Елена Литинская

Мужчины, машины и судьба

В Москве в годы моей юности иметь машину считалось среди средней интеллигенции, если не роскошью, то неким признаком достатка, но отнюдь не необходимостью. Владелец автомобиля (хоть какого-нибудь самого завалящего «Запорожца», нуждающегося в постоянном ремонте) вызывал уважение у обывателя. А наличие гаража (путь и в километре от дома) придавало дополнительный вес социальному статусу хозяина автомобиля. Самое красивое в мире (как тогда было принято считать) московское метро работало исправно, ему оказывали поддержку автобусы, троллейбусы, трамваи и такси.
Итак, машины имелись далеко не у всех. В моей семье, к примеру, автомобиля не было, хотя наш бюджет определенно мог себе это позволить. Мог, но отец, когда был еще в хорошей физической форме, не хотел возиться c ремонтом и вечно лежать под машиной, как почти все автолюбители, а потом состарился, и вопрос — покупать или не покупать автомобиль — отпал сам собой. Поэтому мы, как и большинство москвичей, пользовались либо общественным транспортом, либо такси. Так и привыкли передвигаться по Москве.
В Бруклине, если у тебя нет машины и ты ее так и не научился водить, — ты либо очень стар, либо серьезно болен, либо чрезвычайно беден, либо у тебя психологические проблемы с вождением. Мы с мужем Борей это поняли сразу и, чтобы достойно вписаться в американскую действительность, на второй год проживания в Бруклине, как только Боря начал что-то зарабатывать, стали откладывать деньги на приобретение автомобиля, разумеется, подержанного. Но прежде мой муж, который в Союзе машину не водил, должен был получить шоферские права. Он серьезно настроился, сдал письменный тест на пермит (это сделать было нетрудно, так как тексты вопросов предусмотрительно имелись также на русском, китайском и испанском языках), записался в школу вождения, взял где-то пять уроков и, переполненный чувством гордости и собственного достоинства, отправился на роуд тест (практический экзамен на вождение). То ли инспектор оказался слишком строгим, то ли Боря еще не был готов, но тест он провалил. Ну, расстроился, конечно. Потом все же взял еще несколько уроков и провалил этот злосчастный тест со второй попытки. Что было делать! Уж очень Боре хотелось получить заветный драйвер лайсенс, купить машину и лихо гонять по стритам, авеню и скоростным дорогам Большого Нью-Йорка. Кто-то из не в меру «сметливых» иммигрантов подсказал Боре, что в нашем городе совсем необязательно на права сдавать, потому как можно их элементарно купить. Так муж и сделал. (Детали сего нелегального акта не знаю, не хотела вникать, поэтому просто привожу как исторический факт семейной хроники.)
За определенную сумму Боря приобрел желанные шоферские права и поехал с каким-то посредником на аукцион в Пенсильванию. Почему именно в Пенсильванию, не ведаю. (Может, там цены были ниже, или юзаные машины лучшего качества?) Но подобным образом поступали многие новые иммигранты, руководимые стадным чувством. На аукционе Боря приобрел аж за полторы тысячи долларов подержанный, но вполне приличного вида и приятно бежевого цвета автомобиль под благородным названием «Крайслер Плимут-Валиант». Проблема заключалась в том, что после покупки машину необходимо было еще пригнать в Бруклин, и Боря (практически без опыта вождения), надо отдать ему должное за решительность и смелость, благополучно совершил этот рискованный рейс по скоростным дорогам трех штатов. Правда, потом он мне признался, что в начале поездки испытал страх, подобный тому, который испытывает парашютист-новичок. Словом, Боря проявил, в моих глазах, истинный героизм.
О новоиммигрантская гордость! Наконец-то, мы стали владельцами машины. Гараж нам был не нужен, так как комплекс домов для людей с низким доходом в районе Канарси, где мы снимали квартиру, предоставлял официально зарегистрированным жильцам бесплатную стоянку.
