Анастасия Бездетная

ЧЕГО ХОЧЕТ КАМЕРА? МЫ НЕ ПРОСИЛИ НАС РОЖАТЬ. ВМЕСТО КОНЦЕРТА ХАСКИ. Эссе

Foto 1

 

Родилась в Ярославле. Студентка филологического факультета Нижегородского государственного университета им. Лобачевского. Участница творческой студии «Светлояр русской словесности». Публиковалась в «Свободной прессе», «Дружбе народов», «Нижнем Новгороде», в научном журнале «Достоевский и мировая культура» и других изданиях. Вошла в лонг-лист международного тютчевского конкурса «Мыслящий тростник» (2018), лауреат всероссийского Слёта молодых литераторов в Б. Болдино (2018) и др. В журнале «Кольцо А» публикуется впервые.

 

  

ЧЕГО ХОЧЕТ КАМЕРА?

Эссе

 

Камера не воспринимает человека, когда он такой, какой он есть. Камера требует: припудрить, подкрасить. Громче, активнее. Хлопай. Смейся. Гуди. Камера очень хочет показать живое, но сама в это живое едва ли верит. Живое для камеры – это слишком невыразительно. Ей нужно постоянно показывать яркие кляксы, слепящие вспышки, потому что, в конечном счёте, важно, чтобы зритель смотрел, не отрываясь, не успевая подумать, не успевая заскучать. Как только он заскучает, – он переключит канал.

Чего камера не понимает? Найдётся несколько вещей, о которых мне бы хотелось с ней поговорить. Например, о том, что формат «ток-шоу» морально устарел, что заимствованный этот формат, на самом деле, может убить мысль, которая должна (это слово здесь не случайно, должна!) присутствовать в передаче. Живая мысль в таких условиях съёживается, хиреет, и мы раз за разом наблюдаем её смерть на телевидении. А ведь она нам так была нужна!..

Что камера могла бы увидеть, если бы не стремилась по лекалу вылеплять шоу из аплодисментов, гудения и острых, но на самом деле зачастую сбивающих вопросов? Камера могла бы зафиксировать жизнь, зафиксировать мысль, она могла бы открыть что-то новое, просто позволив дискуссии работать по законам, прописанным ещё в Древнем Риме. Оратор должен не только заинтересовать публику, но и сам получить удовольствие от своей речи. Это закон, на котором строится блестящее выступление. Приглашая в гости живых людей, камера зачем-то пожелала запретить им быть живыми. Наверное, просто камера устала позволять быть живыми звёздам, которые по привычке всё равно делали шоу. Этого ли добивалась камера?

Вам понравилось? Вы бы повторили тот разговор?

Это обращение к ведущим и организаторам. И я пишу это, восхищаясь вашим профессионализмом, с благодарностью за ваше гостеприимство, за закадровую человечность. Но я пишу это и с разочарованием от того, что такое количество талантливых людей тратит время и силы на то, чтобы делать... а что это? Прекрасная упаковка для несостоявшегося диалога? Вы думаете, что по-другому не работает. Вы правы, потому что по-другому никто не пытается делать. И пока так будет, безусловно, «ток-шоу» будет единственным доступным форматом для дискуссий.

Впрочем, об этом мне говорить не хочется. А хочется прийти к камере в её перерыв и снова увидеть людей. Покажет мне она их?

 

 

МЫ НЕ ПРОСИЛИ НАС РОЖАТЬ

Эссе

 

Когда-то уже после смерти мамы я столкнулась с тем, что нужно определить, от какой беременности я ребёнок. Нас было двое, – я и мой старший брат, – так что я была уверена, что знаю ответ на этот вопрос. Но оказалось, что беременности считают не по количеству рождённых детей.

– Третья беременность.

– Как это третья?..

Я была в замешательстве. Секунду назад между мной и старшим братом не было пропасти в целую человеческую жизнь, но вот она появилась. Вторая беременность. Да.

