А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ы Э Ю Я

Юлия Пивоварова

Зачем унижается птица? Стихотворения

Пивоварова Юлия Леонидовна родилась в 1966 г. в Новосибирске. Училась на Высших литературных курсах. Работала осветителем в Новосибирском театре оперы и балета, редактором в журнале «Горожанка», сотрудничала на радио, в газетах Новосибирска. Публиковалась в журналах «Юность», «Знамя», «Сибирские огни». Автор поэтических книг «Теневая сторона», «Охотник». Член Союза писателей России. Живет в Новосибирске.

 

Фонарики


Проплывет элеватор готический
За окном электрички ночной.
Алкоголика голос отеческий
Про фонарики песню начнет.
Электричка моя, поворачивай!
Мы с тобою под воду нырнем.
Видишь фею в жилетке оранжевой,
Что обходит пути с фонарем?
Все другие фонарики умерли,
Люди все посходили с ума,
И обходчица с профилем мумии
Освещает что хочет сама.
Нету пуговиц на небе джинсовом.
Не начищена пряжка ремня.
Я мечтаю о мире безжизненном,
О придуманном не для меня.

 

Романс

 

А речка – Дурочка – замерзла.

И речка – Умница – замерзла.

И стая птиц – ворон – замерзла.

И это дерево – береза – замерзло.

А взялся лодочник за весла,

Его рука к волне примерзла.

И на окне моем мимоза замерзла.

А пасечник из лесу мед слал

Своим родным в далекий город.

Как долог путь. Стучат колеса.

Но все замерзло, все замерзло.

Дорогу перерезал холод

И триста градусов мороза.

А речка – Дурочка – замерзла.

Ей все равно, она растает.

И речка Умница растает.

И птиц ворон растает стая.

И все растает, все растает…

А я растаю? Я растаю?

 

* * *

Зачем унижается птица?

На падшую крону к реке

Бросается, точно девица

К прохладной отцовской руке.

Я трогаю низкие ветви,

Их листья в соленой росе.

О низкие ветви, ответьте,

Зачем вы поломаны все?

Но тихого шороха мука

Не помнит, откуда она.

Я трогаю ветви без звука,

Без трепета и без вина.

Я птиц отпускаю на ветер,

На север кидаю слова.

О низкие ветви, ответте,

Зачем вы поломаны, а?

 

* * *


Кругом всё рамочки, да рамочки,
Всё паспарту, да паспарту.
Я упаду сейчас, ой, мамочки!
Исчезну, сгину, пропаду...
Безумноватая, холодная
Зима по улице идет,
Как будто дама старомодная
Подолом улицу метет.
Где я стою, там ты встречаешься,
Но не заметишь никогда.
И всё равно со мной венчаешься
Живыми кольцами из льда.
Прощай, прощай, прощай неласковый,
Не нежный, не хороший зверь,
Из бороды давай вытаскивай
Снежинок белую сирень.
Беги, беги, беги по улице,
Беги скорей от гончих псов.
Неси своей хозяйке умнице
Привет от ланей и козлов.
Остынь у печки догорающей.
Усни под музыку побед.
И пусть слова твоих товарищей
Оборонят тебя от бед.

 

* * *

 

Сладкий запах ремонта.
Под ногами кирпич.
Не осталось «бомонда»,
Только собственный кич.
Только чьи-то куплеты
Из соседнего сна
Да вечерней газеты
Желтизна.
А звонок будет третий
И шестой. Ну и что?
Но не будет трагедий
Оттого, что смешно.
Пусть хихикнет кондуктор,
Забывая маршрут.
Пусть заржет репродуктор,
Точно бешеный шут.
Смех, который так дорог,
Пусть подарит мне друг.
Гомерически город
Пусть хохочет вокруг.
Улыбаться так лень мне
Под навесом небес,
Где, как маленький Ленин,
Закудрявился лес.
Никакой нет причины
Для пустого «хи-хи».
Только нож перочинный,
Что в стволе у ольхи.

 

* * *

А ну давай, читай письмо пустое,
Возьми свое от белой пустоты.
А мы цветы, мы умираем стоя.
Красивые веселые цветы.
Мы окружаем сталинские клубы,
Мы убегаем за пределы клумб,
А наши нежно-розовые губы
Нежней и розовее прочих губ.
А ну давай, дождись воды отстоя,
Возьми свое от влажной темноты.
А мы пришлем тебе письмо пустое.
А ты нам не ответишь.
Мы цветы.