Я вдохновилась приобретением первой частной собственности и тоже решила сдать на права. После получения пермита я по легкомыслию и самоуверенности вознамерилась сэкономить на частных уроках и поездить с мужем. Раз он пригнал машину в Нью-Йорк аж из Пенсильвании, значит, и меня вполне может обучить вождению. Сразу выезжать на проезжую часть было не только преждевременно, но и чревато смертельной опасностью. Мы это, слава богу, понимали. Для начала Боря повез меня попрактиковаться на пустыре между районами Канарси и Старетт-Сити. По прибытии на место мы заговорщически огляделись. Вокруг, кроме куч мусора и каркающих ворон, вроде, — ничего и никого. Боря решительно посадил меня на водительское сиденье, примостился на пассажирском, показал мне, где педали газа и тормоза и бодро изрек:
— Давай, газуй, Елена, рули, только осторожно, не делай лишних и резких движений. И помни: педаль газа — пока твой враг, а тормоз — верный друг и спаситель.
И я послушно стала попеременно нажимать на две педали и рулить. Было, мягко выражаясь, не по себе, перехватывало дыхание, и сосало под ложечкой, словно от голода. Несколько успокаивало отсутствие людей и построек. Врезаться было не в кого, сносить нечего. Мы поехали по кругу. Мой новошоферский азарт, периодически прерываемый Бориным громким ненормативом (жми, мля, на тормоз, дура, эк разогналась, угробить нас хочешь?), когда я невзначай увеличивала скорость, только разгорался. Не помню, сколько времени мы давали такого дикого кругаля, пока рядом не остановилась полицейская машина, из которой вылез молодой коп с весьма удивленным выражением лица, потребовал наши документы, проверил оные и спросил:
— Что вы тут делаете, ребята?
— В-вот учусь в-водить машину… пока не на п-проезжей части. М-муж обучает, — скромно пробормотала я, запинаясь и полукокетливо-полуневинно потупила взор.
В итоге коп проявил ко мне сочувствие и сострадание (видно, пожалел молодую хорошенькую идиотку-новоиммигрантку), не оштрафовал, но приказал немедленно прекратить незаконную езду на пустыре и убираться отсель по-добру по-здорову, «пока он, коп, добрый». Что мы незамедлительно и сделали. Естественно, Боря сел за руль. Я с грустью осознала, что без частных уроков вождения мне, как ни крути, не обойтись.
С приобретением личного авто жизнь нашей семьи стала, с одной стороны, легче, с другой, — тяжелее. Легче было ездить за продуктами, товарами и на пляж Брайтон-Бич, а также мне на учебу в Пратт-Институт. (Боря меня туда исправно возил.) Тяжелее стало с финансами, так как машина постоянно требовала топлива, замены масла, мойки и разного, пока мелкого, ремонта.
Чтобы оправдать расходы на содержание машины, Боря занялся извозом: поступил работать на хозяина в Кар-Сервис. Характер у Бори был, мягко выражаясь, тяжелый, несговорчивый и даже временами взрывоопасный. Не знаю, что уж там произошло, но очень скоро мой муж вдрызг разругался со своим хозяином, и соответственно работа в этом Кар-Сервисе для Бори накрылась. А на утро после разрыва с боссом Боря с безграничной печалью, трансформировавшейся в гнев, обнаружил, что наша славная машинка значительно уменьшилась в росте, так как стояла себе на паркинге абсолютно без колес. Все четыре колеса были сняты и увезены (предполагаемо кем, но бездоказательно) в неизвестном направлении. Вот такую бескровную, но жестокую месть несговорчивому водителю Боре устроил его бывший хозяин. Боря не на шутку рассердился и поклялся отомстить «гаду капиталисту», хотя в глубине души осознавал свое полное бессилие перед карсервисной мафией. Горюй-не горюй — пришлось моему мужу потратить последние деньги на четыре новых колеса.
Увеличивающиеся расходы на содержание машины были далеко не единственной причиной разлада наших отношений с мужем. Но я не буду на этом останавливаться, так как главная тема сего повествования — не моя семейная жизнь, а история автомобилей в моей бруклинской жизни. В связи с этим лишь упомяну, что с мужем мы в конце концов развелись, и машина перешла в его единоличную собственность. И пришлось Боре после развода переехать на этом «Плимуте» на другую квартиру.