Моя старшая сестра стала обрастать подробностями непрожитых приключений: вот она дерётся с братом, вот не хочет давать мне свои игрушки, вот она заблудилась где-то в лесу, но её благополучно нашли. А вот уже я донашиваю её вещи. Но на самом деле, мне стало казаться, что я донашиваю её жизнь. Или его. Кто же разберётся, спросить уже не у кого.

Неважно, почему так получилось. Просто теперь я почувствовала рядом с собой какую-то яму. А сколько ещё таких ям повсюду повыкопано? А что же чувствовала мама, вспоминала ли она об этой беременности, размышляла ли о ней, как о потере, или как о чём-то будничном? Что-то подсказало мне – решение было непростым. Ну, да, да. Мы родились в самой гуще девяностых, ещё один ребёнок в семье – вопрос выживания.

Так я думала, ёрзая на жёсткой скамье, поглаживая свою первую беременность. В сущности, и я могла не родиться, правда же? Уже то, что в девяносто шестом году было решено не прерывать третью беременность, о чём-то говорит. Тихо так, но достаточно убедительно говорит. Постепенно, я поймала себя на мысли, что представляю, как я бы могла поговорить с мамой на эту тему, будь она жива. С какого вопроса можно было бы начать такой разговор с человеком, с которым я практически и не разговаривала в сознательном возрасте?

– Мам, узнала, что я по счёту третий ребёнок.

– И что дальше? А твоё ли это дело, доченька?..

И тут я немного зависла. Моё ли? Как это странно. Вопрос как бы не касается меня напрямую, но, всё же, это очень про меня. Почему? Да потому что это история моего рождения. Мать – это часть моего рождения. И её решения тоже.

Вспомнилась вдруг фраза: «Я не просил меня рожать». Какой-то она странный оттенок начала приобретать, отливать каким-то адским немного огнём. И мой ребёнок не просил меня рожать её. И мой брат, и нерождённая вторая беременность, и я, я ведь тоже, – мы не просили нас рожать. Но при равном безмолвии мы отнюдь не в равных положениях. Разница в том, что я, – живая, – могла бы пожаловаться на это обстоятельство в минуты слабости: «Я не просила меня рожать!» – а промежуточная «вторая беременность» – нет. Этого человека вообще не существует и не существовало. Да и не будет существовать. Но почему же...

Почему же я тогда так долго о нём думаю?..

 

 

ВМЕСТО КОНЦЕРТА ХАСКИ

Эссе

 

Мы обсуждали современную поэзию. Ко мне подошла Лера, которая, кажется, была самой младшей из нас.

– Ты что, учительница литературы?

Она не сводит с меня внимательных глаз, и я начинаю понимать, что она никогда раньше не слышала, чтобы кто-то мог так обсуждать то, что она слушает. Пытаюсь вспомнить, слышала ли я сама такие разговоры со стороны.

– Нет, не учительница. Ну, пока что, – отвечаю ей.

Этот разговор происходил в день, когда должен был состояться концерт Хаски, но, так получилось, не состоялся. Переживать за музыканта, за происходящее в стране и много ещё за что, очень утомляет. Поэтому я решила всё равно прийти к клубу.

Конец ноября выдался вполне себе зимним. Ёжусь от холода и жалею, что не надела носков потеплее. Ну да разве это имеет значение, когда выдалась возможность поговорить с собратом по гуманитарному направлению? Егор скоро выпускается из ННГУ, будущий журналист. Он говорит, говорит, говорит… и это так прекрасно, так здорово. Девочки вокруг нас прислушиваются, подходят. Наконец подъехала «семёрка» с именинницей и другими ребятами. Всего нас… восемь? Девять? Нас достаточно, чтобы можно было считать это собрание митингом, но, кажется, сегодня никаких проблем не будет.

Литературные разговоры быстро сворачиваются, и мы легко поддаёмся общему веселью. Решено снять видео. Ну, как бы, в поддержку Хаски. Но на самом деле просто посмеяться, сделать приятное имениннице Саше, которая уже забирается на крышу машины. Проверяет на устойчивость, прикидывает, как в таком необычном положении можно двигаться.

– Ещё никогда у меня на крыше следов не было! – со смешком произносит, спускаясь.

Её волосы, кажется, брусничного цвета создают особое настроение в нашем небольшом взбалмошном коллективе. Из машины зазвучала «Ай»:

 

Останови вечеринку.

Ай.

Я буду петь свою музыку.

Ай...

 

Именно строчкой «Я буду петь свою музыку» и был озаглавлен концерт, на котором в поддержку свободы творчества выступали рэперы Оксимирон, Нойз и Баста. Что мне говорили эти примелькавшиеся медийные имена, за которыми стояло некоторое количество узнаваемых музыкальных композиций?.. Вспомнился пост одного молодого человека (орфография и стилистика сохранены. – А.Б.): «Меня одного коробит эта пыль хайпа по отношению к реперу Хаски, вернее недорепперу? Что ему с нихера упало 6 млн, доставшиеся после концерта Окси, Басты и Нойза?!»… Как объяснить таким людям, что я тут делаю сегодня и почему я не смогла остаться дома? Что вообще я меняю тем, что пришла сегодня сюда, оставив ребёнка мужу со свекровью, потратив полтора часа на дорогу?

 

В белых домах городишко…

Ай.

Прячет семейный бедлам.

Ай.

Грязные слёзы мальчишечьи...

Ай.

Я никому не отдам…

 

Стараюсь одновременно и петь, и проговаривать. От этого заплетается язык, я запинаюсь, от стыда за себя начинают гореть уши (предусмотрительно закрытые шапкой), после чего следующие строчки у меня выходят какими-то совсем скорбными. Действительно, что я тут делаю, зачем снимаюсь в этом клипе, разве это что-то поменяет? Ай.

Ещё накануне Хаски выпустили, поэтому акция в поддержку, даже если бы она была серьёзнее, уже не столь актуальна. Так ведь?

Нет, не так. Нахожу в себе какой-то особый колодец решительности, в который не часто заглядываю. Конечно, для меня это актуальная тема. Сегодня должен был состояться концерт, который я ждала с июля. И почему это отдельных комментаторов по теме так волнует машина, на которую Хаски взобрался, и совершенно не трогает то, что огромное количество совершеннолетних людей не попадёт на долгожданные концерты? Снова вспоминаю комментарии. Ай.

Что-то в духе: «Его слушают только подростки, вот пусть и пишет для них нормально…». Закономерно в голову лезут строчки Александра Ерёменко:

 

Всё примитивно вокруг под сиянием лунным.

Всюду родимую Русь узнаю, и противно,

думая думу, лететь мне по рельсам чугунным.

Всё примитивно. А надо ещё примитивней.

 

Почему вы не видите, что мы есть? Мы, желающие сложных текстов? Мы, читающие современную литературу, обсуждающие её? Мы нуждаемся в современном языке, в сложном отражении действительности. Ай.

«Меня одного коробит о том, что этот чёртов Хаски поет, что он хотел бы быть пулей и стрелять в лица людей? Меня одного коробит, что этот черт пел в одной из песен, что он хочет съесть мясо умершего человека? И да, спрашивается, где здесь нашли намек на канибализм в прокуратуре?» (орфография и стилистика сохранены. – А.Б.)

Пытаюсь заглушить этот мерзкий голос, читающий по слогам по памяти неумные комментарии. Пою громче:

 

Но есть равновесие зыбкое.

Ай.

Крылья прижав к спине…

Ай.

Кто-то рисует улыбку…

Ай.

Спичкою на стене...

 

Меня одну коробит, что некоторые люди, которые берутся судить о качестве текста, сами пишут так, будто никогда и ничего сложнее букваря не читали? Меня одну коробит, что в конечном итоге им просто наплевать на то, о чём они пишут и как?

Мы досняли видео, и мне пришлось уйти. Задержаться не было возможности. Но если бы была, я бы с удовольствием продолжила подпевать Хаски, обсуждать литературу, танцевать под качающую музыку вместе с теми, кто может меня понять. А на концерт его мы ещё попадём, обязательно попадём.