Кирпичное дерево. Стихотворения

Лермонтов

В час, когда он упал, разразилась гроза.

Ливень бил по земле бесноватой шрапнелью!

Все, кто против поэта и якобы – «за»,

разбежались, накрыв дуэлянта шинелью.

Не осталось ни друга вокруг, ни врага.

Только небо, лицом почернев, горевало.

Никого на земле… Лишь сияли снега

выше молний и туч – на груди перевала.

В доме, что заменял ему клетку тюрьмы,

где он солнечный разум иронией пичкал,

простоватый священник, как после чумы,

покропил по углам вездесущей водичкой.

…Мать-Россия, сколь много в веках твоих зла,

сколько в душах холодных – гнетущего пыла.

Небывалого миру птенца родила,

а когда он до неба поднялся, – убила…

* * *

Не любила его Варвара,

из похода не дождалась…

Или мнила, что он – не пара,

или попросту – извелась?

И носил он по всем дорогам

этот горький в душе цветок…

И клубилась, как пыль, тревога,

оседала на городок.

Пятигорские будни выли,

точно волки. Пришла беда…

У царя на красивом рыле

нет ни облачка от стыда…

Схоронили Мишу, сложили

в милой пензенской стороне…

…Вы, Варвара, о нём тужили?

Вы встречали его во сне?

Восковую свечу, простите,

вы затеплили на Земле?

Вы же знаете: был он мнительным…

Посветите ему во мгле.

Кирпичное дерево

Деревце случайное – осина

не семиэтажной высоте

прилепилось к дому… Как кузина-

приживалка – к родственной среде.

Одинокое, что ешь и пьёшь ты?

На кирпичной почве – чем живёшь?

Не вином и хлебушком хорошим –

серым небом, непроглядным сплошь…

Из окна больничного, слепого

на тебя смотрю, возвысив дух,

как на крылья ангела святого…

И читаю Лермонтова. Вслух.

* * *

Вот-вот задует свечку –

свет жизни золотой.

Устал… Хочу на речку.

На бережок крутой.

Как воробей в навозе –

копаюсь сам в себе.

Устал… Хочу на воздух,

к архангельской трубе,

к целительной церквушке,

к избушке без страстей,

где Лермонтов и Пушкин

меняли лошадей.

Поэт

В его стихах – дыхание стихии,

дух Божества и разум сатаны.

Их не расслышат заживо-глухие:

лишённым сердца – песни не нужны…

Его лицо я наблюдал в стремнине

людской толпы и там, где вешний сад.

И город был ему мертвей пустыни.

И сад – не рай, а лишь цветущий ад…

Он был один. И обречён на муки –

собою быть, но проникать во всех!

Но прорастать в движения и звуки

любой судьбы, в любой покой и грех…

Хранитель

  По небу полуночи ангел летел…

                               М.Ю. Лермонтов

Длинноволос. В глазах бесстрашье

и доброта… Как пустота.

И тьмой небесною окрашен

зрачок, не ведавший стыда…

Рука, не знавшая работы…

И шея, чуждая петли…

А на ногах белеют боты

из лепестков живых земли.

И сердце есть, да нету пульса…

И голос звонок, но – как лёд.

«Ну, здравствуй, дядя! Я вернулся.

Я – ангел твой! К тому ж, пилот.

Вот, улетал… На время пляски

бесовской – в вашей стороне…

Ну, как вам тут без Божьей ласки

жилось? Небось, как на войне?..

А всё – гордыня! Мир разрушить

до основанья – кто грозил?!

А в результате – нету кушать…

И сказку строить – нету сил…

Ну, всё! Теперь я рядом. Хватит

балдеть…» И глянул на часы.

И лёг в прихожей на полати –

на чемоданы и тазы.

* * *

Там жили поэты…

А. Блок

Там – это где? На неком пустыре?

Или – везде? То бишь – в толпе безликой?

Но только не в Кремле и не в монастыре,

а – в коммуналочке,

            где мыло пахнет земляникой…

Они живут всегда по-одному –

в убогих комнатушках, норах, склепах.

Они предпочитают свету – полутьму

и водку пьют неряшливо и слепо.

Поэты – над! Над смыслом, над собой,

над дьяволом! Вот только – не над Богом…

Но пуще прочего поэты – над толпой

и над властителем земным,

                     в понятьи строгом.

Поэты – там… Там где-то, кое-где –

за горизонтом… Запада? Востока?..

Они – во вторнике, и нету их – в среде.

Они – в себе. И участь их – жестока.

* * *

«Каждый сверчок –

знай свой шесток!»

«Что за напасть – не понимаю:

ведь я теперь – служитель муз?

Так почему не принимают

меня к писателям в Союз?!

Я беззащитен… Вместе – лучше

работать: мыслить и светить!»

А Пушкин, Лермонтов и Тютчев

свой дар сумели защитить:

без единения в союзы,

имея только Божий дар,

стрелялись, старились – не трусы,

но рыцари! И млад, и стар!

Так что – уймись, молчи, приятель.

А хочешь денег, так воруй!

Глядишь: всё – в норме! …А писатель – Он из других солей и струй!