Сергей Александровский

Заветная горизонталь. Стихотворения

МЕТАМОРФОЗЫ

Что ж, дорогие мои современники,
Весело вам?
Георгий Иванов


Бессильны мифы, и безвластны книги,
Бесцелен вопль, и безнадежен стон!
Лети, лети на тройке, Фаэтон –
Она покорней греческой квадриги.

Стремлению светил наперерез –
Лети, испепеляя в буйстве юном;
Лети! Уже карающим перуном
Не разразит низверженный Зевес!

Безумья пламень льет с небес возница,
Скормив коням охапку белены.
Зачислена в орудия войны
Отныне семиствольная цевница;

Усеяны шипами струны лир,
Поют они высоковольтным током…
И Полифем, блистая сытым оком,
Из хитреца вытапливает жир.

Немейский лев грызет Геракла с хрустом,
Разит Эрота Фебова стрела;
Киприда же, в чем пена родила,
На хитром ложе любится с Прокрустом.

В изгнании великий умер Пан,
Сиринга мчит, преследуема быдлом;
Полны конюшни Авгия – повидлом,
И трезвенник Силен от жажды пьян.

И свой же лик Нарциссу ненавистен,
И мучит уши пение сирен;
И Хронос, похотливый старый хрен,
Срывает лифчики с кричащих Истин…

Троянский конь – могучий коренник,
А пристяжные – Хризаор с Пегасом.
Вопи, Орфей, в пустыне скорбным гласом! –
Все мчится птица-тройка напрямик:

Несется, вдаль безудержно стремясь,
И сеет за собой метаморфозы.
Как хороши, как свежи были розы,
Моей страною брошенные в грязь!

На помраченный век пенять Судьбе –
Негоже: ты – посланник, хоть и пленник.
Но все же, дорогой мой современник –
Ужель и правда весело тебе?

ПОСЛЕ БИТВЫ


Гей вы! слушайте, вольные волки..!
Валерий Брюсов


На скатерти снегов – огрызки тел.
Сначала – левый глаз, а после – правый, –
И сытый ворон медленно взлетел,
Запасливо неся кусок кровавый.

Седок примерз к убитому коню,
И волчье солнце встало над равниной.
В нехитром списке волчьего меню
Сей ночью – человечина с кониной…

Нагих и мертвых вьюги замели;
Орда ушла, укутана в тулупы.
Кочевник, хищный гость чужой земли,
Не прибирает вражеские трупы.

И гимном вольной жизни кочевой
Вороний грай звучит, – и волчий вой.

СИНИЙ ТРОЛЛЕЙБУС


Геннадию Зельдовичу
Твои пассажиры – матросы твои…
Булат Окуджава


Задняя дверь отнялась у троллейбуса.
Выйти – что выдать решение ребуса!

Публика зычно взывает к водителю,
Будто ребенок капризный к родителю.

Здесь поголовно становятся ловкими,
Крепкими – между двумя остановками.

Публика рвется сквозь крики и прения,
Публика борется с силою трения,

Публика смята, зажата, раздавлена;
Здесь торжествует учение Дарвина.

Двери берутся младыми и старыми,
Словно ворота Рязани татарами:

Людям не терпится выбраться первыми,
А не за разными прочими стервами.

В синем троллейбусе душно от ругани,
В синем троллейбусе дети испуганы,

В синем троллейбусе – давка и паника.
В синем троллейбусе – гибель «Титаника».

ЖАЛОБА ЭЛЛИНА

Александрия, IV в.

Как тяжко умирают города!
Как безнадежно исчезают страны!
Их затопляют пламенем вулканы,
Их погребает мощная вода.

Их сокрушает ярая орда,
Их удушают хищные тираны;
Где боги были – встали истуканы,
И все пути уходят в никуда.