* * *

Отличительными чертами моего характера являются целеустремленность и упорство. Развод и отсутствие машины не остановили меня от дальнейших попыток освоения водительского искусства. Я взяла шесть частных уроков и, ошибочно рассудив, что этого достаточно, отправилась на сдачу роуд теста, который сразу же провалила, так как у меня на нервной почве помутнело в глазах, затряслись руки и ноги, и я вообще мало что соображала и туманно видела, куда еду. Вторая попытка также окончилась провалом, так как место сдачи экзамена было довольно загружено транспортом, и я, как заявил инспектор, создала аварийную ситуацию, пытаясь объехать грузовик. Мне казалось, что инспектор слегка преувеличил опасность, но экзаменатором был он, а я всего лишь — экзаменующейся. Третья попытка сдачи экзамена была столь же неутешительной. Мы ехали по прямой дороге, и коварный инспектор неожиданно дал команду повернуть налево там, где левого поворота вовсе не было, а я, вместо того чтобы проехать дальше и повернуть налево, где был этот злосчастный левый поворот, просто остановилась и сказала, что поворачивать не буду, так как здесь можно повернуть только направо. В итоге меня провалили в третий раз по причине «остановки без причины».
После трех безуспешных попыток получить шоферские права, мой пыл значительно поостыл, и я благоразумно решила отдохнуть годик от попыток сдать на драйвер лайсенс, сначала закончить учебу в Пратт-Институте, а потом приступить к вождению автомобиля по новой.
За этот год я не только получила степень Магистра по информатике и библиотечному делу, но также приобрела бойфренда М, который согласился со мной попрактиковаться, помимо дел любовных, также в вождении автомобиля. Несколько месяцев мы по выходным дням упорно осваивали улицы Бруклина, пока наконец, я поняла, что уровень моего вождения резко повысился и решилась на сдачу экзамена в четвертый раз. Когда я увидела, что меня собирается экзаменовать женщина-полицейский, молодая и красивая длинноволосая блондинка, настоящая кинозвезда, я подумала, что она — непременно стерва и тут уж точно ничего хорошего ожидать не придется. Но я ошиблась. То ли женская солидарность сыграла роль, то ли я была на сей раз действительно хорошо подготовлена, словом, экзамен я сдала почти без ошибок и заслуженно получила выстраданный драйвер лайсенс.
Мой бойфренд М. купил себе новую машину, а свою старенькую, которая по совпадению тоже называлась «Плимут-Валиант», подарил мне. Когда моя пожилая соседка и друг Фэй, которая никогда не водила машину, доверяя это ответственное дело исключительно своему супругу Дэвиду, узнала, что я собираюсь самостоятельно сесть за руль, она воздела глаза и руки к небу и возопила: «Елена, ты не ведаешь, что творишь! Я буду молиться за тебя».
Одно дело, когда рядом с начинающим водителем сидит водитель опытный и морально поддерживает новичка. Совсем же иная ситуация, когда новичок в первый раз ведет машину сам, один на один с миром окружающих автомобилей, автобусов, велосипедистов, мотоциклистов да еще и переходящих улицы в неположенных местах пешеходов. Кажется, весь этот мир настроен против него. Страшно, но надо выстоять.
Помню, как я впервые поехала одна на своей машине на работу. Стоял холодный зимний день. Можно было включить отопление, но мне было и без того жарко, и пот тек градом с моего сосредоточенного лба. Можно было врубить радио и послушать хорошую музыку или новости, но мне было не до звуковых раздражителей, так как я и без того была не в меру раздражена. Я медленно ехала в крайнем правом ряду по весьма загруженной магистрали Флэтландс Авеню и на остановке автобуса увидела нашего охранника библиотеки, который призывно махал мне рукой, остановись, мол, коллега, подвези до работы. Я нервно махнула ему в ответ, но мой жест означал «прости, парень: мне сейчас не до пассажиров, отстань и добирайся как-нибудь сам». Он, видимо, понял мое состояние, так как махать перестал. Однако затаил недовольство и в последствии отпускал шуточки в мой адрес.
