Уезжая в Крым. Стихотворения

* * *

Что может мниться в эндшпиле судьбы?
Вот пешка, заминировав мосты,
На чёрной клетке крестики рисует.
А у неё в зеницах — по орлу.
Я ночью выйду к речке, поору
За просто так, пока мой ферзь пасует.

Темнеет небо, отражая Днепр,
И звёзды кувыркаются на дне,
Совокупляясь в новом Вавилоне.
Резвитесь же, пока хозяин спит
И плавает его безглазый кит
В сновидческом необратимом лоне.

Когда ещё ходили поезда,
Нас согревала белая звезда
Среди черёмух, стонущих в тумане,
И утра были свежи и горьки...
И у людей не свёрнуты колки
В разумном неоглядном океане.

Когда ещё не потеряли шанс
На жизнь, на смерть, всё было как сейчас,
Но только с оборота дней зеркальных.
Обратный продолжается отсчёт.
Мой Ангел дудку в руки не берёт.
И мне б не видеть глаз его причальных.

Триптих о вечной жене

1.

Что под запретом на чердаке — разрешено в подвале.
Все тихие звуки привкус дают бемоля.
Свои стихи мы на улице продавали
Рыбе-пророчице — деве (царице моли).

И она читала стихи и сразу же отвечала,
Комментировала каждую рифму, любой топоним.
А её сестра у лодочного причала
Била хвостом, захлёбываясь, кричала:
«Зря родители ту икру на праздники не продали.
Мы тебя, уродина, заживо похороним».

Звенели трамваи. Церковь вверху горела.
Море дымилось. Закат донимал багровым.
А дева, не оборачиваясь, на нас смотрела,
Защиты просящим глазом цельнозрачковым.

2.

Дома дымятся. На конечную
Спешат последние трамваи.
Лишь час назад ухмылки вечные
На наших душах пировали.

Теперь куражься не куражься, но
О бытие хребет сломаешь.
Тебе достанется неважное
Великолепие пожарищ.

Хрипит динамик. В небе трещина.
Песочный дождь — во все пределы:
«Прикрой, отлюбленная женщина,
Автоматическое тело».

3.

Беда, несчастье родины моей,
Исчадье незаконного рожденья,
Мой воин, заклинательница фей,
Весь страх и ужас падшего растенья.

Смотрительница гаек на путях,
Завода, городка, военной части.
Я, на тебя когда-то набредя,
Всё потерял — от имени до страсти.

Убийца русских честных мужиков,
Царь-колокольня, флюгер и предатель.
В твоём мозгу нет места для подков —
Один сплошной магнитный прерыватель.

Вруби колонки на хвостах комет,
Межмирную заросшую плотину,
Сирени ни на что не сносный цвет,
Чернобыля дымящую градирню.

Всё то, что есть во мне, губи, губя,—
Гласит закон невидимого братства.
Природа наградила им тебя
Иль ты её — уже не разобраться.

Но если солнца проскользнёт язык
В твой левый глаз — замкнутся все герконы.
А в правом зло умножится в разы,
Как Аониды в зеркале Горгоны.

* * *

Хлеб, разделённый на половины,
Мерцающей мякотью смотрит вдаль.
В корке спёкшейся крови — твоя печаль,
Жизни динамические горловины.

Снится мне: целуешь, не уставая,
Грудь мою (материал поэмы конца),
В безмерной книге родного лица
Беснуется молния шаровая.

А потом сытым ртом уминаешь грушу.
Зрачков до того дьявольское драже,
Что кажется: знание о душе
Начисто, на корню истребляет душу.

На границе бабочку, кажущуюся громадной,
До смерти растерзала толпа рябин.
Так и я обращён в религию половин
Твоего тела алмазной пилой канатной.

Извилины, обтянутые неврозом,
Всё детальней слышат судьбы
                            разрушающийся шарнир.
Но кажется: я весь в иной перекачан мир
Твоего тела вакуумным насосом.

* * *

Уезжая в Крым, ты сожги жильё,
Паспорт выбрось прочь, а своё бельё
Замени другим и воды не пей.
Не бери туда гривен и рублей.

Поменяй цвет глаз и надень парик.
Воспредставь, что ты — пропитой старик.
Вспоминай меня, только если нет
В небесах ночных никаких комет.

Если в море нет никаких судов,
Не ходи в места мировых судов:
Погуляй в горах, собери кизил,
Прогони свой страх, чтоб не откусил,
Как слепой волчок, он тебя кусок —
Чтобы я не сжёг ночь наискосок.

Мне беречь тебя завещал Харон.
Не бери ты в Крым золотых корон.
Ты бери стихи и читай кустам
И вино любви подноси к устам.

* * *

Стоим и курим молча у ворот,
Без прошлого, без будущего, то есть
Совсем одни, но то, что мы — народ,
Подсказывает дождь повсюду, совесть —
Об этом же — всё шепчет изнутри
С упорством знатока метеоданных,
Сидящим в первобытной той пыли,
В которой стало башенок стеклянных
И башенок кирпичных полутьма.
Но ждать посмертной полочки ашанной
Теперь не комильфо, коль есть сума
Метровагонных символов прощаний.
Бессмысленно — о смерти, коль уйти —
Лишь проявить сады на фотоплёнке,
И нет уже понятия пути
Здесь, на бессрочной жизненной продлёнке,
Где у людей, стоящих на краю,
Забвения терновые короны,
Я не с тобой, не с женщиной стою,
А с сущностью своей неопалённой.

* * *

Там, где Чёрное море — белых гонец кровей,
Память очерчивающая — пестра.
Как одномерные проекции кораблей,
Распускает веер женщина из песка.

Не висящий сад — вольно слепленный клон корней.
Демон огня смотрит на ряд колонн.
Сердце моё тебе не делается годней.
Голой Горгоной встречает меня фронтон.

А в том дому, где ты, позволяющая любить,
Будучи сильно выпившей, с похмела,
В углу фосфоресцирует и коптит
На тот свет выметающая метла.

И если ты пару минут назад
Была просто женщиной, подбирала себе чулки,
То теперь ты — ткацкий станок, и в тебе скользят
Судьбы мира хватающие челноки.

И из-под ног твоих выбегает на землю ткань —
Шёлковые бесцветные кружева.
И безлюдную землю утром встречает брань
Обманутых звёзд. И только ты — жива.