И Аполлона позабыла высь,
И в храме воет волк и рыщет рысь,
И Мелеагра не страшатся вепри;

И неизбывна череда скорбей!
И катит, катит шарик скарабей,
Не зная, что подобен богу Хепри…

ЖАЛОБА РИМЛЯНИНА


Имперские поруганы останки,
Былого блеска некому сберечь…
На стогнах – готы, а в чертогах – франки.
Все как один корежат нашу речь.

Несмысленным извергнутые лаем,
Витают получуждые слова,
А мы понять отчаянно желаем,
И сдерживаем гнев едва-едва.

Воинственны, безжалостны и тупы,
Вандалы пьют ячменную бурду,
Латинских слов изглоданные трупы
Выхаркивая в яростном бреду.

И тонут падежи в безумье пьяном,
Спряженья гибнут под нестройный гул…
И, как под слоем лавы Геркуланум,
Под слоем пыли кроется Катулл.

Но снидет новый век. И будет Хлодвиг,
И будет песнь, звенящая, как сталь,
И Нибелунги выступят на подвиг,
И двинется Роланд на Ронсеваль.

Заискрятся изысканные вина,
Заплачет лира в варварской руке…
И зазвучит Commedia Divina
На нашем искаженном языке.




ФАКСИМИЛЕ


…Θ. Тютчевъ; И. Анненскiй…

Как азбуку в расход ни выводи –
Она восстанет буквою литою.
Вот – имя: улыбается фитою,
Иль салютует точкою над i.

Наш век смахнул, что крошки со стола,
Наследие отвергнутого класса,
И позабыла литерная касса,
Где ижица прописана была.

Век вытирал былое так и сяк…
Но имена заветные – не вытер!
В них – вечная печать почтенных литер,
В них на исконном месте твердый знак, –

Которому дозволено сиять
Нетленным знаком творчества «на ять».

ПОЭТЫ

Молниеносным выпадом грозя,
Ступает пешка – и она побита:
Создательницу славного гамбита
Нещадно губит краткая стезя.

Иною пешкой рисковать нельзя,
И ей надежная нужна защита:
Из нежной пены встала Афродита –
Из хрупкой пешки вознесут ферзя…

Ну что ж, гори, гори, моя звезда!..
Ведомые неведомо куда,
Мы веруем, что путь нам рассчитали.

Мы – точно пешки: мы не ходим вспять.
Нам велено: играть, а не стоять! –
И на заветной пасть горизонтали…

СОСУЛЬКИ


Мы молодой весны гонцы…
Тютчев


Сосульки резво прыгают с карнизов,
Бросая нам весенний звонкий вызов;
Срываются в восторженное сальто
Над островками первого асфальта.
Они свисали, сонны и неловки,
Холодные стеклянные морковки…
И – ухнули!
И – цокнули!
И – разом
Явились глазу колотым алмазом!
На тротуарах искристы и колки
Недвижной жизни славные осколки…
Не страшно пропадать в ударе хлестком,
Коль вешний мир признал тебя по блесткам,
А зимний сон растаял за плечами…
Пускай земля умоется ручьями!
С беспечным плеском и задорным бульком
Нестись по ней отчаянным сосулькам.

***

Друг друга отражают зеркала…
Георгий Иванов


Пылай, огонь, пылай… Кого привлек?
И что возникнет пред упрямым взором?
Быть может, заповедным коридором
Летит потусторонний мотылек?

Кто близится? Его ли ты искал?
Ужель ошибся кругом или слоем –
И нетопырь, взбешенный адским зноем,
Метнется между спаренных зеркал?

Эфирные вращаются шары –
И чутко внемлешь их разноголосью,
Восставленный перед волшебной осью,
Пронзающей незримые миры.

Хранящая подъемлется ладонь,
Беду отводит, не дает в обиду, –
И шлет голубокрылую сильфиду,
Которую не опалит огонь.

Друг друга отражают зеркала,
Строка стремится в анфилады света,
И Муза опекает мысль поэта,
Пока свеча не догорит дотла.