До работы я кое-как все же добралась, не причинив вреда ни себе, ни окружающим. Теперь предстояла параллельная парковка, которая заняла у меня вместо двух минут — целых пятнадцать. Я то осторожно приближалась к тротуару, то отдалялась от него, крутила руль попеременно то влево, то вправо, потом выравнивала колеса, выходила из машины, проверяя расстояние до кромки и до автомобилей, припаркованных спереди и сзади, стараясь достичь абсолютной точности в инчах, предписанной руководством для водителей. А охранник, который приехал на работу на автобусе раньше, чем я, окончательно припарковалась, наблюдал в окно за моими не в меру замедленными действиями, покуривал и хихикал. Во время ланча он с наигранно мрачным и торжественным видом объявил сотрудникам, что для водителей и пешеходов Бруклина возникла серьезная опасность, так как Елена, то бишь я, выехала на дорогу. Народ беззлобно потешался. Я смеялась вместе со всеми, но в душе злилась на охранника и поклялась, что никогда не буду его подвозить на работу. Раз он такой ехидный, пусть себе стоит на остановке: мерзнет зимой и потеет летом.
Так началась моя жизнь за рулем.
Выжав из старенького «Плимута» все, что можно, я поняла, что пришло время от него избавляться, пока он не развалился на дороге и не наделал беды в обществе. Он не продержался и года, так же, как не продержался дольше этого срока в моих бойфрендах его бывший хозяин по имени М. С бойфрендом мы расстались по причине несходства характеров мирно, без взаимных упреков и печали. Автомобиль я подарила сыну нашего библиотечного уборщика. Молодой парень использовал машину и в хвост и в гриву, будучи под алкогольной или наркотической балдой, не менял масло, не подкачивал колеса, нещадно прикладывал беззащитное средство передвижения к возникшим на пути неодушевленным предметам и в итоге очень быстро довел его до готовности к свалке, за что еще бедному папаше-уборщику пришлось доплатить аж целых пятьдесят долларов.
Так уж сложилась моя жизнь, что мне не пришлось долго пребывать в гордом одиночестве и без личного средства передвижения. После расставанья с бойфрендом М., я познакомилась с Димой. Мы полюбили друг друга и вскоре поженились. Дима въехал в мою квартиру и жизнь без особого имущества, зато с почти новой, великолепной по нашим ново-иммигрантским возможностям машиной «Шевроле Малибу-Классик». Так как он работал на Манхэттене, то добирался туда на сабвее, а машину оставил мне для поездок по Бруклину. Назвав Димину машину почти новой, я имела в виду ее недавний год рождения, а также некую ассиметричность тела: одна сторона малибушки выглядела идеально без единой царапины, другая же — сверкала вмятиной во всю длину вдоль дверей. Перекрашивать машину стоило дорого, и в то время мы не могли себе этого позволить. Автомобильная страховка, которую купил Дима, была лимитирована и подобные расходы не покрывала. Поэтому, чтобы избежать ржавчины, Дима (по совету изобретательных автомобилистов) замазал вмятину каким-то особым снадобьем ярко оранжевого цвета. Так что благородно светло-бежевый лик машины со стороны водителя бросался в глаза безобразным, нелепо ярким шрамом. Говорят, что шрам на лице украшает мужчину. Но машина — не человек, к тому же в русском языке она женского рода, и шрам на ее «личике» выглядел вызывающе неприглядно. Когда я приехала на этой машине в библиотеку Бушвик, мой новый начальник, вежливый гаитянин К. Д., видимо желая меня подбодрить, по-джентльменски изрек:
— Елена, ты весьма элегантно смотришься за рулем этого средства передвижения.
— Спасибо! Ты очень добр, — выдохнула я.

* * *

Так или иначе, но другой машины у нас с Димой не было и в ближайшие годы не предвиделось. Я с ней вынужденно сжилась, можно сказать, срослась и испытала приключения (злоключения), свойственные новому водителю.
Это было самое начало моей водительской практики. Видимо, я делала многое неправильно: не сигналила, когда нужно было менять ряды и трогаться с места, слишком резко, дергаясь, тормозила, слишком медленно ехала в хорошую погоду и слишком быстро — в дождь и снег и т. д. Другие водители частенько показывали мне в окно средний палец, и вдогонку несся громкий американский мат вперемешку с незнакомой бранной лексикой, значение которой я по приезде в библиотеку пыталась понять, отыскивая в словарях. Как меня только не обзывали! Не хочу вспоминать и умолчу о деталях, дабы поберечь лингвистическую чувствительность читателей данного очерка. Одно могу сказать: мой словарный запас английских бранных слов и выражений значительно обогатился.
Было приятное, безветренное зимнее утро, знакомое мне по московской погоде и пушкинским строкам (Мороз и солнце. День чудесный…) На земле лежал, переливаясь веселыми искорками, выпавший с ночи снег. Я припарковала машину на пригорке, недалеко от библиотеки, и в отличном настроении отправилась трудиться на благо местных читателей и посетителей. Но так случилось, что минусовая температура в течение дня сменилась плюсовой, снег на солнышке растаял, и, когда я вечером подошла к машине, чтобы отправиться домой, то с ужасом обнаружила, что мое авто утопает в воде аж на две трети колеса. Можно было, конечно, оставить машину сохнуть до утра и отправиться домой на сабвее, но уж очень скверным был этот райончик. Я рисковала на следующий день найти мою верную подругу «Малибу» изрядно раскуроченной, а то и вовсе бесследно исчезнувшей. Сапожки мои едва доходили до щиколотки, но судьба машины была мне дороже здоровья. Я решительно шагнула в кашу растаявшего снега и сразу же набрала полные сапожки воды. Открыла дверцу, включила зажигание. Как ни странно, машина завелась без проблем. Я включила отопление и, выждав где-то минут пять, пока прогреется мотор, решительно тронулась с места. Машина послушно покатилась. Ноги мои приятно прогревались, настроение улучшилось, если бы не — о, ужас! — начисто отказавшие намокшие тормоза. Водительский опыт бы подсказал мне, что нельзя ехать на машине без тормозов. Но этого опыта у меня, увы, тогда еще не было. И я покатила домой без тормозов в машине (и в голове), медленно-медленно, включив мигалки, через знаки «Стоп» и все цвета светофоров, объезжая пешеходов и моля Господа, чтобы спас и сохранил. Похоже, Всевышний услышал мои мольбы, так как я добралась до дому без дорожных происшествий и ни один полицейский не остановил меня. (Предполагаю, что не обошлось без помощи ангела-хранителя, который просто сделал меня невидимкой.) К тому же, когда я въехала на нашу стоянку, то с радостным удивлением обнаружила, что подсохли не только мои ноги, но и тормоза. Я притормозила, облегченно вздохнула, поставила машину на паркинг и выключила зажигание. Муж в ужасе схватился за голову, когда я рассказала ему, как добиралась до дому.

