Слов вдохновенный поток

Владимир Израилевич Кац родился в Одессе в 1949 году. В 1972 году окончил механико-математический факультет МГУ. Стихи начал писать с 1975 года, автор трёх поэтических сборников: «Путешествие» («Друк», Одесса, 2001 г.), «Культурный слой» («Друк», Одесса, 2002 г.) и «Разночтения» («Зодиак», Одесса, 2006 г.), печатался в журналах и альманахах Украины, Германии, США. В 2003 году стал победителем третьего Международного поэтического турнира в Дюссельдорфе. Скончался 9 сентября 2017 года.

***

Не опускайте занавес!

Пусть длится эта пьеса,

и пусть несутся саночки,

и серебрится снег.

Не опускайте занавес!

звучит органа месса,

торжественно, осанною,

встречая новый век.

А ты высоким голосом

заводишь песню грустную

и поправляешь волосы,

ладонью снег стряхнув.

А ты высоким голосом

пронзительным и чувственным,

приветствуешь нескорую,

неблизкую весну.

***

Охоту к перемене мест,

Любовь к перестановке слов

Не отобьёшь в один присест,

Не наломав при этом дров.

Не выдаст Б-г, свинья не съест, –

И я потворствовать готов

Охоте к перемене мест,

Любви к перестановке слов.

***

Запах полыни и перечной мяты

На постоялом дворе.

Время текло, исчезая куда-то,

В том ледяном ноябре.

Двери скрипели, трещали поленья.

В демисезонном пальто

Ты вся продрогла. Увы, потепленья

Не обещал нам никто.

Пили горячий глинтвейн у камина.

Пар поднимался винтом.

Время летело чарующе мимо

И превращалось в ничто.

Только лишь к ночи в объятьях друг друга

Мы отогреться смогли.

А за окном выла белая вьюга,

Тлели в камине угли.

***

Целый час мы были счастливы –

cолнце, горы, лёгкий снег,

неприлично непричастные

на земной взирали век.

Непривычно отстранённые,

мы от суеты сует,

как наивные влюблённые,

познавали белый свет.

А когда затихла музыка,

день ушёл за горизонт,

жизнь обыденно-кургузая

предъявила свой резон:

список дел непритязательных,

долгий перечень долгов,

склоки, мелкое предательство,

ворохи ненужных слов.

Всюду муть. Желанной ясности

не найти ни там, ни тут…

Но зато мы были счастливы

целых шестьдесят минут.

***

Отмерьте двадцать метров

материи любви,

чтоб под осенним ветром

Запели соловьи, –

она всегда, поверьте,

и Вам, и мне к лицу…

Она ведёт не к смерти –

к счастливому концу.

***

Ни словом, ни взглядом, ни жестом

не выдам я чувства. Пройду

повесой с улыбкой воскресной

по первому тонкому льду,

подам тебе руку и точной,

изысканной фразой блесну…

Вот только какой уже ночью

никак, все никак не усну.

***

«Лета к суровой прозе клонят»,

меняя флейту на верстак,

и хоть всё так же сердце стонет,

хоть так же стонет, да не так.

И по ночам всё чаще снится

твой незатейливый наряд,

и, видит Б-г, в руках синица

милее стала во сто крат.

***

Солёный слоёный пирог

с начинкой из сыра сулгуни,

обжорство, сентябрь, полнолунье

и слов вдохновенный поток.

О чём же ты, милая лгунья,

мне хочешь сказать между строк?

Но, знать, не настал ещё срок

открыть свои карты Фортуне.

Незнанье – оно ж благодать,

а знанье, пожалуй, – отрава.

Налево свернёшь иль направо –

век воли уже не видать.

Ну что же, поднимем бокал

за то, чтоб я прямо шагал.

***

Не то нынче нетто,

и стало брутальнее брутто,

и кануло в Лету

последнее лето, как будто

и не было вовсе,

быльем поросло всё, что было.

Овсяная осень стреножит гнедую кобылу.

Ну что же, наточим ножи перед пьяной атакой.

Ты душу свою обнажи, когда я на Итаку

вернусь. А когда я вернусь? Да, пожалуй, не скоро…

Туда, где рассыпана грусть конца коридора.

***

Всё меньше междометий и метафор,

всё суше речь, расчётливее слог,

венков мелодий сладкозвучной арфы

уже я не кладу у Ваших ног.

От «музыки дождя», «рапсодий света»

сказать, по правде, я давно устал.

Как ни крути, пошло второе лето

с тех пор как пройден третий перевал.

***

Ну какой тебе толк от моих,

десять раз перечёркнутых строчек?

Так неточен прошедшего миг

в отражении слов-оболочек.

Ни волнения терпкую дрожь,

ни обиды тупую усталость

невозможно, поверь, ни на грош

передать, ни на самую малость.

***

Пью не спеша зелёный чай,

чуть скрипнул пол веранды.

Нет электричества. Свеча

Оплыла. Дух лаванды

не отгоняет комаров,

не следует рекламе,

и посреди ночных дворов

они кружат над нами.

***

Мы не знали с тобою тогда, что почём

и потом, что почём, мы не знали,

ночевали, укрывшись дырявым плащом

в продуваемом ветром вокзале.

Наша жизнь на непрочный закрыта замок –

чуть сильнее толкнёшь, и всё настежь,

и висит будто «вырванный с мясом звонок»,

да и карта идёт чёрной масти.

***

И горький привкус этой музыки,

и наших душ разгорячённость,

как будто связывали узами

прощение и непрощённость.

Качался грушей гуттаперчевой

над надписью: «Не стой под грузом!»

мой сон. И застывал доверчиво

бильярдным шаром рядом с лузой.

***

А время всё расставит по местам –

кому в гостиной быть, кому на кухне.

Ты успокойся, сосчитай до ста,

и, может, свет сегодня не потухнет.

И, может, скоро не пойдут дожди

(у нас в экстазе проломили крышу).

А, может, слабоумные вожди,

Б-г даст, нас не заметят, не услышат.

***

На три четверти пройденный путь

не рождает и тень сожаленья –

всё, что можешь забыть – позабудь

в бесконечном зеркал отраженьи.

Закольцованный жизни сюжет

не прочтёшь ты ни слева, ни справа,

буквы чёрные с белых манжет

опадают, как листья с дубравы.

***

Мы перешли с тобою грань веков.

Всё меньше сил у нас, хотя, ещё мы в силе,

и не один десяток башмаков

мы на своей дороге износили.

Паршивое у века ремесло –

В костёр вражды подбрасывать поленья.

Каким бы ветром нас куда б не занесло,

надеюсь, мы не станем на колени.

***

Я устал от двадцатого века,

от его катаклизмов и войн.

Век-убийца, век-волк, век-калека,

я в тебе заблудился, хоть вой.

Что с того, что уже двадцать первый,

ведь всё то же – сума и война,

злоба, зависть, и по небу нервно

желтокожая бродит луна.

***

А стихи мои, словно короткий привал,

после долгого дня перехода.

Я не в силах идти. Я смертельно устал.

и хандрит беспричинно природа.

Отдохнуть пять минут, не снимая рюкзак,

лишь немного расслабив колени,

чтобы снова шагать, как последний дурак,

и наматывать нить впечатлений.

***

Двор, усыпанный липовым цветом,

в желтизне полосы неудач, –

ни ответа, увы, ни привета

от тебя не дождёшься, хоть плачь.

Духота, разговоры домашних

и трамвайных колёс перестук.

Дождь, проклятый ночной барабанщик,

замыкает бессонницы круг.

***

            Памяти А.П. Кузнецовой

Дребезжит в стакане ложка

За окошком снег, поля.

Завела судьба – дорожка

В нелюдимые края.

Вдалеке над косогором

Вороньё кружит, кружит.

Чёрный ворон, белый ворон –

Вот и пролетела жизнь.

***

Весь март стояли холода,

Кружили над базаром птицы,

Искали корм. И ото льда

Залив не мог освободиться.

И ожиданием тепла

Весеннего тела томились,

Но каждый день метель мела,

И холода всё длились, длились…