  самой себе, словно в открытой книге, и нисколько не печется о том, чтобы  приукрасить себя. Темы – вполне актуальные. Полная искренность, однако,  без пошлости. Есть грань, которую она не переходит.  
Мне думается, стихи поэтессы станут хорошим подарком читателю, ищущему в  стихах не вычурную позу и потуги на гениальность, а простой и  взволнованный разговор, как в жизни, о самом насущном, наболевшем, о  том, что волнует каждого здесь и сейчас. Этим она установила  непосредственный контакт между разговорным и литературным языком,  перенесла явления, взятые прямо из гущи нашего подвижного мира, в  кажущийся иногда статичным мир стихотворения.  
Думается, Варвара идет своим путем, объединяя искренность переживаний с  соответствующей ритмикой и образностью, которые вылились естественно из  глубоко присущего ей мироощущения. Все это определенно предполагает  несомненные дальнейшие успехи и возможность признания ее талантливой,  остро чувствующей мир поэтессой.

К списку номеров журнала «БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ» | К содержанию номера