Спит в кувшине молоко. Стихотворения

* * *

Маме

Спит в кувшине молоко,

Дочь уснула в колыбели.

Половицы заскрипели…

Оглянулась – никого.

Только дышит глубоко,

Белоснежна, как невеста,

Тоненькая занавеска –

И за нею никого.

За окном сплетает сад

Полудённую прохладу,

А по самой кромке сада

Колокольчики звенят.

Кто-то ходит стороной,

Просит птиц угомониться,

На узорчатые листья

Осыпая лёгкий зной.

Пригляделась – никого,

А прислушалась – молитва…

Тихо скрипнула калитка

Где-то очень высоко.

* * *

Холодно сердцу, не видно ни зги.

Жизнь воробьиного пёрышка легче.

Кто-то несёт по дороге навстречу

Белый светильник январской пурги.

Оберегая неровный огонь,

Вьются и стелятся тонкие ткани,

То приникая к мерцающей тайне,

То разлетаясь неровной дугой.

И заметают невидимый след,

И обнимают, и прячут в пелёны

Тьмою немыслимой усыновлённый

Свет одинокий, покинутый свет...

* * *

Непогода пришла как отряд батьки Махно:

Гогоча, из горла прихлёбывая,

                        прикладом стуча в окно,

Выгребая запасы осенние

                        из подвалов и с чердаков…

Да не боись, чего там –

                        ноябрь всегда таков.

Если воля и холод сойдутся –

                        родится смерть.

Ничком на овчинку неба падает степь,

Серая, буранная пустота,

Но сердце уже не обманешь – родная, та,

Где не за что ухватиться душе слепой,

Где – если заплачешь,

            в сердцах оборвут: не пой!

А замёрзнешь, тряхнут за шиворот: встань!

Россия моя, Россия, свиданье тайн

Непостижимых! Когда по снежной стерне

Ведут, матерясь, к обрыву или к стене,

На сквозном перекрёстке иных дорог

Свернут напоследок цигарку:

                        курни, браток…

И ты вдыхаешь дымок и не помнишь зла.

О жизни ли горевать, если всё – зола?

О смерти ли, если даже махра – сыра?

Крайнему: докурите, а мне – пора.

* * *

За три дождя одежда трижды промокла.

На повороте была деревенька Ёква.

Дальше стеной стояла тайга, и в неё река

Уходила, как птица под облака.

А в деревеньке было печально пусто,

Только сырой смородины злое буйство

У тёмных срубов,

            продавленных небом крыш…

И казалось, ты не идёшь, а спишь:

Тропа на глазах зарастает

            гусиной травкой,

В бурьяне в прах рассыпается

            ржавый трактор,

По ветхим заборам

            струится ручьём вьюнок –

И только над самой дальней избой дымок

И женский взгляд за белою занавеской –

Беспечальный, пронзительный,

            занебесный…