 

* * *


Облака преследуют друг друга
В Западно-Сибирском поднебесье.
Осенью пропитана округа.
Все стремятся выпить грамм по двести.
Девушки в рекламной униформе
Всем «Парламент» дарят на халяву.
Дуры рассуждают о реформе
И упорно курят только «Яву».
Самолета бронзовая птица
Возле солнца тусклого кружится.
Господин, похожий на бразильца,
Отдохнуть на лавочку ложится.
Длится день, раскручивая вечность,
Ускоряя всяческую участь,
Укрощая гордость и беспечность,
Наглость и надежду на везучесть.
Длится день – струится кинопленка,
И среди пиров и чаепитий
Каждого вчерашнего ребенка
Превращает в хронику событий.

 

* * *

 

Началось в колхозе утро,

Из бараков выполз люд.

Три девицы златокудрых

Глушат водку «Абсолют».

На скамеечку присели,

Три стаканчика с собой,

На цепочной карусели

Полетели сквозь запой.

Вьются волосы-лианы,

А в глазах сплошная дурь.

Сквозь обманы и туманы

Села женщина за руль.

Может, будет катастрофа.

Может, просто виражи.

Три девицы – фас и профиль,

Три стакана, три души.

И куда они несутся?

И кому они нужны?

Может, души их спасутся

И уснут от тишины.

 

* * *

Меняет бабка шляпки,
Зовет жильца Володенькой.
Любила бабка тряпки
Тогда еще, молоденькой.
И плечи в чернобурке,
И вся она хитрющая.
Лежит у ней в шкатулке
Горячее оружие.
Капризней, чем царевна,
Кривясь, читает Битова.
Амалия Сергевна,
Вы контра недобитая.

 

* * *

 

Тишина в вечерней школе,

Парты в крошках, в пепси-коле,

На кушеточке пурпурной

Там тепло ночной дежурной.

Голос в радио кого-то,

Кто читает «Идиота».

Попивая свой кисель,

Сторожит мадемуазель...

 

За горами, за домами

Старый гриб скрипит пимами.

Это дедушка – скрипач.

Вот что, девушка, не плачь.

Ты б ему открыла, что ли?

Пусть войдет, оттает в школе.

 

Говорит вахтерша дерзко:

– Хочешь, дедушка, погреться?

И ответив: – Вовсе нет, –

В помещенье входит дед.

Кожа – грубая кора,

Седина белей, чем вата.

За спиной его игра.

В этом госте всё неправда.

В этом госте всё иначе,

В этом классе с ним темно.

Бровь одна другой космаче,

Зубы – золото одно...

 

– Ох, зачем на тихий пост

Я впустила эти зубы?!

Вдруг за ним преступный хвост,

Или грязное безумье?!

Голос волка, взгляд совы...

– Не хотите чаю вы?

– Неохота чаю, дочка.

Может, можно кипяточка

Два прозрачные глоточка,

Дочка?

Он не выпил кипяток,

Вылил в комнатный цветок...

И откашлялся в кулак,

И сказал визгливо так:

– Нет, не стану больше делать

Я вечерних этих школ!

Пусть следит за ними демон.

Я не стану, я пошел…

Полночь в городе настала.

Села девушка устало.

Смотрит месяц по-ненецки.

Головой качают нецке.

Раздаются смеха всплески.

Нету больше Чаушески.

Звезды вздернуты на рее.

Хитрый дед у батареи,

Не прощая ни аза,

Греет крупные глаза.

 

* * *

 

Струится чья-то речь баранья

И чья-то светится помада

На «учредительном собранье»,

Где вечно курит Хакамада,

Где фраер Аристов поддатый

Всё выступает на подпевках,

Где обалдевшие солдаты

Всё время думают о девках.

А в освещенных кулуарах,

Откуда хочется домой,

Бухтит Алеша Пивоваров,

Однофамилец скорбный мой.

Он честно служит журналистом,

Он чисто выбрит и одет.

А я в тумане серебристом

Ищу разобранный паркет.

Мечтаю, чтоб не перлись гости

Набегом пьяным на порог,

Играю в карты или кости

С тобой одним, мой полубог.

Живу своей судьбою скудной.

Люблю покинутых собак.

Не собираюсь быть паскудной

И прятать доллары под бак.

 

* * *

 

Это небо ночное в снегу

До краев переполнено вьюгой.

Царь небесный мечтает: «Сбегу

Из дворца и смешаюсь с прислугой».

Ветер гимны поет никому,

Всюду пахнет подобием бунта,

И склоняясь к тебе одному,

Я совсем исчезаю как будто.

И сама выбирая наркоз,

Не спеша становлюсь нелюдимой.

И вдыхаю сибирский мороз

Через фильтр сигаретного дыма.

 

* * *


За алкогольной зимою
Лето пивное влетит.
Стану твоею седьмою,
Раз ты такой эрудит.
Семь поцелуев ладони.
Стружки сушеных кальмаров.
Не обращайся к мадонне,
Просто люби пивоваров.
На берегах водоемов
И на скамейках зеленых
Будем с тобою вдвоем мы
Пить за непьющих влюбленных.
Ласково и терпеливо,
Не приближая разлуки,
Станем мы пить только пиво,
А целовать – только руки.

