Рафаэль Шустерович

Азулежу

OCCASIONAL  TATTOO

В  ТОЛПЕ


 

Одуванчик на правой лопатке

Мелькает, играет в прятки.

Нырнёт, задрожит, поманит,

А то замрёт, перестанет.


 

Орнамент, татуировка,

За лямкой прячется ловко,

Туманные шутки шутит,

Туманный пасёт парашютик.

Летят парашюты с экрана

Значками с нотного стана,

Сиреневым по молочным

Полям, примечаньям подстрочным.


 

Мерцающий одуванчик,

Исчезнуть ему не давайте

За сомкнутыми плечами

Процессии чрезвычайной.


 

Гербарный, тон азулежу,

Простишь ли меня, невежу?

Из памяти не изглажу

Случайную эту кражу.


 

AZULEJO


 

Голубое и белое, белое, голубое,

Каолин и кобальт в первом культурном слое,

Это сцена охоты, сцена вступления в город,

Это небо и облако, неба и облака сговор.


 

Голубое и белое, пир ли, война, забава,

Голубое слева и, соответственно, справа.

Это музы и ангелы, листья, цветы, собаки,

Палачи и святые, трюкачи и зеваки.


 

Над нептуновой бездной движутся галеоны,

За серебряной ложкой с ветки следят вороны,

Персонал на вытянутых несёт перемену,

Аристиппу местных рощ посвящая сцену.


 

Выползают на волю лозы пещер Нерона,

Если время есть – оно исключительно оно.

Заводские печи множат и множат сущность.

Голубое и белое, глина, куда ни сунусь.


 

Обживайте гратикулы, резвые и менады,

Голубое и белое светит в иллюминатор,

И покоен взгляд на подпухших глазурных рожах,

И вопрос «зачем?» давно не тревожит прохожих.


 

ЛИЗЕТТА


 

Свет

пронизывает границу двух сред,

двух времён проницает границу,

несостоятельный,

но амбициозный поэт

переворачивает страницу.


 

Тень кружевная

осеняет шитьё,

словно коляску младенца,

и другая швея,

иглой у неё –

жалящий луч, каденция.

Ниткой двойной

размечается зной,

током незримым простёгивается,

но ещё не кончен урок дневной,

история затягивается.


 

Благословенны шьющие,

за рукодельем поющие,

соединяющие ткань и ткань,

благословенны склонившиеся,

тем более – плывущие,

сколько ты их не тирань.


 

***

поёт ли ласточка в полёте

поёт ли


 

поёт ли ласточка во сне

в гнезде застывшем на стене

в гнезде застывшем на дому

где мы переживаем тьму


 

поёт ли ласточка когда

она исчезла из гнезда

птенцов оставила и вот

поёт


 

СОБИРАТЕЛЬСТВО


 

Боги, обжигающие горшки,

Сеющие черепки по холмам,

Собирающие вершки,

Где корешки достаются нам,

Куда вы глядите, когда грядёт

Очи долу небольшой человек –

Неустановленный Геродот,

Полуневидимый имярек,

Бормотатель волшебных слов,

По карманам – черепковый улов?


 

Он пожинает византийский посев,

Пересыпает персидский прах,

В сердце – лев и сердце – лев,

Слова сосновые на губах.


 

ПЫЛЬ


 

Взглядом скитайся по зазеркальям,

словно маршан по стылым мансардам

нищих художников, ждущих славы,

пусть презираемой – вожделенной.


 

Автопортрету за амальгамой

смейся, покуда он существует

в воображении этих стекол –

в темных ущельях, сырых туманах.


 

Что тебя манит, каких сокровищ

ты добиваешься, странник несытый,

по закоулкам, где свет поставлен

самым безумным из режиссёров?


 

d581


 

Шуберта играют. Кажется, анданте.

Кто не понимает, надо бы понять.

Всё возьмите, Шуберта отдайте,

Пусть плывёт по водам или вспять.


 

Сколько теперь, по клавиатуре,

Сколько теперь, смычком по струне.

Вдоль ручья по тропке, во поле, в порту ли,

Но по звуку, как по волне.


 

Вот опять ближе, схватит-отпустит,

Вот опять напомнит, кто его слыхал.

Головы не чешет, парика не пудрит,

Юный да ранний, мёртвый нахал.


