Кира Малинина

Сохранить, сохранить как. Рассказ


1.
Квартира была обставлена бедно: почти пустая. Стол, стул и шкаф жались по углам комнаты. Зеркало висело напротив коридора, так, чтобы отражение продлевало короткий отрезок у входной двери. Одну из стен занимали фотообои с морским пейзажем. Должно быть, здесь жил очень аккуратный пожилой человек, и ему было очень тесно.
Эту квартиру сдала мне молодая пара, видимо, дальние родственники. Они спешили. О прежнем хозяине квартиры –  почти ничего не знали, кроме того, что жил-жил и вдруг исчез. Полгода подождали – сам не вернулся, а заявление в милицию никто и не думал писать. В общем, человека нет, а квартира есть – можно сдать. Я въехала в тот же день.
Первым делом разобралась с пылью, со старыми скатертями, сняла со шкафа артиллерию бутылок из-под шампанского, решила не протирать, а  перенести их как есть на балкон: пусть продолжают пылиться там. Села перебирать книги –  во втором ряду книг нашла фотоальбом. В нем – ни одного лица, только пейзажи. Место одно и тоже: озеро, часовня на обрыве, летняя концертная площадка с белыми колоннами, лодки, гора с вышкой, фонтан, собака, аллеи в цветах и без. Лето, много осени, это, наверно, зима: снега нет, но ветер такой, что гнет сосны. Удивительно: ни одного лица, даже летом, в самый сезон, как у него это получалось? Странный человек. К последней  странице, совершенно неаккуратно приклеена записка: «Чехов. 5 том». Ищу. За пятым томом – еще альбом, места все те же, но на некоторых фото есть женская фигура: грузная, с большим телом и маленькой головой. Кажется, будто это молодая девушка, одетая в нелепое тело огромной ростовой куклы. И манера одеваться у нее совершенно девичья: бантики, платья в мелких цветочек. Может, она сумасшедшая? Может, он ее любил? Но что это за место?

На последнем фото в альбоме –  мужская спина. Это он: немного сутулый, но еще крепкий, седые волосы средней длины, какой-то совершенно бесцветный, сливающийся с пейзажем. Стоит лицом к озеру. Осень, вода мутная, тоже бесцветная. Под фото подпись: «так и прожил - по капле. в каждой бутылке по капле. вот и все». Ага, бутылки! Сколько же их вокруг, еще не унесенных на балкон, должно быть не меньше 30. Этикетки смыты, ничего примечательного – обычные бутылки. Только… внутри что-то, свернутое аккуратно так, в трубочку.
Мы так играли в детстве:  остров сокровищ – такой себе советский квест, где нужно было, несколько раз обежав вокруг дома в поисках следующей подсказки, найти клад в виде журнала «Мурзилка» или баночки слипшихся от жары монпансье. Разбиваю первую попавшуюся бутылку, достаю записку, не читая, откладываю ее в сторону, бью вторую, третью, четвертую. Соседи, должно быть, решили, что я сумасшедшая. Весь балкон усеян темно-зелеными стеклом – все бутылки разбиты, записки извлечены, сложены,  я жду. Чего? Глупая привычка задерживать дыхание перед входом.
Будто бы оттягиваю момент. Иду за веником, убираю стекла и только потом берусь разбирать записки. В каждой из них дата, пара строк и место – одно и тоже – Абрау-Дюрсо. Мне ничего не говорит это название. Читаю записки:

вдох -  в неделю, а выдох длинною в 5 месяцев будет, мне уже становится грустно. завтра уезжать. 1995, август.

под утро был сон: мои руки гибкие, снова молодые тянулись через все озеро, на них садились огромные птицы, но до тебя я так и не достал. а, проснувшись, плакал, как в детстве 1997, июнь.

ты уехала, и опять увезла меня с собой. мне самому ничего не осталось. так и живу, ты знай 1993, май

ветра было много, я аж оглох от него, слышалось, будто мама зовет меня снова. а голос на твой похож. 1994, ноябрь

пил кофе, хороший. тянул время, будто сам себя. Жизнь такая длинная. Шурочка, хоть бы дождь сегодня пошел, умыться. 2005, сентябрь.

на берегу нашел моток белых когда-то ниток. забрал с собой. наверное, оно так разговаривает со мной. в тот раз были сломанные часы, а перед этим – несколько размякших карт. все шестерки да десятки. 2004, сентябрь.

снились поваленные деревья. одно из деревьев – я. страшно мне стало, Шурочка, будто времени совсем уж нет. 2006, ноябрь.

Тут в дверь постучали, звонок оказался сломан.
- Петр Николаевич, вы тут? Это я, я принесла! Как договаривались: 5 месяцев. Открывайте, Петр Николаевич!
Открыла.
Женщина, кажется, не была удивлена. По-деловому спросила:
- Вы кто?
- Племянница, - и уточнила: троюродная.
- Ага, понятно. Он предупреждал...  а сам-то он где?
- В Абрау-Дюрсо, внезапно выдала я.
- Ага, как и говорил, ясно. Ладно, держите, передадите Петр Николаевичу. Он знает.
- Хорошо, - я взяла сверток.
- Только лично в руки. Он сам должен открыть.
- Да-да, лично, -  я закрыла дверь.

Держа в руках сверток, я думала только об одной услышанной фразе: «Он предупреждал». Должно быть, просто совпадение. Решила не открывать пока этой посылки – пусть полежит. Зачем взяла ее? И при чем тут 5 месяцев? 5 месяцев назад я сбежала со своего города в этот. Все эти 5 месяцев я лечила себя и успокаивала, училась жить – так, как учатся ходить после серьезной травмы ног. И тут вдруг чужой человек говорит: «5 месяцев». Слишком много загадок для моей маленькой головы, вернусь к запискам.

Прежде чем положить сверток на стол, послушала его, потрясла, оттуда выпал жд билет. Ну вот, этого-то я и боялась, хотя очевидно, что предположить никак не могла. Хорошо, билет так билет. Куда мы едем, Петр Николаевич? Неужели в Абрау-Дюрсо? Нет, всего-то лишь Новороссийск. И вот ведь какое совпадение, что билеты без фамилий у нас ввели только полгода назад. Но почему не Абрау-Дюрсо. Может быть, там нет ж/д, он купил до ближайшей станции. Ок, Петр Николаевич, если уж играть – так по-полной. Так уж и быть - привезу вам посылочку. Выезжаем послезавтра? Прекрасно, жизнь становится все интереснее. Может быть, теперь начнет что-то действительно происходить? Даже если нет – возможность удрать куда-то подальше от своих проблем, я не упущу.

За эти два дня, что, казалось, тянулись бесконечно, я перерыла всю квартиру в поисках чего-нибудь еще. Сказочная формула: пойди туда не знаю куда, найди то не знаю что – обычно приводила героев к своей судьбе. Я это хорошо помню. Искала и думала все: «Почему я?». Ведь на моем месте мог оказаться любой другой человек. И если оказался бы, но может и не стал бы даже смотреть альбом, искать записки в бутылках. Просто собрал бы весь хлам и выбросил. Мне стало невыносимо грустно – хоть вой! Я вдруг представила, как рослый, простецкий такой парень бросает в мусорную кучу за домом мешок со всеми мелочами, фотографиями, записками, поджигает его и долго еще стоит, наблюдая, как все горит. Ну, вот уже и плачу. Чего вдруг? Разве это мою жизнь сжигают? И хочется бежать куда-то, и кричать, кричать, кричать. Какой-то припадок, истерика. Сохранить, все сохранить. Как будто это гарантия, моей жизни, что сохранят и меня, что я буду длиться. Ну глупость ведь, глупость. Мне все равно. Я сделаю.
Собрала все. Все,  что смогла найти, упаковала в чемодан – теперь готова ехать, Петр Николаевич, готова.

2
В середине октября здесь почти нет людей. Над озером по утрам – туман. Дворники метут листья с аллей.

Я втихаря разбиваю их аккуратно сметенные кучи – мне нравится, когда листья разбросаны: по ним можно ходить и слушать их хруст. Лодки все еще стоят, сбившись носами в  кучу у берега. Пустота такая прозрачная, звенящая, хочется дышать медленно. Так, чтобы слышать, как течет кровь по сосудам. Медленно, да. И идти медленно, будто бы разрезая собой застывшее пространство. Понимаю, почему чаще всего он приезжал именно осенью. Ничего не отвлекает от себя, даже наоборот. Ходишь по этим пустым аллеям, кажется, что туда-сюда, а на самом деле, будто бы идешь по длинному темному и сырому коридору, идешь, идешь - и тут дверь. Наконец-то! Входишь в нее, закрываешь за собой, и все: пришел в себя, закрылся, сидишь, стены рассматриваешь. И так, будто не знал себя изнутри никогда, не видел. И все аж сжимается.
Окна номера моего смотрят на озеро. О-зер-О два «о» как два глаза в слове, а на деле глаз – один. Говорят, в нем водятся змеи. Я не знаю, что делать. Я сижу в номере, иногда гуляю, перечитываю записки, подолгу смотрю на озеро,  жду. Может быть, кто-то придет, принесет еще посылку, или он сам зайдет вдруг и скажет что-то очень важное, что-то объяснит мне, или Шурочка встретится на улице. Кто-нибудь, хоть кто-нибудь. Жду.
В середине дня пошел мелкий дождь. Я направилась к озеру. Села в одну из лодок у берега, сидела долго одна, пока не подошел лодочник.

- Кататься?
- Нет, я посидеть.
- Был тут один такой: в дождь придет и сидит.
- Петр?
- Может и Петр. Так ни разу и не взял лодку покататься – плавать не умел. Думал, утонет.
- А вы Шурочку знали?
- Нет, кто такая?
- Сама не знаю.

Ушел. Еще посидела и промокла совсем. Наверное, теперь заболею. Иду по аллее к гостинице, перед самым выходом из парка оборачиваюсь и вижу – вдалеке  у самого берега стоит женщина под дождем, смотрит на озеро. Маленькая голова и грузное тело. Я срываюсь: «Шура, Шурочка!». Бегу и ору, что есть глотки. Она медленно так уходит, плавно, все дальше и дальше, я бегу и падаю, разбиваю колено, встаю и бегу, но она ушла уже. Нет Шуры. А может не она была? А, может, не было? Что среди дождя не привидится?

Ночью  поднялась температура. Мне казалось, что комната заполнена незнакомыми людьми, все чего-то ждут от меня, чего-то хотят, хватают за запястья. Я вставала, покачиваясь, махала руками и повторяла: «Уходите, я ничего не должна вам, ничего». Потом проваливалась в сон, снова просыпалась, ползала по комнате, что-то искала. Плохо помню, ничего не помню. Потом опять сон, вижу будто в свертке том кто-то живой, ребенок или животное какое мелкое. Плачу: как мне его жаль - разворачиваю сверток, но слоев в нем все больше и больше, бесконечно много. Рыдаю. Во сне я так и не добралась до сердцевины, проснулась. Дотянулась кое-как до тумбочки, где он лежал. Разорвала оберточную бумагу, потом картон, внутри – алюминиевая урна. Сверху выгравировано: «Шурочка». И внизу на бумажке мелко: «отвези ее на середину озера, брось в воду».

Была глубока ночь, небо чистое, луна.  Не помню, как оказалась в лодке, не помню, как оказалась на середине озера. Температура по-прежнему была высокой. Меня тошнило и укачивало. Не сразу заметила я, что над озером туман. Я все плыла и плыла. Будто бы это не я вовсе. Остальное в памяти как отдельные кадры: вот опускаю урну в воду, вот она тонет, вода смыкается, смотрю на берег – туман. Сквозь него вижу мужскую фигуру, которая медленно входит в воду и идет, идет, идет, постепенно погружается. Стой! что есть сил гребу к берегу. Весла будто вязнут в тумане. Я кручусь на месте. Стой же! Куда? Все, нет его, не видно, пропал, вода сомкнулась. Из-за тумана не могу рассчитать расстояние.

Все, не успею, ничего не успею. Тишина. Черпаю одной ладошкой воду, умываюсь. Туман над озером постепенно рассеивается. Меня знобит, плыву назад, бреду в гостиницу. Там – засыпаю.
Мне снится, будто я огромная змея, спящая на дне озера: глотаю Петра Николаевича,  Шурочку, потом себя. Мне снится, будто я огромная птица, уношу озеро, похожее на тело змеи в чешуйчатых лапах. Мне снится, будто я Петр Николаевич - маленький мальчик плачу на берегу озера. Мне снится, будто я вдруг выросла, и части тела моего лезут вон из комнаты. Мне снится, что идет дождь и озеро выходит из своих берегов. Я просыпаюсь.
За окном солнечно. Теперь можно ехать домой. Картины произошедшего ворочаются в памяти, как гигантские валуны, но я не думаю, я сижу на стуле, поджав под себя ноги, и пью воду. В окне видно озеро  - оно такое же, что и вчера, ближе к парку плавают птицы, наверное, утки, отсюда не видно. Очень теплый для середины октября день. На улице хорошо, дворники метут листья. Хочется дышать медленно. Так, чтобы вдыхать этот день полностью. Давно со мной такого не было. Кажется, я наконец-то вылезла из грузного тела ростовой куклы, что носила уже несколько лет и не замечала. А теперь стала совершенно легкой и прозрачной.
Я покупаю бутылку красного и медленно выпиваю на террасе. На салфетке пишу чужие слова: «все, что не было со мной, было и прошло». 2010, октябрь. Абрау-Дюрсо»,  аккуратно сворачиваю и засовываю в пустую уже бутылку. Прощай, Петр Николаевич, прощай, Шурочка. Я вас помню. Я возвращаюсь.


                                                                          Абрау-Дюрсо. 7-9 июня 2012

К списку номеров журнала «ГРАФИТ» | К содержанию номера