* * *

Ездила я на моей бедной, украшенной шрамом малибушке около трех лет. И в последний год нашего совместного существования обращалась с ней весьма небрежно, по принципу: там, где одна вмятина и царапина, ничего страшного, если добавится вторая, третья, многая… Била я ее нещадно: о библиотечные ворота при резком въезде и выезде, о деревья при парковке задом, о чужие машины, неподвижно стоявшие на углу улиц, когда мне нужно было сделать поворот, а также о столбы и другие препятствия, встречавшиеся на моем пути. Ездила я к тому времени уже довольно лихо, впрочем, как и все бруклинцы. Не знаю, сколько бы еще ударов выдержала моя стойкая машина, если бы не окончательный удар судьбы. К нам в гости приехал из Москвы мой отец и как-то утром отправился в близлежащий магазинчик за утренней русской газетой. Дело было в воскресенье. Отец пошел к магазинчику коротким путем через стоянку машин и почему-то не увидел нашей малибушки. Он вернулся на исходные позиции, прошелся по тому же маршруту еще разок. Машины нет как нет. Дома папа так тихонечко, чтобы меня не расстраивать, шепнул Диме, что машины нет на месте, дескать, пропала. Они посовещались и вышли из дому, будто за сигаретами… Искать долго не пришлось. Нашу бедную израненную машинку обнаружили совсем недалеко от дома, за углом. Дверь взломана, рулевое управление раскурочено. Видно, молодые ребятки, увидев такую «консервную банку» решили на ней прокатиться, соединили проводочки, рванули, но что-то им помешало. То ли полиция, то ли мимо проходящие сознательные граждане, то ли сам автомобиль заупрямился и встал… Чинить этакую развалюху не было никакого смысла. Отслужила бедняга свой срок. Пришлось нам с Димой сдать малибушку на свалку и купить другую машину. С тех пор прошло много лет, но образ многострадальной «Шевроле Малибу-Классик» с ярко-оранжевым шрамом на светло-бежевом лике до сих пор стоит перед моими глазами.

* * *

Новая машина опять же была юзаной, но не сильно. Выглядела вполне достойно: благородного черного цвета «Олдсмобиль Катласс-Сиера». Машина стоила восемь тысяч долларов. Такой крупной наличности у нас, само собой, не водилось. Взяли товар на выплату и поехали регистрировать и получать номера аж на Стейтен-Айленд, так как наш бруклинский филиал Департамента транспортных средств был обычно заполнен народом до отказа и там можно было провести в очереди целый день. Задумано — сделано. На Стейтен-Айленде мы быстренько оформили документы, нацепили на авто новые номера и возвращались домой. Но если у кого-то и бывает все в жизни гладко, то это не мой случай. По дороге на хайвее я ухитрилась сделать аварию, так как не повернула голову, меняя ряд, и задела другую машину. Вмятина была небольшая, как у нас, так и у машины, которую я задела. (С хозяином этой машины мы договорились. Полицию не вызвали.) Но обидно-то как было! В первый же день езды на новенькой машинке сделать на ее отполированном теле вмятину. «Плохое начало! Скверная примета!» — мрачно подумала я. А что подумал Дима, который сидел рядом в роли пассажира, я не знаю. Он был человек сдержанный и предпочел не высказываться, хотя, предполагаю, что ему очень хотелось это сделать.
Вмятину заделали, машину подкрасили, и началась ее бруклинская жизнь. В первый же месяц эксплуатации мой олдсмобильчик вдруг заупрямился и остановился прямо на перекрестке двух чрезвычайно загруженных городских артерий — Кингз-Хайвей и Флэтландс Авеню. Такой удар судьбы был явно ниже пояса. «Ну вот, я так и знала, я предчувствовала, что ничего хорошего от этой машины ждать не придется. Сейчас меня кто-нибудь собьет, и закончится не только мой водительский стаж, но, может быть, и жизнь», — подумала я в нервной тоске, перегородив все движение в четырех направлениях. Но, слава богу, ничего такого рокового не произошло. Встречные и поперечные машины понимающе объезжали мой застрявший «Олдсмобиль». Приехала полиция, за ней эвакуатор. И отволокли мою машину в авторемонтную мастерскую к дилеру, у которого мы ее купили. Поломка оказалась весьма серьезной. Вышел из строя мотор. Хорошо, что машина была на гарантии, а то пришлось бы нам выкладывать несколько тысяч, которых у нас ни в банке, ни в тумбочке не лежало.
Мотор вскоре заменили, и я снова села в водительское кресло, правда, с некоторой неуверенностью, думая и гадая, какая очередная поломка нам грозит. Преодолевая сомнения и мрачные предчувствия, я каждый день ездила на своем олдсмобильчике на работу в черно-латинский район Бушвик, славившийся весьма неспокойным населением. В общем, в один злосчастный день, когда я, заперев библиотеку, направилась к своему автомобилю, чтобы ехать домой, я его не узнала. Вместо черного цвета олдсмобильчик стал узорчато белым, игриво переливаясь в сумерках светлыми кружевами на темном фоне, так как местные подростки всласть порезвились, щедро разукрасив его граффити от колес до крыши. Я застыла на месте, проклиная про себя хулиганов и свою судьбу, забросившую меня трудиться на ниве просвещения Бруклина в прославленный бандитизмом и наркотиками Бушвик. Как поступить? Темно, пустынно. Не стоять же так на месте, рыдая! Вызвать полицию? А чем она может помочь, кроме составления акта о вандализме? Словом, я, утирая слезы, села в машину и поехала первым делом на мойку. Но отмыть, увы, удалось только стекла. Граффити намертво въелось в краску тела машины… Пришлось потом отдать многострадальный олдсмобильчик в авторемонтную мастерскую на перекрашивание. Страховка оплатила большую часть расходов, но все же пришлось выложить тысячу долларов из собственного кармана. Таковы были условия страхового полиса.
Постепенно стали выходить из строя другие важные составляющие: трансформатор, аккумулятор, сигнализация, электрика. Гарантия давно закончилась, и приходилось нам с Димой платить самим за ремонт.

