Эдуард Учаров

В землю, как в масло, на час уходи

 

 

Родился в Тольятти в 1978 году.  Окончил Академию труда и социальных отношений (юридический факультет). Живёт в Казани. Стихи публиковались в газете «Литературная Россия»; журналах: «Дружба Народов», «День и Ночь», «Современная Поэзия» и других. Победитель Турнира Поэтов Литературной Универсиады в Казани 2013. Автор книг стихов «Подворотня», Краснодар, 2011 и «SOSтояние весомости», Казань, 2012.

 

Самара: бункер Сталина

 

В землю, как в масло, на час уходи,

звякая лезвием взора,

и под конец рукоятью груди

не ощущая упора.

 

Слыша, как глохнет скрипучий вопрос

при пересчёте ступеней:

этот ли воздух просвечен насквозь

мглою декабрьских бдений?

 

Этот ли бог за зелёным сукном

мог разражаться эдиктом?

Глубже и глубже, как сумрачный гном,

в шахту сомненья входи ты.

 

Вдруг понимая, что в списке наград

нужен таланту не букер,

а бесконечный и внутренний ад –

голову давящий бункер.

 

Чтобы, когда побоявшись остыть,

в поисках вечного солнца,

за драпировку заглядывал ты –

и не увидел оконца.

 

Кесарь

 

Колодезная рябь –

на хруст, как всхлип ребёнка,

пелёнка рвётся тонко

о льдинку ноября,

 

где огненный сазан,

набухнув пухлой брюквой,

мелькнёт нелепой буквой,

плывя реке в казан.

 

Раз так заведено –

в круги проплыть от камня,

что в небо гулко канул,

ударившись о дно.

 

Моря спадают ниц,

к луне отходят воды,

и кесарь время водит

по лону рожениц.

 

 

Аменхотеп Иванович

 

За артефактом Мемнона на питерском листе
Аменхотеп Иванович загадочно блестел.


Молчанием взбешённого, но мудрого леща
Он расползался буквами, по клеточкам треща.


Он волновался волнами наждачными Невы,
Сопел, жестикулировал и разве что не выл.


И грудью синь взрезая - как сердцем на ухаб,
Багровыми подтёками рассвета набухал.


А в это время в сладости омытых кровью фикс
Всё клянчил взгляды каверзно озябший утром сфинкс.

 

Идол

 

Над капищем развеется зола,

Придут на смену боги постоянства,

Аллах отменит жертвенное пьянство,

И канет жрец в нарубленный салат.

 

Послышится едва заметный скрип

Уключин лодки в серых водах талых,

Сознание погаснет в ритуалах,

Пока паромщик в церкви не охрип.

 

Качнётся берег, жизнь проговорив.

По отблеску божественной идеи

Плывут обратно волнами недели,

О разум разбиваясь в брызги рифм.

 

Мы вечно снимся миру: ты и я,

Безвременьем невинно обожжёны.

Кольцо на пальце – наша протяжённость,

А спящий камень – форма бытия.

 

 

Обломов. Вариации.

 

Действенная тоска – штрих к моему портрету, 
Грифельный скрип по аспидному сланцу. 
Если выведет кривая, то я приеду 
Нищим принцем с князьком-оборванцем. 
Вырвусь из грязи, это нехитрое дело, 

Друга представлю – немецкий мой кореш, 
Кровь разгоняет, дабы не очень густела. 
Кстати, чем нас с Андрюхой покормишь?


Есть некий план: «Бельведерского Аполлона» 
Охолодить Корреджовой «Ночью».
Как ты считаешь, хватит пивного баллона 
Туфли испачкать римскою почвой?
Грум запрягает праздничный выход трамвая,
День ест от солнца последнюю дольку.
Три остановки, но до конечного рая 
Всё не доеду, милая Ольга.

 

 

 

К списку номеров журнала «ГРАФИТ» | К содержанию номера