Гомер

Одиссея. Песнь шестая. Перевод и отрывок из письма Ю.А.Голубца

Отрывок из письма другу (попытка предисловия)

Дружочек мой, наилучший в мире Ястребов, теперь, когда тебя нет со мною, я смогу ответить на все твои улыбки, милые презренья, уклончивые отговорки, заветные умолчания по поводу моих занятий и жизни с «Одиссеей»… Почему я не сделал этого лицом к лицу с тобой, телесным, не сделал этого сердечно и добродушно? Потому что я стеснялся тебя и твоих занятий наукой, потому что то, что я сделал с этим текстом породило бы в тебе только пустые и никчемные слова «никому не нужная стилизация», «непонятная архаизация», «совершенно нечитабельно», «такой перевод «Одиссеи» никому не нужен».
Что же тебе сказать на это?
Иногда находится в мире нечто, с чем живёшь всю жизнь, удачную или нет, богатую или бедную, интересную или не очень, – вот этим нечто и оказалась «Одиссея» в переводе клас-сика со смешными картинками в очередном издании… и первое что я понял: это ложь. И я выучил греческий, чтобы прочесть её, и прочёл, и продолжаю читать и по сей день.
Вся целостность поэмы вела меня далеко вглубь не веков, а эпох, может быть, даже за пределы минойских морских просторов. Весь строй поэмы говорил мне о единой творческой воле (может быть, за исключением последних двух песен, уж очень похожих на приписку, сделанную кем-то другим, приписку с «полагающимся» концом), всё говорило мне о языке, хоть и общим «Илиаде», но иначе организованном.
Я почти сразу же понял, что это вовсе не сказка, а нечто героическое, посвящённое преодолению внешнего чужого и преображению его в свой дом, будь этот дом Итакой или Пене-лопой. Меня поразила переплавка религии в нечто сюжетослагающее и мифообразующее, даже моя любимая Афина представала мне скорее неожиданным сюжетным ходом, нежели богиней. И конечно, море, и конечно, восхитительные полные красоты и ужаса богини.
Меня поразили вовсе не скитания героя (т.е. человека знатного рода с сородичами, – а все эти «филой» его корабля и дружины, скорее всего, родичи по островной его жизни в Итаке), а воля ко «дню возврата в отчизну», в свой дворец и город, конечно. Воля большая, чем даже лю-бовь к жене… Да не помыслишь ты, мой друг о святотатственном отношении к… Жена для грека –обязанность продолжения рода, закон социальной жизни, приданое в том или ином виде, рабочая сила по дому и в поле, но никак не вечная любовь, и все разговоры о верности Пенелопы похожи на искажение того, что есть в поэме, таково моё разумение…
И потом, что же придумывать новые размеры, называя их как угодно, но не гекзаметром (говорю не об эквиритмии и не о буквальном воспроизведении, хотя язык наш таков, что при должном им владении возможно и это), ведь по-русски это можно, стало быть, надо постараться это сделать…
И потом, эти чудесные сложные и постоянные эпитеты! Эти пространные стихотворные фразы, текущие слово непрерывный прилив и отлив нéктарной влаги по извилинам мозга (как видишь, теперь не боюсь быть смешным и высокопарным не только перед твоей улыбкой, только бы передать и описать впечатление от этого языка), эти дивные имена богов и богинь, мужчин и женщин, краёв и народов…
И, наконец, только теперь, читая и перечитывая, декламируя вслух и про себя, я начинаю ощущать невероятную ритмическую, лексическую и композиционную сложность этого произведения и уклонение всех переводчиков от главного: передачи самой фактуры ткани поэтиче-ского высказывания с его пространностями, переносами, несуразностями и густотой…
И я подумал: я буду жить с этим и ради этого, я стану точным и поэтичным передатчиком, но не превращусь в раба ради этого чуда под именем «Одиссея», потому что всё, что я хотел сказать от себя, я сказал в собственной прозе и поэзии, а я хочу, чтобы говорила только она, эта поэма…
И я перевёл её, мой друг, мой учитель, мой любимый из любимых на всей земле человек, я перевёл её всю, не мысля ни о чём, кроме как о ней самой, перевёл с мыслью о тебе.

