По жухлым травам просеки сквозной. Стихотворения

* * *

По жухлым травам просеки сквозной

летит тяжёлый ветер земляной

и листья пред собою гонит валом –

зелёную апрельскую тщету,

они разваливаются на лету

и бьются ураганом обветшалым,

не покрывая дёрна наготу.

А в вышине воздушное движенье –

торжественно рождается весна.

Клубятся тучи, ширится свеченье

и растекается голубизна.

И птицы рвутся в светлые проёмы,

и прутья тычут почки в вышину,

и кажется, что отголоски грома

бесповоротно утвердят весну.

В гранитном парке сталинских домов,

чьи капители расцвести готовы,

фосфорицирующий свет лилов

и мостовые мокрые лиловы.

И над слепой доверчивой весной

летит тяжёлый ветер земляной,

окрашенный свечением лиловым,

валы листвы уже изнемогли,

и только руки тянутся с земли,

туда, где птицы развернулись снова

и за покров сияющий ушли.

* * *

Сколько тут домов снесли

под один замах,

лишь проплешины земли –

память о домах.

Взялся поздний снегопад

выбелить до тла

пустоту, где год назад

жизнь своя текла.

Паром дверь заволокло –

вход по одному –

застоялое тепло

плещется в дому.

Газовых конфорок пыл,

жар кухонных ссор.

А какой тут запах плыл

за окно во двор!

Коридорной лампы свет

жалко оголён.

На стене велосипед

косо закреплён.

В белом воздухе большом

в двадцать пять венцов

высится снесённый  дом

без своих жильцов.

Словно струи сквозь золу

в землю, в корни трав,

все они ушли во мглу,

слова не сказав.

* * *

Порывы дождя приминают зонты,

под шёлком намокшим напрягся каркас.

В дневном освещенье щепоть темноты,

просеявшись сверху, заметна на глаз.

Я мысли мои на перо обопру –

тоску беспричинную хмурого дня –

слова, словно листья, дрожат на ветру,

срываясь, по ветру летят от меня.

Они превратились в непрочную медь,

сквозящую плоть между жилок тугих.

А я ли не клялся за них умереть

и думал воскреснуть в бессмертии их.

Холодные капли их вбили в траву,

изнанку измазал газона песок,

как только просохнет, всю эту листву

потащит с собою шуршащий поток.

И будет всю ночь скрежетать под окном

по кромке асфальта – и прочь от жилья –

медных листов искорёженный лом.

Надежда моя, вся надежда моя.

Моей жене

День стоит за окном, словно куб световой,

к сердцевине мутнея от тяжести света.

Медногорло, надсадно сияя листвой,

проплывает бульваром московское лето.

Громоздятся дома за открытым окном

в синеве, опустевшей без птичьего свиста,

крутогорбые липы в дыму выхлопном

напоследок мерцают корой золотистой.

Воздух выпит дождями. Нет – всё впереди.

Ничего, ничего ещё не изменилось.

Где-то к северу землю полощут дожди

и метут под подошвы древесную гнилость.

Ничего не изменится, слово даю –

не пойдёт под уклон равноденствие это,

будет света с избытком в полдневном раю –

целый город из камня, деревьев и света.

Сказание о Коловрате

(По утверждению историков,

Коловрата не существовало)

Серебряной стала твоя голова,

не пора ли тебе назад?

Татарские кони не год и не два

на этой земле стоят.

Не третий год, не десятый год,

столько стоят на ней,

что, пузо похлопав, татарин зовёт

землю твою – своей.

Давным-давно неврастеник Ингварь

оплакал родные тела,

в церкви великой чёрная гарь

от стольких дождей сошла.

Жители новенькой крепостцы

сказать бы тебе не смогли,

где удальцы, где резвецы

рязанские полегли.

Столько было удач и бед –

работа, кровь, маята.

Только вороны с выслугой лет

помнят про те места.

В каком же ты пропадал краю,

за чей ты садился стол?

А летописец в повесть свою

с горя тебя приплёл.

Должен же кто-то, выхватив меч,

доспехом дивно звеня,

мурзу настичь, до седла рассечь

и сбросить его с коня.

Хватаясь за сердце, писал чернец,

криком сводило рот...

И он изверился, наконец,

что Коловрат придёт.

...Вот на границе круглой земли

выросло войско в тёплой пыли.

Перед конями простор луговой,

чёрные вороны над головой.

Луг загудел от тяжёлых подков,

рвётся к Рязани отряд стариков.

И, соразмерив конский наскок,

доспехом дивно звеня,

Евпатий мурзу до седла рассёк

и сбросил его с коня.

Чудною властью властны слова,

кремня слова прочней.

Эту землю не раз и не два

считали враги своей.

Но снова и снова от дальних могил,

с неведомых берегов

отряд Коловрата домой спешил

мечами посечь врагов.

Земля моя мне навек дана

в память родных имён.

А земля врага – это та страна,

в которой истлеет он.