Молодая поэзия Астаны

: Ануар Дуйсенбинов, Петр Бочкарев, Александр Касымбаев, Евгений Кирсанов. Предисловие Каната Омара



    Подборка стихов вольнослушателей Открытой Литературной Школы Астаны, которые с различной степенью регулярности посещали семинар поэзии (что вовсе не относится к Ануару Дуйсенбинову, чьё присутствие всегда было весьма эфемерным), объединена одним ценным свойством – она абсолютно живая. Речь каждого автора взволнованна и прерывиста, а аргументы просты и неожиданны.

    Примечательно, что та смелость, которую демонстрирует А. Дуйсенбинов, в таких вещах как «февральапрель апрельфевраль сәуірақпан», стараясь зафиксировать уникальную ситуацию здесь и сейчас, в своих программных вещах уже демонстрировал ведущий казахстанский автор Павел Банников.

   Интересны по-своему все авторы подборки: Александр Касымбаев, Евгений Кирсанов и Пётр Бочкарёв, но последний ещё и радует весёлым и нахальным взглядом на происшествия зримого и – в ещё большей степени – незримого миров, чем несколько напоминает Введенского.

   Надеюсь, каждый найдёт для себя в подборке что-то неожиданно знакомое, но всё же и отличное от уже знакомого.
                                             Канат ОМАР

Ануар Дуйсенбинов

LASTSUMMEREVENING

"Это просто осень поперек весны." Г.Л. Олди


усталый пепел угасающего лета срывался с пальцев вниз, тонул в асфальте.
молчание неба вспарывали птицы, молчание утра - песни с минарета. все звуки в вальсе.
молчание привязывалось к тем, кто уходил.
не оставался.

забытый берег скомканной реки пестрил осколками покинутых бутылок, сверкал отчаяньем.
курить приятнее уставившись в родной затылок, а взгляд правдивее ловить случайно.
если летать, то птицей, без закрылок; если болеть, то так чтобы и ночь кричала.
и ночь кричала.

пульс вторил ритму качающейся речи, пересекающей границы рифм и строк.
пьянящий ветер, символ вечной веры нес запахи про детство и Восток.
вода облизывала пятки, прохладой целовала кожу
чуть выше стоп.

свет оставлял на нас невидимую печать - прочувствовать, но не смыть.
взором, если тонуть вперед, небо и твердь смыкаются без тесьмы.
время не лечит и не летит, время - умелый вор, карманы его тесны.
щелкнул огнем. подпалил сигарету. выдохнул осень.
поперек весны.

АЛЕКСУ

чтобы сказать что-то всем иногда нужно сказать это другу.

Мир не устроен как механизм, Алекс, это только его обложка, защитный слой.
Люди утверждают что жить - это тонкое ремесло.
Каждый ищет русло, воинственно вздымает весла,
Мы довольны и тем, что течением принесло.

Я порой ощущаю свое бессмертие, Алекс, время видится мне нелепым,
Сказкой для устрашенных и для детей их,
Отливающих статуи славы в дымных своих литейнях,
Безжизненных богадельнях, душных спальнях.
И все бы дельно, Алекс, если бы слава умела украсить не только склепы.
И пусть мы с тобой просто слепы, а весь мир состоит из зрячих,
Из всевидящих, всепознавших, терракотовых мертвых слепков,
Мы - живые, а это значит - смерть не станет нам вечной клеткой.

Если я что-то и знаю о братстве, Алекс, оно точно не зависит от содержимого твоих жил.

Никогда в своей жизни я ничем так не дорожил,
Как вот этим чувством, что внутри у тебя постоянная напряженность стальных
пружин.
Даже думается, что вряд ли я чем-нибудь его заслужил.
Знаешь, мы так и не выучились использовать проторенные тропы.
Все еще руководствуемся импульсом там, где больше подходит опыт.
К некоторым словам, Алекс, применим только грустный шепот,
Но мы все еще прячем их в неразборчивый пьяный гогот.

Да, мы любим желчь изрыгать словно пламя из уст факира,
Каждый свободный, злой, безнаказанный и задира,
И, конечно, прожженный спец по вопросам устройства мира.
Только мир это музыка, Алекс, и ты - архитектор мира,
Пресловутый судьбы кузнец от самых Андов и до Памира.
Сложность нашего восприятия против этой простой идеи -
Лишь изысканная сатира.

По предмету дружелюбия и контакта мы давно получили неуд.
Время - вечный рыбак, к нам протягивает свой невод.
Мы же, Алекс, тихо лежим на дне вот
И глядим не мигая словно два большеглазых ската,
И плывем от заката и до заката
Над бескрайним песчаным дном,
Рыбам кажется, что над небом.

poem A.: lullaby

как мой город гаснет и замирает если в нем не звучит твой голос
как со взлетных полос остывающих всходит последний жар
как тягучая пустота обращает мне сердце в полость
если вдруг произносишь, что тебе пора уезжать

как кому-то новое утро вскрывает веки, а нам бессонным всегда сшивает
как асфальт нам и пьедестал и уют дорожный, созданный на привале
и последние "я люблю" углубляются в твердь души моей словно сваи
мы всегда свои даже там, куда нас не звали

кто тот ваятель, что в тебе уместил столько боли и пронзительной красоты
где ребенок тот, что меня рисовал робким пальцем да на песке

кто в нас вшил эту чувственность как антенну для ретрансляции высоты
кто вписал этот код одиночества пульсирующий в виске