 

Пробуйте, журчите, вы теперь свободны,

Пробуйте, летите, вы теперь ничьи.

Пальцы, струны, холодные колонны.

Прозрачные птицы, светлые ручьи.


 

РЫБА

(МАКС  БЕКМАНН)


 

Ясное дело рыба:

рыба – фаллический знак,

высунет круглое рыло –

и пропадаешь за так,


 

распрощаешься с берегом,

разменяешься с Берингом.


 

Рыба подмышкой, рыба в руке,

рыба с мальчишкой на холодке,

рыба с медведем на перекате,

со стариком – три дуба в обхвате,


 

рыба-жестянка, рыба-луна,

рыба – морзянка с тёмного дна,

рыба

в символической сетке,

ужина

золотые объедки.


 

САНТ’АГАТА  ФЕЛЬТРИЯ


 

Дом богача, дом бедняка,

церковь, башня, река,

рынок, замок, дремучий лес,

хижина рыбака.


 

Ручка крутится, ворот скрипит,

следующий пейзаж.

Рабочий сцены – он не спит,

он даже впадает в раж.


 

Восемь рядов, бирюзовый плюш,

в каждом ряду шесть мест;

каждый играющий жизнь неуклюж,

скоро ему надоест.


 

Вертят ангелы небосвод,

судьбы тасует рок,

рабочий вытащил бутерброд,

что он себе приберёг?


 

Бледная дева, румяный князь,

ведьма, ханжа-монах

перебивают друг друга, смеясь,

плача, скрывая страх.


 

Сон бедняка, сон богача,

замок, рынок, река,

дом врача, дом палача,

хижина рыбака.


 

ОТАРА


 

бурьян атакуют овцы

овец атакуют цапли

коршун целит в цапель

царствуй коршун царствуй


 

нищий герб пустынных вещей

серединного моря прана

цапля выклёвывающая клещей

из взъерошенного барана


 

ПЕРФОРМАНС

(ЙОЗЕФ  БОЙС)


 

этот лётчик падал с неба

прямо в крымскую пургу

рана лютая краснела

на лавандовом лугу


 

войлок сало сало войлок

бред тевтонских октябрят

первобытный мёрзлый творог

из которого творят


 

так пикируют икары

молодёжных мелодрам

и бэкграунд вечной свары

вырывается из рам


 

степь огонь лепёшка камень

камень войлок степь огонь

кто прикован кто прикаян

кто пылает только тронь


 

снись юнцу снежок уютный 

спесь спасённого гонца

снег уютный свет попутный

пепла жидкая грязца


 

FOUND


 

На свалке металлического хлама

Найдём предмет на два-три килограмма,

В нём по завету бедного Дюшана

Отыщем элементы содержания.

Приставим шестерёнку и рессору,

Неявно воплощающую ссору,

Струбцин эксплуатируя фактуру,

Дадим им олицетворять культуру,

Клубок колючей проволоки – этим

Любви бессменной сложности отметим.

Блажен тот мир, где ты во всякой дряни

Предполагаешь тайный смысл заране,

Где ты на складе мёртвого металла –

Как будто бы одной природы мало –

Найдёшь объект, подобный странной формой

Прошедшей жизни – взвешенной, повторной.


 

SKILLS


 

Случается, изобретёшь систему

бессмертия – и носишься, как с торбой

повапленной, и слушаешь с высот

аплодисменты Одена и Фроста,

и дантовы конструкции дрожат

от восхищенья, и Фальстаф хохочет,

и чешет пятку буйный Ахиллес.

А ты меж тем изобретёшь другую

систему – и несёшь её, как торбу

повапленную.


 

УТРО


 

Раз в триста лет находится отшельник

и ворон на отшельника. Раз в триста,

нет, в тыщу лет, находится ломоть

увесистый – его приносит в клюве

казённый ворон. Скажем, чёрный ангел,

назначенный присматривать за тем,

кто по утрам не ведает в пустыне,

с чего начать, умывшись у ручья,

день дармовой. Счастливый день студёный.

День жаркий, день дождливый, грозовой –

ломоть случайной, ненасытной жизни.

Итак – рассвет, журчание ручья

в промоине навстречу Иордану –

и ворон на подлёте. Вот его

привычный груз. И можешь быть уверен:

для ворона день даром не прошёл.


   

 

К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера