Сергей Мнацаканян

Поэт на стадионе. К 80-летию со дня рождения Р.И. Рождественского

  

  
   Это поколение выступало на стадионах. Конкретно, на самом большом стадионе страны — в Лужниках. Роберт Рождественский занимал своё место рядом с Евтушенко и Вознесенским. Ещё были Ахмадулина и Булат Окуджава. Помню, однажды в середине шестидесятых, ещё совсем молодой поэт, я был на таком выступлении. Трибуны, на которых расположилось несколько десятков тысяч поклонников современной поэзии, ревели от восторга. Так сегодня ревут футбольные фанаты. Кроме «звёзд», к которым тогда тесно примыкал Владимир Цыбин, читали стихи Александр Балин, Нина Бялосинская и уж совсем ныне забытый Иван Лысцов, писавший «на словаре Даля». Он прочитал своё мелодичное стихотворение «Словно лебеди на долы Лебедяни». Фронтовик Александр Балин читал жёсткое стихотворение «Нас рожал ночной бомбардировщик» и второе — о медосмотре перед призывом на фронт, когда в шеренгу выстроились «четыре тыщи голых мужиков»… В те годы все были вместе, в одной «команде» — правые и левые, почвенники и либералы. Их объединяла политика могучего государства.
   Роберт Иванович родился 20 июня 1932 года в селе Косиха Алтайского края. Правда, Рождественским он стал позже — после развода родителей он получил фамилию и отчество отчима. Эта фамилия стала судьбоносной… Он начал печататься в Петрозаводске с 1950 года, и уже в 1956 году окончил литературный институт имени А.М. Горького. Читатели обратили внимание на гражданское звучание его стихов, на патриотический пафос поэта. Он издал много книг, и, поверьте, они не пылились на полках магазинов. «Необитаемые острова», «Ровеснику», «Возраст», многочисленные избранные… Он писал не только гражданские стихи, у него много лирики: «Не привез я таёжных цветов, извини, — писал он в ярком стихотворении «Таёжные цветы» — Ты не верь, если скажут, что плохи они. Если кто-то соврёт, что об этом читал... Просто, эти цветы луговым не чета! В буреломах, на кручах пылают, жарки, как закат, как облитые кровью желтки».
   Он писал и большие поэмы — «Реквием», «Письмо в тридцатый век». Эта поэма — сочинение романтика, своеобразный гимн будущему. В те годы все верили в будущее. Многие верили даже в светлое будущее. С годами будущее приближалось, но становилось всё темнее и туманнее.
   Однажды в середине семидесятых в «ЛГ» появилась статья, в которой критик, мягко говоря, пощипал Роберта Рождественского за огрехи его поэзии. Тут началась буквально официальная истерика. Цэдээльские остряки шутили: «Руки прочь от Рождественского!..» В самом скором времени появилась хвалебная статья. Не думаю, что поэт организовывал похвалу самому себе. Всё это было смешно, но шутки шутками, а вопрос всё же ставился серьёзно: Роберта Рождественского любили, а его песни знала вся страна. Достаточно только назвать песню из фильма «Семнадцать мгновений весны»… А оглушительная «Свадьба» остаётся и в наши дни многолетним советским шлягером — её можно было услышать в парках культуры, ресторанах, на свадьбах от края до края СССР, да и сегодня её время от времени поют с прежней удалью и размахом. Размах — это то, что из поэзии Рождественского не вычеркнешь.
   На его стихи писали музыку Пахмутова, Таривердиев, Птичкин и другие известные композиторы. А песня «Что-то с памятью моей стало» звучала много лет, и именно эта строчка стала произноситься не только всерьёз, но и с улыбкой. «Что-то с памятью моей стало», — шутя, произносили многие…
   Мне довелось познакомиться с Робертом Ивановичем на одном из совещаний молодых писателей, которые в те годы щедро проводились писательским союзом и комсомолом. Конечно, наше знакомство не перешло в дружеские отношения — слишком велика разница между тогдашним «баловнем» Советской власти и молодым поэтом, но доброжелательное знакомство осталось и проявляло себя при встречах в писательском ареале обитания. Помню Роберта Ивановича — постоянно в кожаной куртке, в рубашке обычно с галстуком, с парой характерных тёмных родинок над верхней губой и на щеке. Он, судя по всему, любил кожаные вещи как некий символ стабильного, надёжного, неизносного... Я запомнил его не только в кожаном пиджачке, но и в каком-то мощном кожаном пальто, длинном, непробиваемом, как латы гладиатора. Он был доброжелательно-спокоен, подчёркнуто-внимателен, в нём не было того суетного высокомерия, которое частенько прорывалось в тех, кто был вхож в «цековские» коридоры Старой площади.
   В 1979 Роберт Рождественский стал лауреатом Государственной премии СССР за поэму «210 шагов». «210 шагов» — очень конкретное название, сегодня уже не вполне понятное: это был путь кремлевского патруля на пост №1 — к Мавзолею В.И. Ленина. Многие считали, что новая поэма поэта — просто «премиальная акция». Советская интеллигенция частенько во всяком внимании к власти и стране усматривала корыстные мотивы. А ведь можно посмотреть на это и по- другому: недавний безвестный паренёк из затерянного села Косиха просто писал о своём — кровно необходимом. Это была его страна, его власть, и он не стеснялся, как иные из коллег в те годы, прямо говорить об этом.
   Может быть, именно поэтому не кто-то из лицемерных друзей Высоцкого поддержал своим авторитетом первый посмертный сборник всенародного барда, а именно Роберт Иванович. Думаю, что его предисловие к книге Высоцкого «Нерв» стало гарантией выхода этого сборника в издательстве «Современник». С только что вышедшей книгой случилась авантюра: где-то на пути из типографии на книжные склады пропал чуть ли ни вагон тиража «Нерва» с предисловием Рождественского.
   Как это часто бывает, за успехом, за стадионным рёвом, за популярной музыкой песен нельзя было рассмотреть реальное лицо поэта. А ведь у Роберта Рождественского (и с годами всё больше) было много серьёзных стихов, философских и афористичных строк, которые запоминались с первого прочтения. Я и сейчас, не заглядывая в книги, могу немало процитировать на память и, думаю, без ошибок. Вот, например, несколько пышные, но всё равно запоминающиеся строки: «Красивая женщина — это профессия, все остальные — сплошное любительство» или печальное «Это не время проходит. Это проходим мы».
   Проходило всё-таки время. В девяностые годы недавнего века Роберт Иванович уже был тяжело болен. Он умер 20 августа 1994 года. Было ему шестьдесят два года — не так уж и много по современным понятиям. За год до смерти 4 октября 1993 подписал печально известное «Письмо 43-х». Там было написано: «История ещё раз предоставила нам шанс сделать широкий шаг к демократии и цивилизованности. Не упустим же такой шанс ещё раз, как это было уже не однажды!». Беда была в том, что Россия непримиримо разделилась на правых и левых, на либералов и почвенников. Рождественский оставался со своими друзьями, даже если они были неправы. В политических страстях и идейной сваре тонуло само понятие о том, что такое демократия. Увы, тот самый шанс исчезал на наших глазах.
   Наше общество редко вспоминает поэтов — даже живых. Но Роберта Ивановича помнят — даже не по имени, помнят по его песням, по его не теряющим свежести строчкам. И снова звучат протяжные песенные строки из фильма «Семнадцать мгновений весны», жалостливая, ставшая почти народной песня «Сладку ягоду брали вместе, горьку ягоду — я одна…». И конечно, поёт и пляшет лихая «Свадьба» знаменитого советского поэта. 20 июня 2012 года ему исполнилось бы восемьдесят лет. Но не исполнилось – осталась только памятная дата и книга поздних, уже послесоветских стихов, отмеченных мудростью и печальным покаянием… А жизнь закончилась ещё в прошлом веке.
   Сегодня можно сказать, что творческий путь поэта промелькнул на гигантском стадионе советской жизни.

К списку номеров журнала «ДЕНЬ ПОЭЗИИ» | К содержанию номера