Иван Козлов. Из подборки стихотворений «В окрестностях Углеуральска» («Знамя», 2011, № 4)

Как всякий молодой поэт, Козлов выбирает темой или то, что очень близко – каждый день перед глазами: обрывки быта, отрывки повседневности; или то, что очень далеко – трансцендентные сущности, высшие силы, ангелы и сам Господь.
Но взгляд Козлова не скользит, как у нас, мимо предметов и людей, а останавливается на всем внимательно и в любой, самой незначительной мелочи видит связь отдельного мгновенья с тем самым трансцендентным.

Вспоминает о тех, кого когда-то любила
выброшенная в урну палочка от пломбира
на углу минимаркета в жаркий полдень уснул
старый, с отломанной спинкой фанерный стул
думает о друзьях и знакомых, глядя на облака,
монетка, подложенная детьми под колёса товарняка.

Душа есть у всего. И голос: надо только прислушаться, и услышишь. Козлов слышит и видит.
Это свойство настоящего поэта – давать право голоса безъязыким предметам. Можно вспомнить Александра Кушнера с его вниманием к заброшенным железнодорожным платформам, кирпичам и прочему. Одиночества, из которых складывается мир.
Иван Козлов бережно собирает кусочки мозаики, чтобы сложить или слово «вечность», или слово «Углеуральск».

А старухи всё так же снуют с тележками, чем-то нагруженными,
Всё так же в вагонах давят друг друга и матом друг друга ругают,
Словно внутри кто-то ждёт их сильнее, чем ждал бы снаружи.
Однажды я понял — ну вот, теперь всё. Что-то перегорело,
А может, за этими страхами ничего и не было никогда,
Но сейчас-то я знаю, что в их рюкзаках
Лишь вонь мешковины прелой
Дряблые клубни картофеля
Пустоты световые года.

Вот это соединение старух с кошелками и световых годов, высшего чуда жизни и прозы бытия присутствует у Козлова почти в каждом стихотворении. Это взгляд на мир поколения, которому вернули церкви, но у которого есть интернет, блоги, рэп, дауншифтеры и адронный коллайдер.
У Козлова Бог говорит Ионе:

— Алё! Иона, приём, это Бог. Слушаешь? Замечательно, слушай;
У нас тут возник ряд проблем. Ситуация, вкратце, такая:
Если б всё шло по плану, мы уже больше суток могли бы
Проповедовать ассирийцам доброту, любовь и терпимость,
Но кита твоего вчера поглотила более крупная рыба,
И представь, про неё в наших планах ни слова не говорилось.
Родной, пожалуйста, не кричи, я знаю, что ты измучен.
Да, я прокололся. “Свобода воли” стоит на таких проколах.
К тому же подводный мир Средиземного моря ещё изучен
Не до конца. Но я-то при чём здесь? Я Бог, а не ихтиолог.

Поэт использует современную слэнговую лексику, за которой стоит кризис веры, который сегодня происходит во всех христианских странах. Представители религии пытаются увязать в одно Библию и физику, ответить, когда же Христос придет во второй раз, если четко обещал: «Се гряду скоро», – и до сих пор отсутствует.
Ощущение брошенности, забытости, потерянности – то, что чувствуется в постперестроечных поколениях. Метания страны на ее историческом пути находят отражение в биографиях новых поколений и в стихах новых поэтов. И у Козлова совершенно фантастическое чувство своего времени – обостренное, точное, полное.
Конечно, тематика во многом обусловлена молодостью автора – ангелы, круги Ада, старухи, легкая «чернушность», и подбор рифм местами несовершенен, но за мелкими огрехами стоит безошибочное чутье поэта, которому есть что сказать – потому что есть что чувствовать.

каждого жалко по-своему, но особенно жалко
тех, кого утащила к себе придорожная свалка
наверняка у неё внутри, в самой гуще отбросов
тоже шевелится чьей-то живой души отголосок

Это же не только о пустых флаконах из-под шампуня или сломанных игрушках. Это о нас всех – о том, что несмотря на «свинцовые мерзости русской жизни», в нас «тоже шевелится чьей-то живой души отголосок» – живая душа, Дух святой.
Очень хочется надеяться, что и стихотворения Козлова со временем не закаменеют в наработанных формах, а сохранят свой «живой души отголосок».