Александр Житенев

Антре Лямер & Файгиню: заметки о «Русской прозе»

Журнал «Русская проза» 1 представляет собой попытку вырастить новую литературу из одного отдельно взятого издания; отсюда и многозначительное название, и ретроспективные проекции с подчеркнутым вниманием к «вопросам крови», и стремление «створожить контекст» в странной публикации, соединяющей интервью с авторами и отзывы видных представителей истеблишмента 2.

Чтобы утвердиться в литературном процессе, достаточно настоять на своем присутствии; чтобы найти себе место в истории литературы, нужно заново выстроить системные связи внутри нее. Противопоставляя себя всему, что можно мыслить как «мейнстрим» – от писательской «обоймы» больших издательств до постоянных авторов толстых журналов – редакция решает первую задачу легко и непринужденно.

Со второй все сложнее, поскольку литературно-критического раздела в журнале нет, а декларации не отличаются особой внятностью. Какое значение имеет отсылка к младоформалистам 1, 5 и что такое «настоящий петербургский текст» 2, во всяком случае, решительно неясно; смущает и капризное увязывание «языка новой чувственности» с «интертекстуальностью и метафизическим скептицизмом» 1, 6.

Реальность, стоящая за умозрительными конструктами редакционных заметок, проста: это поиск актуальных моделей стиля, «точек роста» прозаического текста. Вместе с тем «Русская проза» – не «лабораторное» издание: важнейшей его задачей является попытка переопределить соотношение экзистенциального и стилевого, показать, как вынесение травмы за скобки 1, 6 меняет сегодня представление о субъективности.

«Архитектура» журнала ассиметрична: полная публикация классического романа («По ту сторону Тулы» А. Николева) аранжируется несколькими комментирующими текстами (В. Шубинского и В. Кондратьева); современная проза дается, как правило, без предисловий (за вычетом публикаций С. Снытко и А. Мурашова) и, что называется, «в выдержках и извлечениях»: это фрагменты романов и рассказы.

Разнонаправленность двух блоков материалов усугубляется тем, что в подборке современной прозы опубликованы тексты и эстетически разноприродные, и художественно неравноценные. В этом смысле можно сказать, что единый «сюжет» в первом номере выстроить не удалось; впрочем, возможно, это и не входило в круг задач редакции. Удались выпад, жест, претензия – это уже немало.

О текстах В. Шубинского и В. Кондратьева, пожалуй, не стоит подробно распространяться – прежде всего потому, что комментаторская функция в них менее существенна, чем автоописательная. Шубинский обстоятелен и внимателен к деталям, но неточен в формулировках и акцентах; Кондратьев восприимчив к цайтгайсту и поэтичен, но несвободен от абсолютизации «ужасов» истории.

Роман А. Николева, преподнесенный в журнале как «вершина, взятая на старте» 1, 5, – гурманский текст с отрицательным обаянием особого рода. Гурманский – ибо гедонистический и перфекционистский; обладающий отрицательным обаянием – ибо скрывающий за буффонадой и сверканием стиля омерзение и страх. Яркий образчик традиции без продолжения, роман и увлекает, и волнует.

Впрочем, связи с эпохой здесь есть, и они вполне очевидны: это и тема развоплощения человеческого образа у всех «бывших», и ложное воодушевление пафосом социалистического строительства, и констатация «кромешности» нового посткатастрофического бытия. Интересно, что эта узнаваемая, в общем-то, тематика создает совершенно особую – в наборе других «охранных грамот» 3 – поэтику.
На уровне «первочтения», до и помимо знакомства с разнообразной литературой о Николеве см., напр.: 4, 5, 6, ее истоки очевидным образом связываются с оторопью писателя перед новой социальной реальностью, кажущейся ему распавшейся в самых своих основах. Отсюда – игра с растождествлениями, с обозначением одних и тех же героев разными именами, и разных персонажей – одним и тем же именем.

Там, где нет возможности сравнивать, нет и возможности анализировать мир. Отсюда – гротесковый характер фабульных коллизий, принципиальная неопределимость модальности повествования, широкое использование реализованной метафоры. Реальность романа пластична, так как лишена меры. С этим связана и резкость монтажных стыков, и оборванность сюжетных поворотов, и тяга к живописному жесту.

Современная проза, представленная в номере «А», генетически, разумеется, мало связана с этим набором координат – хотя бы потому, что никакой «потрясенной действительности» 7 не изображает. Связь можно усмотреть, пожалуй, лишь в попытке использовать фикшн как шифр своего. Известно, что модернистская проза суть опыт по самоотчуждению, собственно, и новый журнал – перечень возможностей остаться собой, собой быть перестав.