СОНЕТ

И в наши дни пленяет он поэта…
Пушкин


Гекзаметра священные напевы,
Протяжный строй классических баллад,
Терцин чеканных неразрывный лад –
Вы, звонкие, изысканные – где вы?

Возвышенной словесности посевы,
Как быстро вас незримый выбил град!
Теперь беспечный стих не ждет наград
От нежной недоступной королевы.

Как вольный грех, беспечен вольный стих;
О где вы – Ад, Чистилище и Рай?
Благую рифму пожирает Лета…

Но жив сонет, свидетель дней иных!
Чекань его, поэт, не презирай:
Суровый Дант не презирал сонета.

ДАР БЕССМЕРТНЫЙ

Из древней тьмы, на мировом погосте
Звучат лишь Письмена.

Ив. Бунин


Остатки брошки и фрагменты пряжки,
Обломки статуй и осколки ваз…
Из древней тьмы твердили столько раз:
Предметы хрупки, а столетья тяжки.

Лишь письмена! И раб не знал поблажки,
Без устали врезая в диабаз
Священный стих иль царственный указ,
И смерть была рабу ценой промашки.

Лишь письмена! Бормочет диск из Феста,
Глаголет новгородская береста,
Вещает Бехистунская скала…

Лишь слово! Диск на критском,
лист на русском…
Египтянам поклон, привет этрускам –
И вам, о современники, хвала!


***
В уединенье выплавить свой дух…
Максимилиан Волошин


В уединенье выплавить свой дух,
От мира скрыться, точно вещий инок –
Теперь, сейчас, немедля, без заминок
Покинуть суеты вседневной рынок!
Уже пощады просят взор и слух!

Но миновало время недотрог,
И не исчезнешь, как в стогу иголка,
Средь гула, гама, гомона и голка;
И если ноги не прокормят волка,
То мир его согнет в бараний рог.

Крепись, отшельник: след и пить, и есть,
Платить за келью – то бишь, за квартиру;
Ты сдуру токмо бесишься, не с жиру;
И, словно шлюха, отдаешься миру,
Вотще и втуне измышляя месть.

Становишься «исчадием контор»,
Как не без яду сказано у Китса.
Век шествует, покой нам только снится,
И хлеб насущный заменяет пицца,
И с миром навсегда проигран спор.

Приемли городской угрюмый гуд,
Забудь о вешних зорях, майских росах,
Забрось подальше иноческий посох –
С упорством, сущим в мухах или осах
Вокруг тебя жужжит и вьется люд…

Невмочь? Тогда забейся в сельский дом,
Дабы на склоне дня бродить по лугу,
Внимать пичугам и любить подругу,
И выплавлять свой дух, склоняясь к плугу,
Живя неспешным праведным трудом,

И – слушая классический квартет:
Осел, козел, топтыгин и мартышка…
Что ж, радио – соседская страстишка…
И Баратынский прав: похоже – крышка,
И на земли уединенья нет.

***

Как в Греции богам пришли минуты грозны…
И. А. Крылов


О Делиях, Лилетах и Лаисах
Певали те, кто жили прежде нас;
О том, как день зажегся, как погас;
О лаврах славных, скорбных кипарисах;

О храмах древних, о пустынных мысах,
И о снегах, горящих, как алмаз…
Но пастбищем соделали Парнас –
И пуст Парнас, и ключ Кастальский высох.

Все менее добра, все боле зла
На свете белом, где была светла
Печаль сама, надеждой осиянна…

Ложится мгла. Весь мир огромный пуст…
И гулким эхом слово наших уст
Гремит, как Откровенье Иоанна.

***

Памяти моей бабушки, Лидии Григорьевны
Шуваловой- Александровской

Вспомним, как в первые веки отшельники жили…
А. Н. Майков

Где ты, изысканность русской медлительной речи
В чинной беседе, чеканном стихе или прозе?
Где соловей, столь застенчиво певший о розе? –
Где вы, жемчужные зерна в житейском навозе?..
Время зажечь, Диоген, поминальные свечи.

Слово родное, в потомстве не жди благостыни!
Русь обнищала и тяжко шагает в потемки;
Злато Фортуны просыплется вон из котомки,
И за щекой одичалые спрячут потомки
Тусклый заемный медяк обрусевшей латыни.

Век-волкодав! Не бывало хитрей и коварней.
Он за двуногой дворнягой брюхатил дворнягу,
Чтобы плодились на благо всеобщему благу…
Черный спускайте корабль на священную влагу,
Ибо проиграна схватка с несмысленной псарней.

Предки творили – потомки сберечь не сумели!
Замков песчаных, а паче – воздушных, не строю:
Не забываю про участь, постигшую Трою…
Ты, Салтыков, сострадал сиволапому рою –
Радуйся: Русью всецело владычат Емели.

Мелет – ничуть не робея, вседневно грубея, –
Мелет Емелин язык – да не видно помола.
Что ж, назидательна участь родного глагола:
Не умереть под пятой живодера-монгола,
Не уцелеть на устах живоглота-плебея.

…Дай нам, пустынник, дубовые чаши и кружки:
Сядем под липой и справим безмолвную тризну.
Отче, поистине больно бесславить отчизну!
Русь уходящая, злую прости укоризну –
Ибо ни чести себе не ищу, ни полушки.

Впрочем, и в первые веки отшельники жили…
Мы–и конец, и начало, и прочные звенья!
Путь продолжается – лишь бы достало терпенья.
Русское поле. И все под ногами – каменья.
Версты и версты. А может быть, мили и мили…

МЕТЕОР

Негромкая, безвестная строка!
Ты – нежная молекула белка,
Летящая в заледенелом камне…
Ты, хрупкая, дарована была мне
Не знаю как… Ты – смысл дороги давней
Сквозь черные бездонные века.

Я одинок. Я холоден и глянцев.
Я уязвим среди палящих танцев
Сверхновых солнц… Но я – судьба, и связь;
Я – древнего Творенья ипостась,
И я прорвусь сквозь ад протуберанцев,
Со звездным притяжением борясь.

Пронзаю мрак немыслимою верой,
Что впереди возникнет контур серый…
Вселенная взывает: долети!
А Вечность – ухмыляется химерой…
. . . . . . .
Я верую! –
В планету на пути.
Заветную.
С водой и атмосферой.

***

К чему бесплодно спорить с веком?
Пушкин


Шагай, последний внук последних римлян,
И не враждуй с прохожей мелюзгой…
Ты – пасынок столетия, изгой;
Ты сделался несноснейшим брюзгой,
Заносчив, проспиртован и продымлен.
Родившийся в разгар чужого пира,
Ты – стрекоза, не ждавшая зимы.
То строки, то гроши беря взаймы,
Ты, право, недалече от сумы, –
Но Бог тебе пошлет кусочек сыра.
Шагай и уповай на милость Божью.
Над миром – ледяная ночь, мистраль.
И разум спит. И дух растленный жаль.
И жаль родную речь – ее хрусталь,
Влекомый грубо прочь по бездорожью.
Прислужница кармана и желудка,
Эпоха, одержимая толпой, –
Забудь о ней. Шагай своей тропой.
Тебе ли ненавидеть век тупой,
В котором лиру заглушила дудка?
В стране ополоумевшего смерда
Ты – пережиток прошлого. Пускай.
Ты – сволочь, а не Цезарь? Привыкай.
Ты – просто Кай. Не Юлий – просто Кай,
Которого за что-то любит Герда.
Какие ссоры с веком? Что за склоки?
Зачем твердить без устали «долой»?
Он канул – век серебряный, былой…
Ты – просто впечатлительный элой,
А белым светом властвуют морлоки.