* * *

В начале 90-х в мире произошло событие огромной важности, которое непосредственно отразилось на нашей семье. Распался Советский Союз, и рухнул «железный занавес». Американский Конгресс больше не считал нужным тратить средства на пропаганду и агитацию населения новой России и Восточной Европы. Нью-Йоркский филиал радио «Свобода/Свободная Европа», на котором работал Дима, не то чтобы совсем закрыли, но катастрофически уменьшили в размерах, сократив почти весь состав сотрудников. Под сокращение попал и мой муж. Ему выплатили определенную сумму денег, предоставили в его распоряжение пенсионный фонд, прислали благодарственное письмо, подписанное самим президентом Клинтоном, оформили пособие по безработице — и коленом под зад. На полученные деньги мы перефинансировали ипотеку на наше кондо, сделали мини- евроремонт, заменили мебель и, на сей раз, приобрели за наличные абсолютно новую машину той же марки «Олдсмобиль Катласс-Сиера» — только уже не черного, а темно-синего цвета.

* * *

Кондо, в котором мы жили, считалось «доступным по цене». В связи с этим к нему не прилагалось ни гаража, ни стоянки для машины. Приходилось парковать абсолютно новую машину на улице, которая хоть и носила гордое название Бэннер Авеню (улица знамени), но была застроена отнюдь не дворцами, а «хижинами». И в этих бунгало-хижинах проживал люд довольно бедный, грубоватый, отстой так называемых голубых воротничков, любителей выпить пивка, посквернословить и набить морду соседу. Словом, элемент, презрительно именуемый «белый мусор». Мы для них явились непрошенными гостями, пришельцами с другой планеты. Наш новенький двенадцатиквартирный кондоминиум, населенный представителями среднего класса, не вписывался в их привычный мирок и дразнил их, словно красный цвет быка. Особенной вредностью отличались детишки и подростки: то разрисуют нам двери граффити, то бросят дерьмо в бачки для мусора, то швырнут камушек в окно, то поцарапают гвоздем машину, то проколют колеса, то фару разобьют… Приходилось все время быть начеку. Оставляя на ночь машину на улице, мы никогда не знали, какой «приятный» сюрприз ожидает нас утром. Но другое жилье было нам тогда не по карману. Приходилось терпеть. Мы, сжимая зубы, отмывали двери, подкрашивали машину, покупали новые фары, вставляли стекла в окна, чинили колеса. Кроме косметического, последний «Олдсмобиль» не требовал основательного ремонта и прослужил нам верой и правдой десять лет. На синем «Олдсмобиле» закончился мой «американский патриотизм», и я пересела на японские машины. Наступило время «Хонды». Но это уже другая история…