Александр Карпенко

Дмитрий Артис, «Детский возраст»

Дмитрий Артис, «Детский возраст»  Одесса: изд-во КП ОГТ, 2014

 


Поэт ли руководит своей жизнью — или же, наоборот,  жизнь куда-то сама выруливает поэта — все это протекает у разных людей  неодинаково. Казалось бы, есть проверенный временем способ достижения  поэтической благодати: выпил — поспал — проснулся — похмелился — поймал  просветление — написал гениальные стихи. И в этом смысле судьба  московского, а ныне — питерского поэта Дмитрия Артиса ни в какие  привычные рамки не вкладывается. Дмитрий пошел против течения, он все  сделал наоборот, подобно герою Гюисманса: он пошел не за музой, а за  счастьем и умудрился на этом пути не продешевить свой поэтический  талант. Артис прошел крещение браком, да еще с переездом в такой  неродственный любому москвичу город, как Петербург. «Авантюра не  удалась. За попытку — спасибо», — как сказал некогда Вознесенский.  Дмитрий Артис опытом своим доказал: поэт вполне может быть счастливым  семьянином и писать приличные стихи. Здесь уместна оговорка: семьянин  Пушкин времен Болдинской осени тоже был   счастлив как мужчина и  плодовит как поэт. Чем это закончилось, всем известно. В случае с  Дмитрием Артисом у автора этих строк был на тему счастья поэта недавний  разговор. И вот что поведал мне Дмитрий: «Поэту-лирику любое приключение  духа идет в плюс: эмоции — зашкаливают! Женился — появилась новая  лирика, развелся — появляется другая лирика. В общем, по-любому,  активная жизнь — это беспроигрышная лотерея. Сам я уже развелся, два  года тому назад. Но сын — плод любви — остался. И из Питера я пока  никуда не уехал», — добавил Дмитрий Артис. «Так вот, наверное, почему  “Детский возраст”», — подумалось мне, — поэт заново окунулся в детство  вместе со своим сыном. В хорошем смысле слова.
В книге «Детский возраст» Дмитрий Артис проявляет себя как революционер  духа. Он точно знает, что новая поэзия покажется предшественникам «не  поэзией». И при этом надеется, что новая поэзия может возникнуть в  обстановке внешне благополучной и счастливой жизни.

 


Тяжелее всего начинать. Досчитаешь до ста,
не решаясь наполнить пространство пустого листа.
Доброй ночи тебе! Мои боги уснули немного
на широкой груди своего ненадежного бога —
так они называют меня. Я вздыхаю чуток
и считаю до ста, и смотрю, как дурак, в потолок.
Баю-баю-баю, баю-баю-баю, баю-баю,
не смеюсь над собой, но слегка сам себя улыбаю.
Мои боги — я так называю три года подряд
золотого ребенка и мать его — вроде бы спят.
Можно встать и писать, и печататься в собственном блоге:
«Доброй ночи, Господь, и спасибо, что счастливы боги».

 


И больше всего поражает в новой лирике Дмитрия Артиса  вот это невымученное состояние счастья, когда нравится считать до ста и  смотреть в потолок. Ничего не делать, в полной уверенности, что все так  и пребудет в состоянии всеобщей любви — это и есть, наверное, маленькое  счастье. Даже если все в мире рушится, идет кувырком, человек может  создать свой камерный островок блаженства и бессмертия. Так вот он  какой, маленький Рай! Обретенный — и  вновь потерянный! Мне кажется, для  русской поэзии это очень нетривиально. Я бы охарактеризовал это явление  как пластичность к переменам в судьбе, с элементами буддизма и  даосизма.
И хотя поколение поэтов, которые вершили судьбу по лекалу трагедии  (Борис Рыжий, Андрей Ширяев), полностью свои позиции не утратило, есть  смысл поговорить о другом векторе развития поэта, в контексте творчества  Дмитрия Артиса.
Вот как описывает это состояние души сам Дмитрий Артис:

 


Если Моцарт внутри,
замолкает небесная птаха
и Бетховен расслабиться может
в компании Баха.
Соловьиные трели
подобны звучанию дрели
и в сторонке сидят
шансонье, песняры, менестрели.
Если Моцарт внутри,
там не будет свободного места,
и лишится печаль
своего обжитого насеста,
и лишится любовь
постоянства, пространства, угла.
Там, где Моцарт,
и дня не стояло, и ночь не легла.

 


Я думаю, «Моцарт внутри» — это своеобразный белый  квадрат, противоположный черному квадрату Малевича. Момент творчества  исчерпывает пространство внутри человека, закрывает его на ключ изнутри.  И туда уже не могут войти в этот момент ни любовь, ни даже смерть.  «Моцарт внутри» — это пространство высокого духовного напряжения, где  Бах и Бетховен «могут расслабиться»: их творчество соответствует самому  высокому, полному гамбургскому счету. А вот песняры, менестрели,  шансонье и даже соловьи «нервно курят в сторонке» — им еще пахать и  пахать до заявленного великими композиторами уровня душевно-лирической  благодати. Но вот что интересно: в этом избранном круге аристократов  духа нет места и печали — как атрибуту «низшей» жизни. В общем, Дмитрий  Артис пишет о творчестве, а получается ни много ни мало «роза мира»,  настолько велика сила обобщения в этом нетривиальном стихотворении,  написанном, кстати, не без огрехов. Впрочем, перу Дмитрия всегда была  свойственна царская небрежность  в письме, так сказать, анти-чеканность  поэтических строк. Это — один их характерных элементов стилистики поэта.  Артис всегда обладает достаточной степенью свободы в том, что он  делает. Например, он легко может объявить свои стихи «не поэзией»  («Поэзий нет нигде, но есть один лишь я»).
В новой книге Дмитрия Артиса много стихов о любви и, наверное, столько  же о смерти. Но для лирики Артиса тема вообще — не главное. Он вполне  может писать стихи «из ничего», из настроения. Когда я читал «Детский  возраст», мне показалось, что третья, завершающая часть книги, в которую  вошли стихи последних лет, намного сильнее первых двух. В стихах  Дмитрия появилась некая окончательность, которой, может быть, не хватало  опытам предыдущих лет. Ощущение у меня такое, что Дмитрий Артис  находится сейчас «на взлете» — к какому-то новому для себя и для нас  качеству стихов.

 


Так явственна природа тишины,
когда ни друга рядом, ни жены
и занят сын великими делами,
и между мной и небом — между нами
зияющие бездны не видны —
я сам есть небо, полное луны.

 


Как бы там ни было, творчество — постоянная угроза  для любви и человеческих взаимоотношений. Поскольку сосредоточенный на  творении человек — враг всего, что его на этот момент окружает. Эти  окружающие поэта силы, если начнут действовать и тянуть одеяло на себя,  могут ни много ни мало помешать художнику завершить свое творение.  Поэтому главнейшая задача художника — воспрепятствовать помехам со  стороны друзей, родных и близких. Друзья, угрожающие творению, ничем, по  большому счету, не отличаются от врагов. Проблема в том, что они этого  сами не понимают. Поэтому счастливые браки у творческих людей редко  длятся долго. Можно найти точные аналогии этому в Священном Писании,  когда родные и близкие мешают Христу обрести царствие небесное. Вот и  Дмитрий Артис, как человек разумный (homo sapiens), прекрасно понимает:  расстраивать любящих нехорошо. Когда пришла Муза, поэту лучше просто  уединиться, чтобы никто не смог ему помешать. Артист! (Буква «Т» вслух  не произносится, но подразумевается.)