Прощай, дружочек, мой долг исполнен, и я чувствую, ты отпускаешь меня на волю.
Твой Голубец.

(С) Д.В.Гиппиус, 2013




Прибытие Одиссея к феакиянам


Так уснул Одиссей божественный многострадальный
Сном осиленный, усталью тягостной, только Афина
Устремилась тотчас к феакиян народу и граду —
Древле жили они в Гиперейе пространноземельной,
Жили вблизи Киклопов, мужей надменномогучих,                                        5
Кои грабили их, и силой и мощью их выше.
Вот тогда-то увёл их Навситоóс боговидный,
Их поселил он в Схерúи, вдали трудолюбного люда…
Взял он их город во стены, выстроил он им жилища,
Храмы воздвигнул богам, и пашнями всех наделил он.                         10
Только вот, Керой смирённый в Аид снизошёл он давно уж.
Правил теперь Алкиной, от богов изведавший мудрость.
В домы его низошла, светлоока, богиня Афина,
Только возврат Одиссея доблестносердного мысля,
Встав, вошла она в спальню многоузорчату, — дева                       15
Там возлежала, бессмертным и ликом, и видом подобна,
Доблестносердного дочь Алкиноя царя, Навсикайя.
Две рабыни, красой обязанны только Харитам,
Встали на страже — и были закрыты блестящие двери.
Словно вздох ветра богиня в лóжницу к деве вступила                      20
Встала у изголовья и к ней обратилась со словом,
Образ дщери прияв мореславного мужа Диманта,
С коей они одногодками были, любимой всем сердцем,
Ей явившись, вот так прорекла, светлоока, Афина:
«О Навсикайя, ужель родила тебя праздною матерь?                      25
Ведь одеянья блестящи оставлены без попеченья,
Брак же твой близок, и скоро самой тебе надобно будет
Приодеться, и тем приготовить, кто праздновать станет.
Ибо от этого слава человеков препровождает
Добрая, радуются и отец, и владычная матерь.                        30
Стирку давай-ка затеем вместе, лишь явится Эос,
Я ж воспоследую словно вспомощница, дабы скорее
Дело свершилось твоё, быть недолго тебе уж в девицах!
Сватаются к тебе знатнейшие из феакиян
Всех, не без племени-роду случилася тут и сама ты!                         35
Поутру ты к отцу именитому обратися:
Пусть с повозкою мулов снарядит, погрузить нам
Пеплосы, пояса и блестящие покрывала!
Да и тебе самой прекрасней там ехать, чем пёхом
Поплестись, далеко довольно мойни от дома».                        40
Молвив так, тотчас отошла, светлоока, Афина
На Олимп, где, как молвят, богов обитель нетленна
Вечно, и где ни бури её не колеблют, ни ливни
Не затопляют, нет снега над ним одно только небо
Без облаков воспаряет, вокруг же там блеск лишь слепящий!                       45
Вот на нём-то все дни наслаждаются боги блаженны.
Вот туда отошла светлоокая, деве совет дав.
Вновь благотронная Эос пришла, и ея пробудила,
Благоодетую вновь Навсикайю, та сну подивилась,
Встав, пошла она в домы, родителям весть дать об этом,                     50
Милому вместе отцу и матери, бывших в покоях.
Та сидела вблизи очага, с рабынями купно,
Морепурпурную пряжу сучила, в дверях она самых
Встретила и отца, направлялся он к старцам преславным,
Дабы держать совет, феакиян созвав туда добрых.                     55
Встав рядом с милым отцом, она так вот к нему обратилась:
«Милый батюшка мой, повозку мне не снарядишь ли
Благоколёсную ты и большую, ведь мне одеянья
Именитые надо в реке постирать — загрязнились;
Подобает тебе самому на совете первейших                    60
Мýжей лишь в чистых одеждах советоваться о деяньях!