Результаты экспериментов такого рода не могут быть заданы заранее – здесь возможны и обретения, и провалы. Роман А. Ильянена «Highest degree» – «фантичный», строящийся только на нюансах слова – несомненно, тонок, но при этом удручающе однообразен. Его незавершимость или, лучше сказать, неспособность начаться скорее смущает, чем предстает художественным достижением, не говоря – открытием.

Рассказ Н. Кононова «Трехчастный сиблинг» удивителен простотой своей «изустной» «рецептуры»: «вычурный» сюжет, игровая метафорика, несколько сказовых «инкрустаций». Скудость средств, тем не менее, не мешает ни увлекательности, ни выразительности – возможно, потому, что все уровни текста «сшиты» затейливым автокомментарием, живущим своей жизнью.

Очень любопытен помещенный в номере рассказ М. Меклиной – словно склеенный из фрагментов текстов разного рода, не совпадающих ни по стилевым, ни по мировоззренческим показателям. Удивительно, но «клочковатость» и «нецелостность» сами становятся в этом случае формой – чувственной и сложной, несущей на себе следы трудного и «точечного» преодоления несчастья.

Короткие тексты С. Снытко – гротескные феерии, самобытные и блистательные. Это проза «озарения», сюрреалистического экспромта. В ней существенны радикальность предметных трансформаций, сновидная «упакованность» жизни, острота чувственного восприятия. Ее стихия – невероятное, ее сила – кураж первооткрывателя. Автор не описывает – предписывает, не создает форму – творит новое бытие.

Проза А. Мурашова филологична и претенциозна. Ее декларативная вымышленность раздражает, ибо не находит никакого оправдания. Стилизация не опознается, поскольку стиль разрушается автопародийными срывами; не получается и срежиссировать интерес к теме, создать фабульное напряжение. Анемичные и неумелые тексты, лишенные всякого месседжа, вызывают стойкое недоумение.

В. Iванiв – кудесник: семь рассказов – семь стилей. Впрочем, то, что создает автор, вернее было бы назвать не рассказом, а «упакованной» новеллой: каждый текст – конспект романа, сведенный к яркой фабульной «пуанте». Странная, но очень убедительная проза, построенная на конфликтах: действия – и отказа от повествовательности, предметности – и метафоризма, «правды» – и авангардного вúдения.

А. Левкин, А. Покровский и А. Ривик одинаково невразумительны, хотя и по разным причинам. Проза А. Покровского сродни растолкованному анекдоту: создается абсурдная ситуация и тут же детально разъясняется, в чем абсурд. Рассказ А. Ривика – вышивка стилевыми стразами, обилие и разномастность которых создают китчевый эффект. Эссе А. Левкина явно просится в контекст, в книгу, вне которой исследование «свалявшихся в войлок» связей разных локусов вызывает реакцию «ну-и-что».

Резюмируя, можно сказать, что широта заявки в новом издании перевешивает то, что предъявлено читателю. Это не упущение – скорее, свидетельство того, что целые пласты словесности еще не вписаны в журнальное поле. Журнал пестр и противоречив, что позволяет вспомнить героев Николева с их двоящимися именами. Но, может, балансирование между идентичностями и правда создаст новую прозу – посмотрим.


1. Русская проза: Литературный журнал: Выпуск А. – СПб. : ООО «ИНАПРЕСС», 2001. – 254 с.
2. Волчек Д. Стальные кузнечики русской литературы. – http://www.svobodanews.ru/content/transcript/24252549.html
3. Мы имеем в виду те романы о литературе 1920-х, в которых были акцентированы «моделирование моделирования», метатекстуальность, игра и пр. (См.: Сегал Д.М. Литература как охранная грамота. М.: Водолей Publishers, 2006.)
4. Маурицио М. «Беспредметная юность» А. Егунова. Текст и контекст. М. –  Издательство Кулагиной, Intrada, 2008 г. –  266 стр.
5. Юрьев О. Заелисейские поля, или Андрей Николев по обе стороны Тулы. – http://www.newkamera.de/lenchr/nikolev.html
6. Морев Г. Андрей Николев: Материал для стилистики. – http://www.vavilon.ru/texts/nikolev1-1.html
7. Формула С. Бочарова из давней работы о прозе А. Платонова.