Татьяна Партина

Кто доживёт до весны?

АВТО

 

Машинка – лучший подарок мальчишке. Вот

К тебе с погремушкой первый приходит стресс

В виде «бибики». Но уже через год

Везёшь на бечёвке первый свой Мерседес.

А вскоре – подругу лет таких же и зим,

В детомобиле, слышишь: «Впейод смотйи»,

И не мечтаешь – знаешь, что будет твоим

Лучшее в мире авто с Машенькой И.

 

Одна секунда, и твой любимый Ниссан

Уже у входа в автомобильный рай

С наклейкой модной «очень крутой пацан»,

С игрушкой клёвой типа шалтай-болтай,

С коробкой пирожных к ужину крем-брюле

И со следами грязных кошачьих лап

На чистом капоте и лобовом стекле,

Со взглядом злым своих ксеноновых ламп.

С оттюнингованным корпусом и золотой

Оправой, чуть опошлившей фонари,

С дочуркиной люлькой, к счастью, в тот миг пустой,

С мягким салоном, с кровью твоей внутри.

 

Механик Петров – кудесник, но редкий хам,

И не такое видел, он хмур и строг.

Запишет в журнале: «Прибыл разбитый в хлам.

Не подлежит ремонту». И подпись – Бог.

 

 

БОГ

 

Вот времена настали – кругом хаос,

Что же налажено чётко – так диалог.

Некто в Живом Журнале ведёт опрос,

На тему – ни много, ни мало – что есть Бог?

 

– Может быть, Бог гуляет в своём саду,

Яблоки пересчитывает, старый жмот,

Кормит синиц, поругивает какаду,

Всё, что в саду находит – в карман кладёт.

Старый секатор, лезвие топора,

Птицы-певуньи платиновое перо –

Сунет в карман находку, а там – дыра!..

Вот и летит на головы наши сор.

Как повезёт – в соседа попал топор,

Банковский счёт в кого-то, в меня – ведро…

 

– Нет у Него ни имени, ни судьбы,

Нет у Него ни сада, ни прочих дел.

Он – пустота, Он только одно лишь «бы» –

Всё, что ты смог бы, если бы захотел.

В каждом Он слове слышен, что ты изрёк,

В каждой твоей строке Он оставил след.

Если ладонью закроешь ты слово «Бог» –

Из-под ладони пробьётся свет.

 

– Представь на миг, что жизнь – утекающий свет,

Огарок свечи, расплавленный парафин…

Бог не романтик, не старец и не поэт,

Когда тебя поддерживает лишь морфин.

 

Жизнь подаёт больному надежды нить.

Нитка гнилая, рвётся – и весь итог.

Но можно тянуть минуты, секунды длить,

Когда ты знаешь и веришь, что Время – Бог.

 

 

ВРЕМЯ

 

Когда тебе девятнадцать, время – прекрасная дама.

Она добра к тебе, как родная мама:

Улыбается, дарит бонусные минуты,

Терпит твоё безразличие – яд цикуты…

И постепенно превращается в гаденького старика –

Примерно к годам сорока.

 

Он тебя ненавидит за жизнь, потраченную впустую.

Даже если ты посадил дерево – клён или тую,

Вырастил сына, построил дом, целый город домов,

Он передвигает стрелки часов,

Обманывает тебя без труда,

В минуты превращает года.

 

 

ГОДЫ

 

Мария Петровна одета в мохнатые боты,

В пальто из шотландки со склада «Привет, неликвиды!».

Она осторожно (ну что тут поделаешь, годы),

Идёт через улицу, тоже видавшую виды.

Навстречу ей мчится склеротик на старой «копейке».

Он с гордостью носит за сбитых старушек медали,

Он дальше капота не видит, так пусть ротозейки

Мечтают о том, чтобы он не попутал педали.

О, сколько мы знаем опасностей при переходе!

С годами уходят и прыткость, и сила смекалки…

Но пусть наша дама одета слегка не по моде –

Она ведь старушка ещё довоенной закалки. 

Она не из тех, кто сдаётся, моя дорогая.

И вот уже визг тормозов, и «копейка» виляет,

И Марья Петровна сидит на капоте живая,

И даже дыру на колготках уже зашивает.

 

 

ДЫРА

 

В кармане моём завелась мировая дыра.

Она поглощает монеты, ключи et setera

По длинному списку условно полезных вещей,

Которые носят обычно в карманах плащей.

Но, кажется мне, исчезают не только они,

А более ценные вещи в отдельные дни.