Какие счеты с жизнью оскуделой?
Хлебни вина. Помедли. Закури.
Ты избран в стихотворцы, не в цари.
Тебе велели: «делай иль умри».
Настанет срок – умрешь. А нынче – делай:

«Сверкает синь, свергаются капели.
Простор и свет, покой и тишина…»
Помедли. Закури. Хлебни вина…
В тебе ли нынче дрогнула струна,
Иль выси запредельные запели?

Шагай. Ужель тебя покинет Муза?
Блюдет она избранников своих:
Не будь излишне тих, излишне лих –
И примет Муза меткий, звонкий стих,
Как шар бильярдный принимает луза.

Владеющий отзывчивою лирой,
Ужель никчемной злобе сдашься в плен?
Ужель не чаешь добрых перемен?
Уймись. Не обрати таланта в тлен,
И ямы дару Божьему не вырой.

Зажиточному сроден захолустью,
Дичает мир, – но, может быть, не весь?
И разве смертный в чем-то властен здесь?..
Бесплодна спесь, но плодотворна смесь
Немеркнущей любви со светлой грустью.
А ты писал в исчерканной тетради:
«Не чадо века, но брезгливый гость, –
Не кровь его, не плоть его, не кость…»
«– Мой милый, отчего такая злость? –
Неслышно молвит кедринский Саади.

– Ведь миновали мартовские иды,
Век-волкодав попался ведь в капкан,
Ведь не цикуту льешь себе в стакан!..
Уймись, последний отпрыск могикан,
Последний человек из Атлантиды!

– Пускай прияло время облик бычий,
Пускай следы безжалостных копыт
Найдет по нем историк-следопыт –
Певец ли тот, кто в ярости хрипит?
Ох, у поэтов есть такой обычай…»

Он прав. Ну что ж, да будет гнев отброшен!
А если дух растлился в наши дни,
Я вспомню: так бывало искони.
«– Все минет… Прах житейский отряхни, –
Участливо советует Волошин.

– Тебе на долю выпал век отлива,
Но ты во свет шагай, а не во мрак,
И помни: ты – богач, а не бедняк,
И хлебный злак расти, а не сорняк,
Дабы в грядущем волновалась нива…»

И я с восторгом вящим чую, как
Грядущее меня объемлет лживо…

***

Это то, что в этом мире
Называется судьбой.
Георгий Иванов

Это новая страница
В эпилоге старой книги…
Неужели это лица –
То-есть, лики, а не фиги?
Не взыщите: это люди –
Просто люди, а не звери.
Это лишь исчадья чуди,
Это лишь отродья мери.
Это то, что в этом мире
Называется распадом.
Это пустоши все шире
За во тьму бредущим стадом –
Ибо суетному стаду
На потраву дали ниву,
Ибо алчущему аду
Приготовили поживу;

Ибо забубенный Каин
На приволье небывалом,
Как наследник и хозяин,
Невозбранно правит балом.
Ибо повседневно задан
Тон кощунственному гулу;
Ибо повсеместно ладан
Воскурили Вельзевулу.
И вершины горных кряжей
Не покроет грозной хлябью:
Парка долгой, долгой пряжей
Одарила расу рабью.
И под чахлою сосною,
На глухом возросшей бреге,
Тщетный сон приснится Ною
О прибежище в ковчеге.

ANNO DOMINI


…ты живешь там, где престол сатаны…
Откр. 2 : 13


Пируют и не ведают вины,
Гогочут, осушая чашу яда…
Тебе – отрава, им, увы, – отрада:
Им сладок сок бесовской белены.

И свечи мессы черной зажжены,
И чистая заплевана лампада…
Но ты, живущий меж исчадий ада,
Не кланяйся престолу сатаны!

Да, хищный брат, убивший древле брата,
Возводит царство черного квадрата, –
Но ты о чуде Господа моли.

Нет, на эпоху не наложишь вето,
И соль земли засыпал сор земли, –
Но светлое придет Господне лето.

К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера