Алексей Борычев

И был этот день. Стихотворения

Кандидат технических наук, член Союза писателей России, лауреат литературной премии В.К. Арсеньева в номинация «Поэзия» (2013), конкурса «Звезда Рождества» (2016), конкурса «Дебют года» (2014); финалист международного конкурса «Эмигрантская лира» (2013), конкурса «Вечерние стихи» (2013), конкурса журнала «Окна» (2012). Награжден литературной медалью имени А.С. Грибоедова, дипломом «За верное служение отечественной литературе» (СП РФ). Автор поэтических сборников «Иду на восток» (2004), «Снежное полнолуние» (2006), «Солнечные слезы» (2008), «Сонеты» (2008), «Лепет» (2008), «Стихотворения. Романсы. Сонеты» (2007), «Порабощение» (2008), «Вдыхая звездные ветра» (2013), «За первой вселенной...» (2014). Публиковался в журналах «Юность», «Нева», «Кольцо А», «Студия», «Смена», «Аврора», «Московский вестник», «Второй Петербург», «Невский альманах», «Север», «Нива», «Время и место», «Байкал», «Волга 21 век», «Сура», «Новая Немига литературная», «Слово Забайкалья»; в газетах «Российский писатель», «День литературы», «Литературная газета», «Культура»; в альманахах «Истоки», «День поэзии. 2011», «Останкино» и других.

 

 


И был этот день…

 

И был этот день… и земля …и звезда.

По рельсам осенним неслись поезда,

По лунным блистающим нитям,

По мгле, по судьбе, по событьям…

 

И кто-то стоял, разливая вино

По темным бокалам и глядя в окно,

Где олово дня остывало,

Темнея лилово и ало.

 

И, спички тревог зажигая во тьме,

В осенней, кисельно текущей сурьме,

Блуждали пространство и время,

Как гости иных измерений.

 

А кто-то стоял у окна и курил,

Допив из бокалов остатки зари,

И слышал, как тихо шептались

Пространство и время-скиталец.

 

И слышал гудки неземных поездов,

И осень ему показалась звездой,

По небу летящей на север,

Где ветер бессмертье посеял…

 

 


Вода этой полночи…

 

Вода этой полночи слишком чиста,

Чтоб в землю пролиться.

На вытканных звездами синих холстах

Веселые лица.

 

А полночь другая — темна и грустна,

И черной водою

Омоет просторы, где в утренних снах

Заблещешь звездою.

 

Две разные полночи — выстрелы дней

По звездным мишеням...

Иди в черноту и пребудь же смелей

В принятье решений.

 

Пока чернота из одной черноты

В другую струится,

Ты полночи первой попробуй воды,

Успей насладиться.

 

 


Звезда и тайна

 

Пульсирует ночь и пульсирует день,

Врастая в свои очертанья,

Дары принося бесконечной звезде,

В которой скрывается тайна.

 

У тайны закрыты глаза и уста.

Она просыпаться не хочет.

Ей тихие песни слагает звезда,

Всегда молчаливая очень.

 

И ты не тревожь понапрасну звезду,

О тайне не думай ты больше.

А лучше живи, отвергая беду,

В какой-нибудь старенькой Польше…

 

Смотри, как пульсируют ночи и дни,

В себя непрестанно врастая;

И тихая скука тебя сохранит,

Привычная, злая, простая!

 

 


Главное слово…

 

Взойди на бессмертие звездных высот,

Испей галактический плазменный сок,

Играя пространствами лихо.

Но весны земные ты не позабудь.

Сумей, рассчитай к отошедшему путь —

К былому сияющий выход.

 

Пусть снова качнется тот солнечный день,

В котором бродила смешливая лень

Забытого юного детства.

Пусть зяблик споет, и в полуденный зной

Ты снова надышишься спелой сосной

И елями, что по соседству…

 

И сколько бы в горних мирах не горел

Звездою твой дух, вне присутствия тел,

Ты осень припомни земную.

Припомни цветные ее паруса,

Себя, не познавшего те небеса,

Что звали в предметность иную.

 

Припомни хрустящие льдом вечера

И зимы, текущие влагой с пера,

Ложащиеся на бумагу

Забытой рифмованной злою тоской,

Когда — ни прозрений, ни славы мирской —

Былую припомни отвагу!

 

Вселенную новую духом создай,

Неважно — то будет ли ад, или рай,

Но главное, чтобы звучали

В ней осени тихий протяжный гобой,

Свирели весны… то, что было судьбой,

Земною, как в самом начале,

 

Когда не грустили твои времена,

Печалей не знал ты еще имена,

И было так ярко-лилово

Подснежники первой любви собирать

И чувствовать, как наступает пора

Созревшего главного слов

 

 


Осенний яд

 

Кто сказал, что шипение осени —

Это навий дымящийся яд,

Принесенный уснувшими осами,

Что не могут вернуться назад

И вонзиться укусами в плотное

Тело ясного летнего дня,

Пробуждая дыханье болотное,

Колокольцами влаги звеня?..

 

Кто сказал, что седая, беззубая —

Это осень глядит на меня,

Золотыми полдневными трубами

В бесконечную полночь маня,

От которой звездой не открестишься,

Убегая печалью туда,

Где колдует весенняя вестница,

Вышивая весельем года?..

 

Кто сказал?.. Но глухое молчание

Оглушило меня, отняло

Чувства, мысли, и даже отчаянье

Обратило в предельное зло.

Потому что так много молчащего

Ядом осени поздней шипит,

И оса моего настоящего

Жалит сердце, а вовсе не спит!

 

 


Не было нас!

 

Серые лики рассветных дворов.

Белая пыль декабря.

Льдистое пламя небесных костров:

След покоренных забытых миров —

Угли былого горят!

 

Угли былого сгорают везде:

В кронах закатных берез,

В снежном покое, в далеком «нигде»,

В колких предчувствий тугой борозде,

В жгучем бессмертии грез.

 

Пламя врастает и в ночи, и в дни

Смехом счастливых детей…

Это не птицы поют, а они.

Память достойно их голос хранит

В мире плохих новостей.

 

Где же ты, прежняя, слово скажи,

Глядя в рассветный огонь!

В мире, где правда — последствие лжи:

Ты или я — это лишь миражи —

След позабытых погонь

 

В сказку — за счастьем, за стаей теней,

Где времена – только дым…

Там не бывать ни тебе и ни мне,

В этой веселой забытой стране.

Может, лишь детям твоим!

 

Угли былого сгорают. Потом

Будущее догорит.

Даже никто не узнает о том,

Как набиваются в памяти дом

Тлеющие декабри

 

Только на небе… и только звезда…

Только вот то, что сейчас!..

Только беспечное вечное: «да»

Все остальное, поверь, ерунда.

Не было!.. не было нас!..

 

 


Пустоты

 

Январь. Зима. Мороз. Но кроме

Упавшей с неба пустоты,

Что ранит прошлое до крови,

Нет ничего, чтоб я и ты

 

Могли на арфах дней морозных

Единой музыкой звучать,

Развеяв песнь прозрений грозных,

Как тьму — горящая свеча.

 

Пусть пустота морозно блещет

Кинжалом снежно-ледяным, — 

В том блеске холодно-зловещем,

Ты слышишь, нам звучать двоим!

 

Пусть прошлое мертво, но все же,

Пока пустоты есть в судьбе, —

Тебя во мне не уничтожить,

Как, впрочем, и меня в тебе!

 

 


В мае на болоте

 

Стрекозами пронизано пространство.

Мерцающая ртуть живого дня

Покоем истекает на меня,

При этом угасая беспристрастно!

 

Безумие болотной пестроты,

Дыша полдневным солнцем, паром, жаром,

Вдруг оборачивается шаром

Сияющей шипящей духоты.

 

Меж топким одиночеством и мной

Видны уже, как трещины, зазоры.

И бегают по ним страстей курсоры,

Ведомые вернувшейся весной,

 

Которая стоит, но смотрит так,

Что закипают сонные болота,

Где я брожу, святая простота,

С фаянса дней счищая позолоту!

 

 


Кремовые дни

 

Зимний день бывает винным,

Если солнце в пьяной дымке

Улыбается сквозь ветки,

И спокойно, и хмельно!

 

И зеркальным он бывает,

Если солнце блещет светом

Белым,

Словно отражая

И леса, и небеса!

 

А когда в пылинках снежных,

Алых, синих, желтых небо,

И поэтому похоже

На густой и сладкий крем,

 

То и день бывает кремов,

И тогда порой охота,

Тыча пальцем в это небо,

Пробовать небесный крем!

 

 


Строкою севера написаны леса…

 

Строкою севера написаны леса.

За полосою возникает полоса.

На полосы ложатся строки, строки...

И мхи седые под ногами шелестят,

И слезы, слезы на глазах твоих блестят,

А, значит, скоро кончатся все сроки.

 

И глушь лесная замолчит опять, замрет,

И напоит раздумчивостью небосвод.

А осенью расколется полнеба.

И точно так, как горько плачешь нынче ты —

Дожди прольются из неясной пустоты,

А после будет много зла и гнева.

 

Не надо, не гневись, запомни этот лес,

Что был строкою севера написан здесь

На полосах везенья-невезенья,

И сроки новые над старыми взойдут,

Даруя нам хрусталь сияющих минут

В промозглой мгле, безвыходной, осенней.

 

 

* * * 

 Стрекочет день. И слишком жарко

В траве лежать, смотреть на небо,

И видеть, как под парусами

Стремится к ночи этот день.

 

Из ельника ползет дремота.

Кукует сонная кукушка

Так далеко, что сонной сказкой

Мне кажется все, что вокруг.

 

Сверкают искрами стрекозы.

За бугорком ручей лепечет.

Я все, что было — вспоминаю —

К чему давным-давно привык,

 

Но тень грядущего видна мне

В слепящем мареве июля.

Она стоит, как изваянье,

И заслоняет мир былой.

 

 


Фиалковая высота

 

Четыре огня и четыре сосуда.

Фиалковая высота,

Где звездное небо и солнце — посуда

Для тайной вечери Христа…

 

Чего же ты просишь? Чего же ты хочешь?..

У времени короток путь.

Танцуют канкан темнотелые ночи.

Так пой же! О прочем забудь.

 

Забудь полувросшую в землю сторожку

И магний тоскующих лиц,

И небо, где ворон кружит осторожно,

И злобу запретных границ.

 

И время взовьется, и когтем царапнет

Костлявую грудь бытия…

Гляди, как с небес, да по звездному трапу —

Спускается осень твоя.

 

 


Триолеты


 

1. Ах, лучше б ты не прилетал…

 

Ах, лучше б ты не прилетал —

Который и летать не может!

Меня сомненье злое гложет.

Ах, лучше б ты не прилетал…

 

Ржавеет душ сырых металл,

И не металл ржавеет тоже!

Ах, лучше б ты не прилетал —

Который и летать не может!

 

 

 

2. И рыба-ночь, и суслик-утро…

 

И рыба-ночь, и суслик-утро

Питаются травой небес.

Бывают там, бывают здесь —

И рыба-ночь, и суслик-утро.

 

А я гляжу на них, я весь,

Как дуб, корявый, но премудрый.

И рыба-ночь, и суслик-утро

Питаются травой небес. 

К списку номеров журнала «ИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNAT» | К содержанию номера