 

* * *

Меня не взяли в звездопад,
И вот теперь одна блистаю.
Меня не взяли в снегопад,
И я не таю.
Меня не взяли в листопад,
И я всю зиму зеленею.
Меня вы взяли, психопат,
И я пьянею.
Меня не взяли в водопад –
Я растворилась.
Меня вы взяли наугад –
Я притворилась.
Меня не взяли даже в ад,
Ну и не надо.
Меня не взяли в Ашхабад
Из Петрограда.
Меня не взяли в перепад
Двух темных улиц.
Меня вы взяли напрокат
И промахнулись.
Не взяли даже в камнепад,
Хотя я камень.
А вы... Вы взяли невпопад...
Что будет с вами!
Я рада, милый идиот,
(А вы не знали?)
Что взяли вы меня, а вот
Они не взяли.

 

* * *

 

Хуже ты Содома и Гоморры,

Хуже также огненной геенны.

Что ты собираешь мухоморы?

Ищешь, сволочь, галлюциногены?

В женщину бутылками кидаться

Могут только звери, только звери,

Или дети, те, что из детсада,

Но не ты, не ты по крайней мере.

Вон сидит на мертвом гладиолусе,

Лета кислогубая любовница,

И молчит, как будто и не в голосе,

Золотая бабочка-лимонница.

Интересно, чем она питается?

У нее на крыльях пыль китайская...

– Не кидайся! – (всё равно кидается).

– Не кидайся! – (больше не кидается).

 

* * *


Нелепые цветные шторы
От сквозняка едва качнутся,
И недалекое от шторма
Опять охватывает чувство.

О нем писал кудрявый классик,
Владея нежными секретами.
Как быстро жарится карасик
И вкусно пахнет сигаретами.
Весь воздух опрокинут в мир мой
Прозрачно-синий, небосклонный.
Вот только знаю, что за ширмой
Стоит смотритель неуклонный.
Стоит невольный наблюдатель,
Огромный сказочный ублюдок,
Приказчик и работодатель…
Не понимает, что люблю так!
Наполовину спит общага
И пьянствует наполовину.
Чего бы я ни обещала,
Я всё равно тебя покину.
Я говорю не об измене,
Измену я перезимую.
Я говорю о пересмене
Земной любви на неземную.

 

* * *

На площади трех помоек
Качаются люстры звезд
И эхом крутых попоек
Открытый зовет подъезд.
Промокший прохожий поздний,
Озябший и жалкий тип,
Ныряет в подъезд, как в поезд,
Который готов уйти.
Вбегает в подъезд спонтанно,
Туда, где тепло и свет,
Где голосом Левитана
Сосед объявляет: «Снег».
Туда, где у батареи,
Наверно уже с часок,
Мы руки с тобою греем
И медленно пьем «четок».
Попутчик дрожит, как кролик,
Какой-то нездешний он.
Но с площади трех помоек
Не сдвинется наш вагон.

 

Весна

 

Уже пошли подснежники в лесах,

Пушистые, полезли из проталин,

Растаяли снежинки в волосах

И Первомай отметил пролетарий.

Уже сложили мусор во дворах

В специально отведенные пакеты.

Уже сгорели шапки на ворах

И разорались пьяные поэты.

Уже разделись девочки почти

До самых откровеннейших конструкций.

И чурка без особенных причин

Нажрался и валяется как русский.

И сквозь газон пробился малахит

От легких рук сотрудниц зелентреста,

Но вся зима внутри меня сидит,

Как будто в мире нету лучше места.

 

* * *

 

Жалко, что на свете есть ублюдки.

Что на свет ночные мотыльки,

Мерзкие безмозглые малютки,

Налетают как большевики.

Серые, летят куда попало,

Некрасивый непонятный гнус.

Мошка свое остренькое жало,

Гадкая, готовит на укус.

Да еще какие-то подонки

Под окном приучены вопить.

Им, наверно, просто самогонки

Не давали грамотно испить.

Жалко, что на свете есть дебилы,

Жадные, тупые, точно пни.

Я бы их пустила на опилки,

Но не деревянные они.

 

* * *

 

Вброд переходим мы хладную воду.
Впрок закупаем еду.
– Ярмарка, Вася, идем к народу!
Он отвечает: – Иду...
Вот мы подходим, золотом платим…
Вася купил карабин.
– Вася! Купи мне платье.
Красное, словно рубин!
Это я пользуюсь женской властью.
Месяц завернут в фольгу.
Месяц слоняется по небу...
– Вася!
Вася, купи коньяку!
Холодно ночью мулатке в палатке,
Ветер играет в песках...
– Васька! Купи мне платье
Красное, как Москва.