Марина Шалыгина

Юность и старость, возможно, похожи. Стихотворения

***


Юность и старость, возможно, похожи –


Неясностью замыслов, тонкостью кожи.


 


Старость не радость и не наказание –


Мерцание неба, дыханье, касание,


 


Новых бессонниц звёздные всходы,


Космос открытый бездомной свободы.


 


***


Тесно жить – ну, а что? И прекрасно!


Бабки-дедки, внучки да дочки.


Вне сомнений – мы слабы ужасно:


Что мы значим поодиночке…


 


В то, что Зло правит миром, не верю.


Не топорщи иголки, не ёжься!


Как детёныш к матёрому зверю


Пришвартуйся под бок  и спасёшься.


 


***


Над Ваней начальнички и начальники,


О Ване заботники и печальники.


Осыпан Ваня наград шелухой,


От вспышек слепой, от шума глухой.


Рта не открыть, сразу в зубы жвачку:


Хвалят Ваню, тискают, как собачку,


Подносят фужеры и микрофоны –


Вот ведь какие  неугомонные!


Что ж ты, Ваня, с лицом деревянным


Тусклым глазом косишь оловянным?


 


Вышел в полночь – наконец-то свободен!


Способен на многое, для тусовки – негоден.


А дома, в избушке, в большой тесноте


Расскажет жене по большой простоте:


– Хвалили, хвалили; достоин медали…


– Ну, а квартира?


–  Денег не дали.


 


***


Льётся дождь, льётся вновь, окаянный,


Словно школьный этюд фортепьянный.


 


Погружаешься волей-неволей


В непрерывный шорох триолей:


 


Ми-миракулум, до-доминус,


Вот и солнца соль проявилась –


 


Это вольность мелодии, шалость:


Свет, вода – всё внезапно смешалось


 


В ритм пунктирный  стремительной коды,


В завершающие аккорды


 


Под молочной, под облачной сенью


В монастырских садах воскресенья.


 


Оглушён тишиной мокрый ирис.


Взгляды капель наверх устремились.


 


И всему-то – до малого листика


Донеслось, что в молчании истина.


 


И безмолвием подтвердилось:


Да! – Миракулум! Да! – Доминус!


 


В умиленьи от божьего дива


Замирая, заплакала ива –


 


Неприкаянный, неосторожный


Одинокий куст придорожный.


 


Паук


 


Восемь конечностей у паука.


И путь бесконечен, побежка легка.


Ты не заметишь паучьи следы


На бархате пыли, на блеске слюды,


На листьях сухих, где бежал, на золе,


На ветхости досок, на влажной земле.


Движенье бесшумное не уследить,


Пока не блеснёт паутинная нить.


На тонкой и прочной ножками вниз


Висит, словно ловкий спортсмен-альпинист.


Мгновенье – и снова он рысью бежит.


А муха вослед возмущённо жужжит.


 


***


Деревья, умирая, пробивают бреши


В зелёном пологе, расплавом солнце льётся


В пробоины, замолкли птицы-гейши.


Трава рождается на дне колодцев


Из птичьих иероглифов и пуха,


Из молний-иероглифов, их света,


Из утреннего земляного духа,


Из полноты средины лета.


Ей колыбелью рухнувших могилы,


Оттуда всходит к свету тьмой кромешной


Народа нового, расплескивая силы,


И расцветает гордостью поспешной.


А за травой зародыши деревьев


Едва видны, светлеют нежным телом –


Птенцы древесные с пучком зелёных перьев


Топорщат корни  с вызовом несмелым.


Их солнце жжёт, а осенью луна


Любуется их трудным ростом,


И сохраняет снега белизна


Их жизнь и предков павших остов.


Проходят за муссонами муссоны.


В срок вишня дикая цветёт.


Смыкаются лесные кроны,


И флейта вечности поёт.


 


***


По дорогам безлюдным воскресным


К небесам по местам неизвестным,


 


От корней по стволам задубелым


К облакам серебристым и белым


 


Поднимаются души на суд


И грехи за плечами несут.


 


Кто устал, кто свернул до вершины –


Приютили развилин морщины.


 


А живой подойдёт – и услышит:


Под корой души стонут и дышат.


 


Просят путь указать им до неба,


Или, может, пристроиться где бы.


 


– Может, станем древесною сутью? –


И толпятся, стоят на распутье.


 


***


Расширяется неба зрачок,


Поглощает земную тень,


Ловит время сеткой-сачком,


Сберегает на завтрашний день.


И вбирает озёрную ширь,


Обрывая закатную нить,


Поглощает сегодняшний мир,


Чтобы в целости всё сохранить.


 


***


На привычном мча автопилоте,


Всё ж засомневаешься в дороге.


На седьмом или десятом повороте


Встанешь на обочине в итоге.


А вокруг разбойные просторы,


Буйный лес – шумящие вершины.


А по горизонту горы.


Заглушишь мотор и выйдешь из машины.


И всю местность взглядом обнимая,


Вдруг поймёшь: душа твоя – немая.


Не найдётся подходящих слов,


Ни для синевы, ни для цветов,


Ни для птичьего лесного рая –


Для любви такой – от края и до края.


Словно первенца ты нянчишь неумело,


Будто прежде скуп был на вниманье.


Нет имён, незнаемы пределы


Ни души твоей, ни мирозданья.


 


Стихи о болезни


 


Правёж и схима – инфлюэнца.


В изгнанье дождь, и в лагерях ручьи.


Мороки снежной интервенции.


В отлучке вешние лучи.


 


И сколько дней ещё до лета?


Свободы сладость – мимо рта.


– Стихи не числятся по сметам,


Поэтому, – ты шутишь, – маята.


 


Кто по дрова, а кто-то в лес.


Словес и бунт, и перекройка.


И никаких тебе чудес:


Полуразруха – полустройка.


 


На нет сведённые леса


У сёл, покинутых на дачи.


Препятствий вечных полоса,


И торжество солдат удачи –


 


Вот православная весна:


Один с сохой, полсотни с ложкой.


И в ожидании страна


Над посевной корпит картошкой.


 


А я – ни словом, ни сохой.


В жару ознобном снова снится:


Перед судом толпы глухой


Стою растерянной должницей.


 


***


Пустеет ящик – детский дом помидорный.


Каждому подросшему растению даётся квартира.


Что завтра будет – вопрос спорный:


То ли жизнь плодоносная, то ли – могила.


 


Листочки вянут, обживаться и больно и трудно,


Хотя полным-полно и воды, и света.


Корни продвигаются очень медленно, нудно,


И лёгкий сквозняк не отличим от ураганного ветра.


 


Послушайте, дорогие, всё для терпеливых преодолимо!


Обратите внимание на великолепный гумус –


От него зависит зелёная мощь хлорофилла


И каким в конечном итоге вырастет кустик.


 


Почувствуйте: зарождается кураж, тренируются сухожилья.


Какие красавцы! – скажу когда-нибудь вам с восхищением,


Когда нарастите взрослые сильные крылья,


Примером будете мне и не совсем ожиданным утешением.


 


***


Незабытая Людка отдыхает на юге,


Купается в море абхазским утром.


А здесь, в Кыштыме, тополиные вьюги.


И мать вчера запретила компьютер.


 


Друзья зовут на далёкий берег,


Но отвечаешь: – Не больно-то надо


На озеро ездить. Сломался велик,


Надо детали, но нету денег,


Да и вообще – не друзья, а банда.


 


На работе траблы, совок, метёлка.


Учит цветы любить баба Маша.


После полудня – базар, кошёлка,


Снова траблы, снова мамаша.


 


В дырявых мокрых штиблетах


Маршируешь, как робот.


Четырнадцать лет. Очень скучное лето.


Ищешь счастья – находишь опыт.