Андрей Фролов

Генерал СМЕРШ. Окончание

 

Начало в № 3 (7) 2018

 

В общем, уволили меня из органов, и стал я вольной птицей. Что делать? А тут старший сынишка мой с блеском поступил на металлургический факультет УПИ и переехал в Свердловск к Маниному двоюродному брату Боре, полковнику танковых войск, преподававшему на военной кафедре этого института. Вот и мне напоследок удалось поменять нашу “трёшку” в Оренбурге на двухкомнатку в военном городке Свердловска. Зажили мы там хорошо, в тесноте, да не в обиде. Жили, впрочем, бедновато, так как больше года меня не брали на работу, я сидел с Андрюшкой, и только Маня приносила свою небольшую учительскую зарплату, да Юрка стипендию. Но были счастливы, мы любили друг друга, детей, а что ещё надо.

Сосед наш, полковник авиации, Фёдор Ильич Оковин, был почётным гражданином города Свердловска, награждённым именными часами лично из рук Ленина как геройский кавалерист. В бытность Жукова командующим Уральским округом Фёдор Ильич командовал у него авиацией. Он вспоминал:

– Вызывает меня на доклад Жуков, а я его только раз и видел, не знаю ещё как к нему подойти. Ну, за день перед тем подкатил я к его адъютанту, тот всю войну с маршалом провёл. Веду  адъютанта в ресторан, водочка, пивко, раки, закуска, ну и говорю ему: «Мил-душа, скажи, в какой манере товарищу маршалу лучше всего правду докладывать, в каком виде он больше всего факты принимать любит?» А сам думаю, прорех-то и недочётов у меня в авиации пруд-пруди, вот придерётся и сожрёт меня этот Жуков за здорово живёшь, уж больно строг. «Не дрейфь!, – говорит мне адъютант, довольный угощением, – я тебя сейчас научу, всё нормально будет. Заходи решительно, смело, твёрдой походкой, смотри ему прямо в глаза, а сам ври, ври, ври!» Я так и сделал, подошёл к нему решительно, голову держал высоко, ел его глазами  и нёс громко и чётко, по-военному:

– Авиация, товарищ маршал, находится в высочайшей боевой готовности, техника к зиме подготовлена на 100%, топливо и горюче-смазочные материалы в полном комплекте, боевые занятия проведены в полном объёме... 

Голосом таким деревянным, армейским, чтоб ни одна нотка не дрогнула, и смотрел на Жукова не мигая, как оловянный солдатик. Так что вы, Андрей Петрович, думаете? Жуков остался чрезвычайно моим докладом и всем другим командирам в пример ставил» .

 

В конце 1956-го решили меня арестовать. Я сразу понял, так как вызвали в прокуратуру вечером к шести ноль-ноль. Я так Мане и сказал, если не вернусь, не волнуйся, значит посадили. О детях, о себе заботься, а я посижу и выйду, я ж обещал с фронта живым прийти и пришёл, так и из тюрьмы выйду. Вины на мне нет, а без вины долго не просижу. Перецеловал всех, особенно Андрюшку своего, и в путь. Они мне из окошка нашего третьего этажа долго со слезами на глазах махали.

Опасался я, что они что-то из Паши Судоплатова выбили, хотя и был уверен в его исключительной надёжности. Никогда ведь не знаешь, в чём обвинить могут. Паша, к примеру, сидит за активное пособничество Берии в подготовке государственного переворота, похищения и многочисленные убийства, а начальника моего Гоглидзе как шпиона сразу нескольких западных разведок расстреляли. Абакумова посадили за сионизм, а расстреляли за политический авантюризм, Вадиса вообще за воровство разжаловали. Был бы, как говорится, человек, а статья найдётся...

Меня обвинили в расстреле бывшего секретаря житомирского райкома партии Степанова. «На каком основании вы расстреляли в Житомире секретаря райкома партии Степанова?» – строго так меня прокурор спрашивает, и глаза горят праведным огнём.