Пять сынов твоих милых в покоях сиих обитают,
Двое женаты из них, цветут же во юности трое,
Во одеяньях постиранных выйти они лишь желают
Во хоровод, обо всём же лишь мне мысль во сердце приходит!»                   65
Так рекла отцу, постыдившись о браке цветущем
Милому молвить, но всё он и сам домыслил, ответив:
«Нет отказа тебе ни в мулах,  ни в чём-то и прочем,
Пусть так и будет, рабы снарядят пускай же повозку
Благоколёсную, с крепко прилаженной кровлей, большую».       70

Так измолвив, рабам дал приказ он, они ж подчинились.
Вышли и благобыструю с мулами колесницу
Снарядили, впрягли лошаков, приведя под повозку;
С лóжницы принесла блестящие одеянья
Дева, внесла их тотчас в благотёсанную повозку,                 75
Матерь в короб плетёный вложила и яствы превкусной
Всякой, и лука, и мяса, а также вина предовольно
В козий мех налила, и дева взошла на повозку;
Также в златом дала лекифе текучего масла,
С тем, чтобы умастилась дева с прислужницами своими.   80
Вот, во длани приявши и бич, и блестящие вожжи,
Их стегнула, поехав — взгремели копыта тех мулов.
Резво пошли они вскачь, везя и одежды, и деву,
Но не одну, с нею в путь и прислужницы прочие вышли.
Вот и теченья реки прекрасного девы достигли,               85
Там ведь мойни всегда и были, обильную влагу
Источали прекрасную, грязное всё вымывая,
Там они, девы, и мулов повыпрягли из повозки,
Их отпустив у реки пучинистой и бурливой
Попастись в медосладких лугах, а сами с повозки               90
Вынесли одеянья во дланях и в чёрную влагу
В ямах втаптывать стали, споря из них, кто проворней!
После, их постирав, очистив от всяческой грязи,
По-над взморьем песчаным одно за другим разостлали,
Там, где гальку на бреге море сильней омывало. 95
После омылись, обильно все маслом себя умастили,
Полдничать принялися у самого брега потока,  
Солнца лучам одеянья высушить предоставив.
После, себя и рабынь усладивши всей яствою вдосталь,
Стали мячом забавляться, откинув с главы покрывала. 100
Песню им петь начала белолокотная Навсикайя.
Стрелометательница Артемида так по нагорьям
Мчится высоковершинным Тайгета и Эриманта,
В сердце своём веселясь и на коз, и стремительных ланей.
Нимфы с ней полевые, и Дия эгидодержавца 105
Забавляются, дщери, Летó же им в сердце всем рада:
Дочерь их выше главой и ликом их всех превосходней,
Так что ея распознать легко, хоть они и прекрасны.
Вот как рабынь оказалась превыше немужняя дева!
Намеревалася снова она уж направиться к дому, 110
Впрягши мулов, сложив прекрасные одеянья,
Тут-то и мысль родилась в светлоокой богине Афине,
Как Одиссею проснуться, узреть благоликую деву,
Дабы она его в град феакиян тотчас проводила…
Вот уж и мяч бросает прислужнице ловко царевна, 115
Мимо мяч полетел, во глубинное водоворотье,
Криком зашлися тут все, Одиссей же божественный вспрянул
Ото сна, и встав, он помыслил и сердцем и духом:
«Горе! В земле каких из смертных я тут оказался?
Вдруг надменны они, суда не знают, свирепы? 120
Или гостерпиимчивы, в разуме благочестны?
Или же девий и нежный сейчас окружил меня голос
Нимф, владеющих главой крутою здешней хребтины,
Как и истоками рек и пастбищными лугами?
Иль я вблизи человеков, владеющих речью, случился? 125
Надо бы мне самому всё про это повызнать, разведать!»
Молвив так, Одиссей божественный выполз из частых
Зарослей, ветвь обломив своею могутною дланью,
С листьями ветвь, срамные воителя части прикрыть ей.
Встав, он вышел, — так лев горножительный, мощью надменный, 130
В ливни и бури идёт, очесами своими блистая,
Поохотиться, ибо быков и овец настигает
Или же диких еленей… Его понуждает ведь чрево,
Овчее стадо загнав, в загон закрытый ворваться.
Так Одиссей пред девами благокудрыми явлен 135
Был, хоть и наг, но его нужда ведь к тому притеснила…
Грязен явился и страшен, весь водорослью облеплен,
Он пред ними, и в бегстве рассыпались девы по брегу,
Лишь Алкиноева дочерь осталась, и ей же Афина
Мужество в сердце вложила, а страх удалила из плоти. 140
Встала она перед ним, Одиссей же в сомненьях терялся,
То ли, обняв колена, молить благоликую деву,
То ли речью молящей, стоя, просить в отдаленье
Путь во град показать и дать хоть каких одеяний…
В сердце размыслив, так за разумное взял он и принял              145
Речью молящей, стоя, просить её в отдаленье
(Коли б колена обнял, раздражил бы он сердце девичье).
Так он с молящим словом тотчас обратился разумным:
«О владычица, смертная или богиня, к коленам
Припадаю, коль ты из божеств, что небом пространным                              150
Правят, то лишь Артемиде, дщери великого Дия,
Ликом, ростом и статью всего ты боле подобна!
Если же ты из смертных, кто лишь на земле обитают,
Трижды блаженны в тебе и отец, и владычная матерь,
Триждыблаженны и родичи, ибо в своём они в сердце                                               155
Радуются всегда в ликованье тебя только ради,
Видя, как отпрыск такой выступает во пляске всеобщей.
Только ведь тот от сердца блаженнее будет всех прочих,
Кто в жилище тебя введёт по богатому вену.
Нет, никогда я не зрел такого вот смертного оком,     160
Нет, ни мужа, ни девы, взираю с благоговеньем!
Только на Делосе некогда, при алтаре Аполлона,
Пальмы я новый побег растущий такой же увидел –
Я и туда заходил, со свитой соратников многих
По пути, что свершался, что стал мне столь злою бедою -    165
Там вот, узрев такое, я в сердце своём поражался
Долго, ещё не являлось такого ствола из земли ведь!
Жено, так же тебе я дивлюся и стражду, но в страхе
Не  обнимаю колен я, скорбию тяжкой постигнут.
Днесь, на двадцатый день избег виноцветного моря   170
Я, ведь столько валы меня, бурные вихри сносили
Прочь от Огигии острова, ныне сюда божеством я
Брошен, но беды и здесь я претерпеваю, не мыслю  
Им я конца, ибо многим мне боги сулят и свершиться.
Только, владычица, смилуйся: многие беды стерпевший, 175
К первой тебе я пришёл, никого из прочего люда
Я ведь не знаю, кто град и землю сию населяет.
Крепость мне укажи, дай рубище мне, чтоб прикрыться,
Холст, во коем покровы ты держишь, сюда направляясь.
Да воздадут тебе боги всего по желанию сердца, 180
Мужа и дом, да приязнь благородную пусть между вами
Дáруют, не существует чего-либо крепче и лучше,
Коли в единой приязни оба в домý верховодят,
Муж и жена заодно, злокознúвым во многие язвы,
А благомыслящим в радость, но боле всего вам во славу!» 185
Молвит ответно ему белолокотная Навсикайя:
«О чуженин! Не похож на безумца ты и лиходея,
Сам Олимпиец Зевес уделяет богатств человекам
Знатного ль, низкого ль рода по собственному усмотренью,
Что он тебе даровал, то и выстрадать надобно стойко, 190
Ныне, коль в Град наш пришёл ты и в землю нашу явился,
Ты никогда в одеянье не будешь нуждаться, ни в прочем,
Молят о чём у нас нами встреченные несчастливцы.
Путь тебе в крепость открою, народа реку тебе имя:
Градом и этой землёй феакияне ныне владычат, 195
Доблестносердного дщерью слыву я царя Алкиноя,
И от него в феакиянах доблесть, добро и достаток».
После она благовласым служанкам своим приказала:
«Стойте, служанки, почто бежать-то вам, мужа завидев?
Мыслите разве, что он из людей злокозненных вышел? 200
Нет и не будет такого из смертных в земле человека,
Кто бы из люда во край феакиян явиться посмел бы
Умысел злобный неся: превесьма нас бессмертные любят!
Мы далеки, кто иной не общается с нами из смертных … 205
Ныне пред нами какой-то странник злосчастный явился,
Должно его нам принять: ибо всякий ведь только от Дия,
Гость ли, нищий — давайте хоть что подадим, но с любовью!
Гостю, служанки, дадим и питья, и яствы, в потоке
После омойте его, где укрывище будет от ветра!» 210
Так рекла, те вскочили, подталкивая друг дружку,  
Одиссея укрыли от ветра, как им повелела,
Навсикайя сейчас, доблесердного дщерь Алкиноя,
Подле пред ним и плащ, и хитон положили с одеждой,
Дали ему в лекифе златом и текучего масла, 215
После его побудили омыться во струях потока.
Тут служанкам так Одиссей божественный молвил:
«Дальше держитесь, служанки, пока я и сам не отмою
Корки солёной морской от плеч и маслом пока я
Не умащусь, ибо долго мази не ведала кожа… 220
Нет, перед вами не стану я мыться, ибо стыжуся
Тело своё обнажить, замешавшись средь дев благовласых!»
Рек он, — они, удалившись, о том и поведали деве.
Одиссей же божественный  стал смывать с своей кожи
Корку из соли, покрывшую спину и мощные плечи, 225
С глáвы же стёр он сразу и пену соли бесплодной.
После того как омыл всё и маслом тотчас умастился,
Он в одеянья облёкся, дарованные юницей.
Тут Афинайя ему даровала, суща от Дия,
Видом и статью стать прельстительней, глáву тотчас же                          230
Гущею кудрей одела, подобных цветам гиацинта.
Точно же так и златом сребро облекается в кузне
Мастером, кто Гефестом обучен, Афиной Палладой
Всякому ремеслу, искусные деет вещицы!
Прелестью так облекла ему глáву и плечи богиня. 235
Сел он, сперва отдалившись, на гальку у самого моря,
Блага и красоты исполненный, — дева, дивяся,
Тут же служанкам своим благовласым измолвила слово:
«О белолокотные служанки, о внемлите слову:
Нет, нежеланен не всем он богам, что владычат Олимпом, 240
Раз оказался среди феакиян богоподобных,
Прежде он мне представлялся ничтожного положенья,
Ныне подобен богам, что небом владычат пространным,
Я ведь такого соложника заполучить бы хотела,
Чтоб обитал он у нас и здесь по желанью остался! 245
Дайте же гостю, служанки, питья, да и яствы довольно!»
Так рекла, и служанки ей вняли, повиновавшись,
Подали Одиссею питья, да и яствы довольно.
Пил и вкушал Одиссей божественный многострадальный
Жадно, давно он не ел, еды ведь и не было вовсе. 250
Вот белолокотная Навсикайя помыслила снова:
Все одеянья сложила в прекрасную сразу повозку,
После и мулов впрягла сильноногих, сама поместилась,
Одиссея же словом ободрила, так обратившись:
«Гость, подымайся, и в град ступай, и тебя провожу я 255
В дом отца моего премудрого, там же ты сразу
Изо всех феакиян узришь и знатнейших и лучших!
Только вот так поступи — ты мнишься мне не неразумным –
В поле пока мы едем иль мимо работ человеков,
Вместе с служанки всеми, за мулами или повозкой 260
Быстро ты следуй, а я показывать стану дорогу.
Как только в город взойдём, который высокою башней
Укреплён, мы увидим вокруг и прекрасную гавань,
Узок там вход, вдоль пути обоюдогнутые лодьи
Там хранятся, и там же своя и стоянка у каждой!            265
Там же и площадь у них, обнимающая Посидейон
Дивный, уставлена тесно она громадами камня.
Там снаряженье и снасти для лодий чёрных хранятся,
Парусина, канаты, равняют там же и вёсла.
Ибо ни лук, ни колчан не заботят совсем феакиян,           270
Мачты да вёсла для лодий, да равнобокие лодьи,
Им только рады они, испытуя зыби седые.
Я же неправедной молви избегну, чтоб кто-нибудь после
Не порицал меня, — ибо люд наш весьма злоязычен —
Скажет ведь наихудший, нам попавшись навстречу:          275
«Кто, Навсикайя, вослед тебе úдет могучий, прекрасный,
Чуж-чуженин? Отыскала где ж его? Муж или кто он?
Так кого ж занесло к нам, сбитого, может быть с лодьи,
Из чужого народа, кого мы и близко не знаем?
Или обетованный и многомолебный явился         280
Бог, низошедший с небес, и все дни теперь будет её он?
Лучше б ей удалиться самой и найти себе мужа
На чужбине, бесчестит она ведь народ феакиян
Тут, ведь сваталось к ней премного богатых и знатных!»
Так пересуживать будут, позором такое мне станет.        285
Я б осудила в другой, когда б она то же свершила,
Коль против воли живых отца и матери вместе
Стала б любиться с мужчиной ещё добрачных обрядов.
Внемли, о гость, словам моим, дабы возможно скорее
Получить от отца отправленье с возвратом в отчизну!       290
Встретишь пресветлую рощу Афины ты там близ дороги
Тополиную, там же источник, а вкруг — луговина.
После отца моего земля плодородная с садом,
Отстоит он от града на слышимость громкого крика,
Там отдохни и побудь какое-то время, пока мы       295
В крепость прибудем, пока не окажемся в дóмах отцовых.
Только когда ты поймёшь, что смогли мы попасть уже в дóмы,
В град феакиян иди и где, разузнай да разведай,
Доблестносердного дóмы отца моего Алкиноя.
Преименит он, легко показал бы его тебе глупый                   300
Даже ребёнок, нигде ведь подобные даже не строят
Дóмы у феакиян, как самогó Алкиноя
Знатного… Лишь затаишься внутри и двора ты и дóмов,
Сразу проворно проникни ты в мéгарон, там же пройди ты
К месту, где матерь при ярком очажном огне восседает                     305
Веретено вращая с пряжей пурпурной — вот диво! —
Ко столпу притуляся, а сзади сидят с ней рабúцы.
Там же отца моего престол, ко столпу прислонённый,
Он и вино там вкушает как будто бы некто бессмертный.
Только его ты мúнешь, к коленам матери длани         310
Нашей простри, дабы день возврата в отчизну узрел ты
И приветствовал быстро, хоть ты сейчас и далёко.
Милостива коль она к тебе в своём сердце пребудет,
Явится упованье тебе увидеть и милых,
Вместе с возвратом в дом благозданный и в отчую землю!»                                315
Так к нему обратившись, хлестнула бичом она светлым
Мулов и быстро они миновали потоки речные,
Ладно бежали и ладно перебирали ногами.
Мулов она бичевала, чтоб пешие вместе держались,
Одиссей и служанки, бичом управляла разумно.           320
Cолнце село, они достигли преславной священной
Рощи Афины, божественный там Одиссей и укрылся.
Снова так он воззвал ко дщери великого Дия:
«Внемли, о Атритона, дщерь Дия эгидодержавца,
Ныне хоть выслушай, коли не слушала раньше ты вовсе,          325
Сокрушённого в море преславным Энносигеем,
Дай прийти к феакиянам милость будящим и жалость!»
Так, взмолившись, он рек и вняла Паллада Афина,
Хоть пред ним не явилась вовсе, она опасалась
Братоотчего бога, тот очень гневался сильно                                               330
На богоравного мужа, земли-то ведь тот не достигнул!

К списку номеров журнала «Сорокопут [Lanius Excubitor]» | К содержанию номера