Валерий Скобло

Простая утешалка для тебя

97-Untitled-2


 

 ПРОСТАЯ УТЕШАЛКА ДЛЯ ТЕБЯ

 

В мире, где царствует зло и предательство,

Где задувает добро, как свечу,

Трус повторяет: "О, Ваше сиятельство..." -

Мрази, подонку и палачу.

 

В мире, где нету границ для насилия,

А для надежд - даже малых причин,

Где побеждает простая рептилия,

От безнадежности часто кричим.

 

Здесь, где в сиянии славы ничтожество,

Где пустобрех не берет выходной,

Веских причин к отступлению - множество,

А не сдаваться, прикинь, - ни одной.

 

Здесь, на земле, где добро опорочено,

Где полновластны лишь сила и гнет,

Я повторяю: не все еще кончено...

Время придет, - повторяю... - Придет...

 

* * *

Я духом слаб, старушку топором

Не зарублю за деньги ли, из мести.

Не описать ни в сказке, ни пером:

Не зарублю... Да я рехнусь на месте.

 

Кишка тонка, и даже Родион

На этом фоне смотрится гигантом.

Я чувствую, что я совсем не он...

К страстям кипящим обделен талантом.

 

Что я готов признать... и сей момент...

И подтвердит мои слова анкета.

Да, я, конечно, тоже был студент,

Но точно, что другого факультета.

 

Но вот накатит... да, и на меня...

И много ль нужно слабому болвану?

Когда под вечер трудового дня

Весь дом приникнет радостно к экрану.

 

О, Боже мой, - Малахов их герой!..

Каким еще порадует коленцем?

Ну, а по мне: так он сплошной отстой...

Себя я ощущаю отщепенцем.

 

И сам он честен, и глаза не врут,

Пипл схавает... на то они и массы.

"Пусть говорит"? - да сдох бы прямо тут...

Эфир прямой... не отходя от кассы!

 

Наверно, это что-то с головой,

Но тут и я не дрогнул бы ни разу.

Найти бы только кабель силовой -

И топором... и топором - заразу!

 

 * * *

Книжку бросить читать я могу на любой странице,

Все равно не узнаешь - что после слова "конец".

А сюжет угадать так легко по любой частице

Текста. Я в этом деле, скажу без улыбки, спец.

 

Но относится это совсем не ко всякой книге.

Есть немного таких, где неясно вообще, о чем.

Это лучшие. Но ведь так же в реальности - мига,

Когда ясно, про что эта жизнь, напряженно ждем...

 

И напрасно. Про что эти дождь и колючий ветер?

И про что отгоревшие страсть, маета, любовь?

Ты стоишь под дождем... ты остался один на свете...

И про что и зачем эта жгущая сердце боль?

 

 * * *

Господи, ну что он несет? -

Шакалы... удавы...  бараны...

Грезится мне долгий полет

В очень чужедальние страны.

 

Даже и не в Штаты, отнюдь -

Кергелен, Мальдивы, Лесото...

Примешь граммов 200 на грудь,

Где ты, забываешь, и кто ты.

 

Был бы я доволен вполне

Родиной далекой и малой.

Истина, известно, в вине -

Я бы их не выбрал, пожалуй.

 

Мне места другие милей

(Оставляю вам, что поближе),

Типа Елисейских полей...

Но совсем не тех, что в Париже.

 

* * *

 

                        Елене Игнатовой

 

Кто нам жизнь дарует

                    ежечасно, вечно?

Кто нам позволяет

             жить, как мы, беспечно?

Для кого молитвы -

                птах небесных щебет?

У кого сойдутся

                 кредит наш и дебит?

Кто нам шлет прощенье,

                  как и этим птахам,

Не дает сбываться

              нашим детским страхам?

Кто, как малым детям,

              говорит: Не ба луй!..

...Мы с тобой о разном

                    думаем, пожалуй.

Разве это важно? -

              В небе огнь... комета.

Улыбнусь без страха:

                  Доживу ль до лета?

...Не дает погаснуть

                в нас любви усталой.

Не корит за пьянку...

                     ежели по малой.

...Помнит кто о горькой

               водке, черством хлебе

И о знаках чудных на январском небе?

 

А ПОТОМ...

 

Не умел что ли пить? Кто его разберет...

С мелочей начинал, бывало.

А потом посуду смахнет со стола,

Ухожу, мол, от вас - вот и все дела!..

Но и этого было мало.

 

Потемнеет лицом, задрожит щекой:

Знаю... знаю я ваши шашни!..

А потом непременно бежал во двор,

Ну, а там, естественно, за топор -

Вот сейчас порешит домашних.

 

Но вот тут он пугался, наверно, сам,

Да и то - перед самым краем...

А потом как-то пыл уходил в песок

Воду пил из колодца и тер висок,

И садился курить за сараем.

 

Тут и мы, осмелев, облепляли забор -

Дети любят такие сцены.

А потом нас родители звали спать.

Еще живы были отец и мать.

И, я помню, снижали цены.

 

* * *

Под конец июня зацвел жасмин,

Повезло - не в большом, так в малом.

Я в саду и на свете совсем один,

Не нужны мне советчики даром.

 

Не нужны врачи, не нужна родня,

Да их, честно сказать, и нету.

Я бы целое царство отдал за коня,

За волшебную Сивку эту.

 

Я - один. Так и прожил я жизнь свою.

Жизнь была без затей простая.

И порадует вечным своим "пью-пью"

Лишь малиновка, прилетая.

 

Я готов ко всему... Не скажу, что рад,

Но без крика уйду, без стона...

Да вот понял, вдыхая густой аромат,

Как ничтожна моя оборона.

 

Это белое... шепчущее вокруг...

Самой высшей июньской пробы...

Обойдется - мне показалось вдруг.

А с чего бы?.. - подумал. - С чего бы?

 

Но жасмину чужды в сиянье дня

И надежда моя и сомненье.

...А от грустных мыслей отвлек меня,

Хоть на краткий срок... на мгновенье.

 

 * * *

Январь. Каникулы. Дом отдыха под Лугой.

Проселок, заметаемый пургой.

Приехав после сессии с подругой,

На танцах ты знакомишься с другой.

 

Ты пополняешь дивную когорту.

Вся жизнь до встречи - просто старый хлам.

Нехорошо?.. Ужасно?.. Совесть - к черту! -

Тебя как разрубили пополам.

 

Жизнь, как всегда, обходится сурово,

И сам себя сжигает этот пыл.

Как называлось место?.. Толмачево?..

Уже не помню... Все забыл... Забыл.

 

* * *

Помню, как шли мы в одном строю,

Делили табак и спички,

Хоть напоследок вас воспою,

Родные мои сестрички.

 

Сколько нас пало дорогой той,

Как мало теперь осталось...

А был я глупый, горячий, злой

И слова не знал "усталость".

 

Шел тогда в самом первом ряду.

Казалось, что все по плану..

Не мог представить я и в бреду,

Что время придет - отстану.

 

Нет, не догнать вас, подруги, вновь,

Как не стремись, не беги я,

Вера, Надежда и ты, Любовь, -

Сестры мои дорогие.

 

 * * *

Жизнь потихонечку сходит на "нет",

Гасят светильники в актовом зале.

Но разгорается, кажется, свет

Там, куда путь нам с тобой указали.

 

Там... за горами. Ведут нас куда,

Не торопя, но настойчиво знаки.

И я все явственней вижу... о, да! -

Солнце другое светит во мраке.

 

Как пожелаешь, его назови...

Это светило надежды и муки.

Это тревожное солнце любви,

Бледное, слабое - вечной разлуки.

 

   * * *

...Не в любви и не в дружбе... etc...

Дело не в малолетках, бьющих скопом... сворой,

Так что прямо от дома, со своего двора

Тебя увозят в Мечниковскую на "скорой".

 

Дело даже, мне кажется, не в тебе самом

И не в какой-то вине - коллективной... личной.

Кварталы мелькают за окнами... Двор и дом

Уже не представить за оградой больничной.

 

...И даже не в мести - от этого ты далек,

Здесь даже объекта-то нет для такой страсти,

А просто где-то в сердце или душе уголек

Горит. И это не по медицинской части.

 

  * * *

"Что с тобою, сынок?.. Боже мой!.." -

Мне бы кинулась мама навстречу -

"Что случилось, сыночек, с тобой?.."

Не представить... И что ей отвечу?

 

"На кого ты, мой бедный, похож?..

Не таким тебя помню, мой милый?"

Ей, наверно, как под сердце нож,

Показался бы вид мой унылый.

 

Но не встречу. Нигде и никак.

Попадем мы с ней в разные сферы.

Нет, не то, чтобы явлен мне знак,

Тут, скорее, из области веры.

 

Что поделать? Я тихо стою.

Неуместен здесь спор богословский.

Ни к чему... Как бы маму мою

Напугал облик мой стариковский.

 

 * * *

Вот мы вышли на первую линию.

Впереди - никого. Позади

Только елки и сосенки в инее.

Как колотится сердце в груди!

 

Точно в юности - дерзко и весело,

Словно старость - совсем не резон.

Безнадежно в январское месиво

Зарывается наш гарнизон.

 

Поредевший отряд... Поколение...

Безысходно вмерзая в пургу.

Проигравший свое наступление,

Но не сдавший знамена врагу.

 

 * * *

Не порадую Рим и Париж,

Не осчастливлю Лондон с Мадридом.

Пусть поездки укрепляют престиж,

Особенно, с индивидуальным гидом.

 

Скорей, печально, что океан

Тоже присутствием не украшу.

По мне: заграница - сплошной обман,

Буду лучше любить Пискаревку нашу,

 

Буду - Полюстрово и Ручьи,

Богословское - благо, что рядом.

Даже - я искренне, ты не кричи -

И рынок под окнами с пестрым нарядом.

 

В Хельсинки не нанесу визит,

Даже в Упсалу - в оранжерею.

В каждом движенье усталость сквозит:

Загранпаспорт выправить я не успею.

 

Какой-то одолевает страх,

Дрожь в коленках - так прямо и скажем.

Забил я на все, что не в двух шагах,

О, даже на Русский музей с Эрмитажем.

 

Ну, не увижу... О чем жалеть?

Вещей, тех, что рядом, не видел тоже,

Таких очевидных, как жизнь и смерть.

Так о чем здесь жалеть-то, судьбу итожа?

 

Валерий Скобло - поэт, прозаик, публицист. Родился в Ленинграде в 1947 г. Окончил матмех ЛГУ. Работал научным сотрудником в ЦНИИ "Электроприбор". Научные труды в области прикладной математики, радиофизики, оптики. Член Союза писателей Санкт-Петербурга. Стихи, проза, публицистика публиковались в российской и зарубежной (Англия, Беларусь, Болгария, Германия, Дания, Израиль, Ирландия, Канада, Казахстан, США, Финляндия, Эстония и др.) периодике. Журналы: "Арион", "День и ночь", "Звезда", "Зеркало", "Зинзивер", "Иерусалимский журнал", "Интерпоэзия", "Крещатик", "Литературная газета", "Нева", "Новая Юность", "Новый берег", "Сибирские огни", "СловоWord", "Урал" и мн. др. Лауреат премии им. Анны Ахматовой (М., 2012), финалист международных конкурсов стихотворного перевода "С севера на восток" (Хельсинки, 2013 и 2016), дипломант литературной премии им. А.А. Ахматовой (СПб, 2015). Место проживания - Санкт-Петербург.