а ты спи и не открывай очей, моя легкость, не дрейфь из-за мелочей
всех беззвездных ночей стоит только тепло от объятий твоих и плеч
знай, что дом там где птицы взрывают грудь, распадаясь на тьму лучей
знай, что дом обретенный иначе - ложь, которую не уберечь

разве мы не познали зимы, не испили отчаянья, не пресытились тишиной
разве мы не любили, вмерзая губами в имя, застывшее перед взором
полно, легкость моя, разве свет не играет в нас звонкой тугой струной
разве нас не клеймили, не навешали ярлыков глупейших в порядке вздора
разве это нам важно, сердце мое, веки свои смыкай
ровно дыши дотлевающей и последней
чем мы глубже молчим, тем им обидней
если кто-то исходит ядом, изливающимся за край
если ранить хотят - пускай
разве мы не играли с раннего детства во все их танцы
разве мы не взрастили себе хитиновый черный панцирь
тише, солнце мое, докуривай
засыпай


Петр Бочкарев

* * *
                                     МЕРТВЫЕ ЦИТАТЫ

Живет жилец в своем дворе,
Живут ежи в своей норе,
Живет метла в своем углу,
Живет мертвец в своем гробу.

Мертвец скрипит зубами, он
Желает жить и есть бульон,


Сказать он хочет чепуху,
Желает быть он на слуху.

Мертвец бормочет нам триптих,
Скрипит зубами белый стих.
Мертвец цитаты говорит,
Жилец их завтра повторит

И тем живет весь наш народ,
Что вечно смотрит мертвым в рот,
И в страхе слышит в темноте:
"Ци Та Ты Те, Ци Та Ты Те"

* * *
Снег сдавлен, словно торт Наполеон,
Уже не слышен дисков скрежет.
Вчера автобус мчался на обгон,
Сейчас бордюр колеса режет.

Кондуктор просит голосовать рублем,
Под бюллетень карман подставил.
Вообразил рояль сидящий за рулем,
Не зная нот, педали жмет без правил.

Держась за поручень, мы остановку ждем.
Стеклом окна глядят на нас плакаты,
Их осенью еще приклеили дождем,
А мы стоим, ленивы и горбаты.

* * *
Без окон, слеп от копоти, черный небоскреб
Меня позвали, Господи, туда, в его пентхауз
Есть тухлую рыбу ножом,
Но я ушел
В спасительный подвал,
Где теплых труб
И нежных губ гранит
Мой сон хранит.


* * *
Ты видишь, Боги не наелись
Олимп велик. Луна светла.
Слепые звезды разлетелись
Как крошки с барского стола

Теперь не спи, пиши поэму
Теперь коли, руби и режь!
Пусть льются зрелища на Землю
Про жизнь достойных и невеж!

А Боги хлопают в ладоши,
Жуют губами белый хлеб,
С небес летят злотые гроши,
Хотя спектакль был нелеп.


Александр Касымбаев


ДВЕРЬ

Я стою перед дверью окованной
И слова повторяю волшебные:
Отворитесь! Я пришел одинёшенек,
Своей волей, не по принуждению,
Чтоб увидеть сейчас и воочию
Мир, что был мне обещан святошами.
Но стоят неподвижно проклятые,
Не шевелятся, будто злорадствуют,
Втихомолку скрипят, насмехаются,
Что не в силах я ими воспользоваться.
Отворить я пытаюсь их силою,
Бьюсь в них, словно волна разъяренная,
А они лишь опять потешаются
Над моею мертвецкою немощью.
Слышу голос  таинственный, старческий:
Не твоя это дверь неприступная -
Для другого она предназначена!


Ты ж иди тропою нехоженой
Да ищи счастье в крае неведомом,
За туманом клубящимся, призрачным.
Там, в далекой стране, зачарованной
Ждут тебя с балаганом  и музыкой,
И с шампанским игристым и песнями,
Что во мрак погружают безвестности.
Ну а я не дурак – силы пробую
И терзаю засовы калёные,
Рву зубами полотна дубовые,
Снять с петель силюсь двери морёные.
Знать судьба моя – рушить препятствия,
Наживать себе недругов скопища:
Мне по нраву не боль и страдания,
Но награда достойная по сердцу.

ЛЮДИ-БЕСЫ

То ли люди очерствели,
То ли я стал плохо пахнуть,
То ли мир перевернулся,
В одночасье став клоакой.
И барахтаемся в жиже -
То ли люди, то ли бесы,
Заблудившиеся в грёзах
И утратившие лица.
Подвываем дружно хором
Ненасытным вурдалакам
И во мраке тщетно бродим,
Пожирая без разбора
И съестное, и помои.
Что же с нами приключилось?
Что не так пошло однажды?
То ли мир перевернулся,
В одночасье став клоакой,
То ли люди изменились,
То ли я черствее стал.



Евгений Кирсанов


Средь листьев пару поплавков
Качает водоём,
И в отраженьях облаков
Толкуем ни о чём.

И вьётся нимфою мечта
Над гладью тёмных вод.
Смертельна эта красота,
Затянет, если вброд.

Вот здесь топи свою мечту,
А я уж затопил,
И впредь не вспоминай про ту,
Которую любил.


РАСКАЯНИЕ


Листья падали, падали вниз,
Устилая собой гладь воды,
И последний, держась за карниз,
Слов прощения ждал от звезды.

Он всё лето, на самом верху,
От других закрывал её блеск,
Но его, что поддался греху,
Ждал лишь чёрной воды тихий всплеск.

Средь ветвей оголевших видна
Та звезда, только где тот листок?
Над опавшей листвою – одна,
Чтобы каждый узреть ее смог.





















    

К списку номеров журнала «ГРАФИТ» | К содержанию номера