В дыру провалились профессии (кажется, три)

И два языка иностранных (adieu, mon Paris)

Пропала несносная спутница брака – свекровь,

Любовные письма и собственно с ними любовь…

И надо зашить бы дыру в подходящий момент,

Но был в ней утерян и швейный, увы, инструмент.

Растаяли нитка с иголкой, как лёд на жаре

И, может быть, скоро сама я исчезну в дыре:

Уйду сквозь неё безвозвратно в другие миры

Туда, ёлки-палки, где точно не будет дыры.

 

 

ЁЛКИ-ПАЛКИ

 

В густом лесу стоит огромная ель.

Баба Яга одиноко грустит под ней

И курит коктейль

Из еловых шишек, грибов и сушёных змей.

Яга ворчит: всё меньше елей в лесу.

Зайцы сбежали в поля, давно не сидит

Комар на носу,

Змеи вышли к людям, им лечат радикулит.

– Помню, здесь ругался залётный ямщик,

Орал «ёлки-палки» и много обсценных слов,

Что значат «кирдык»

Всем потерявшимся в царстве еловых лесов.

Да не ступит сюда живая нога!

Не лезь, человек, в этот медвежий угол!

Не знает Яга

Ещё, что ель её сфотографировал Гугл.

Скоро к старейшей ели в этих лесах

Поедут люди, пройдёт через лес шоссе

И будет в кустах

Делать мази из жаб Яга, торговать, как все.

 

 

ЖАБА

 

Жаба степенно прыгает вдоль пруда.

Видит хохочущих девушек с лилиями в волосах.

Жаба грустит: «Я ведь ещё молода».

Думает: «Надо худеть». «Надо худеть!» – стучит у неё в висках.

Трудно быть милой, если талии нет,

Рядом с такими дивами, что здесь затоптали сныть.

Никто в честь тебя не напишет сонет,

Никто не полюбит такую – захочет лишь раздавить.

Но тут, приметив её, запел самец,

Что твой Каррерас, качаясь на ниточках лап.

Толстый, смешной… Какой ни есть, но купец.

А золото – самая толстая жаба из жаб.

 

 

ЗОЛОТО

 

Мальчик Конрад играет возле ручья.

Жёлтый камень сверкает в прозрачной воде.

У сына фермера нет никакого чутья

Пока на богатство, живущее в этой среде.

И ты обещаешь подружке своей:

– Вырасту, купим колечко, как у Марго.

Золото, Конрад, само выбирает людей

И любит смеяться над теми, кто ищет его.

Двери амбара хлопают в темноте.

Камень! – лучшей подпорки тебе не найти.

Три кэгэ золота во всей своей простоте

Три года лежат под ногами у всех на пути.

Потом придут другие, будут искать

То, что кому-то досталось само собой.

Но фортуна приласкает не всю эту рать.

В империи золота не каждый солдат – герой.

 

 

ИМПЕРИЯ

 

В империи – многих разных устоев

Важнее войска и военная мощь…

Почётно, значит, растить героев,

Но лучше воспитывать дочь.

 

Но у каждой империи

Есть провинция

Та, что у моря, смотрит в щёлку двери и

Мечтает порвать с метрополией из принципа.

 

Она вознеслась над крутым обрывом,

Считает суда, стережёт горизонт.

Видит – вот ветер резким порывом

В море чей-то уносит зонт.

У берега тьма полезных ионов,

Фитоницидов и прочих щедрот.

Море вдыхает запахи склонов,

Взамен выдыхает йод.

 

Обрастая маслинами,

Заборчиками,

Склон пахнет маслами, древними винами,

И кивают морю синие колокольчики.

 

 

КОЛОКОЛЬЧИКИ

 

По ком звонят колокольчики

В регулярных парках, садах и лугах,

Качаясь на тонких ногах,

Растопырив лепестков голубые кончики?

Звонят и бренчат, как тоскливый дутар

По эльфам, уснувшим в чаше цветка алтея,

По двум муравьям, тянувшим травинку, потея,

По бойкой пчеле, несущей в улей нектар.

Кто из них доживёт до зимы, до преклонных дней?

Их жизнь короче самой короткой малости.

Буддистский монах подметает тропинку из жалости

К муравьям; но он не один, кто пройдёт по ней.

Мотылёк на пламя зажигалки/костра летит,

Пчела не вытащит жало из чьей-то пятки…

Небо не рухнет на землю, и мир в порядке,

Но колокольчик в саду надрывается и звенит

По всем, кто меньше пальца твоей руки.

Девчушка сорвала цветок, делает селфи…

Осиротевшая королева эльфов

Смахивает ладошкой слезинку с щеки.

 

К списку номеров журнала «ЮЖНОЕ СИЯНИЕ» | К содержанию номера