          – Это не я, – говорю.

          – Ну да, понятно. Это не вы, это он сам себя расстрелял, к тому же в затылок. Зря  пытаетесь ввести нас в заблуждение, вот ваша подпись о расстреле Степанова, якобы по указанию вышестоящей инстанции. Вы всегда на вышестоящие инстанции валите. Не так ли? Это ваша подпись?

           – Нет, вот эта, как раз, не моя.

           – Как не ваша? – у прокурора аж лицо переклинило. – Вы же Фролов А. П. 

           – Ну, я.

           – Так вот же ваша фамилия и инициалы!

           – Фамилия моя, инициалы мои, а подпись не моя.

           – Да как это может быть?

           – Очень просто, это Фролов Алексей Павлович, вон читайте в протоколе допроса, а я Фролов Андрей Петрович, вы даже протокол не прочитали как следует.

Прокурор смутился, он понял свой просчёт, но решил всё-таки помахать кулаками после драки:

            – Вы тоже нарушали закон, тоже служили в НКВД в то время, а значит принимали участие в незаконных арестах и репрессиях, направленных против честных советских людей!

            – Конкретно, в чём, где, как и когда были совершенны эти мои незаконные действия? – ответил я, прямо глядя ему в глаза.

            – Не беспокойтесь, мы это установим!

В итоге меня не арестовали и не исключили из партии. Я был назначен директором Свердловского углекислотного завода.

В работу ушёл с головой. Приобрёл книжку про углексилотное производство и изучил её вдоль и поперёк. Коллектив попался замечательный – настоящие уральские рабочие с большим стажем. У них и учился. Ведь интересно же, как из чёрного неприглядного кокса сухой лёд сделать... Попробуйте без сухого льда обойтись...

Удалось внедрить некоторые технические новшества для облегчения труда. Помимо улучшения процесса производства, смог дом для рабочих пробить. Четыре квартиры отдал строителям. Дом построили в три этажа на тридцать шесть квартир – первый настоящий благоустроенный дом на улице, а то была сплошная деревня. Подталкивали меня на малогабаритные квартиры, а я не согласился. Пусть меньше, да лучше, полногабаритные построил с широким коридором.

В это время Хрущёва сняли. Пришел к власти Брежнев. С ним я встречался в Днепродзержинске в 32-м, когда попал туда с комсомольской делегацией. Он, будучи комсоргом, устроил нам отличную экскурсию по заводу. Видный, рослый, весёлый, знающий, он произвёл тогда очень хорошее впечатление. Я ещё подумал: «Далеко пойдёт парень». Так и случилось. Моя сестра Рая работала в бухгалтерии Днепропетровского обкома и отзывалась о Брежневе как о человеке и руководителе весьма положительно. Правда, не все так реагировали. Один из ветеранов-полковников возмущался: «Кого выбрали? Лёньку Брежнева! Да мы с ним водку в 42-м пили и песни пели. Какой из него Генеральный секретарь!? Разве его можно сравнить со Сталиным?»

Любое упоминание «вождя народов», а тем более сравнение с ним меня коробило. Я-то знал, кто был главным палачом страны. Работа в «органах» на многое глаза открыла...

В 1967-м разразилась арабо-израильская война. Я всей душой болел почему-то за Израиль, а не за наших арабских друзей. Израиль дал им чёсу. За считанные дни разгромить все их армии, да ещё при поддержке наших советников! Вот тебе и евреи! А то – трусы, бегут в Ташкент, никакие, мол, солдаты. А я-то знал, сколько было доблестных евреев-воинов, Героев Советского Союза. Я поддерживал Израиль в частых спорах с нашими вояками во дворе, и они быстро замолкали. Вообще, меня наши чёрные полковники, как их называли остряки из горсоветских домов, побаивались, видимо, по старой привычке. Хоть и недолюбливали нашего брата-особиста.

 

                                                      ЭПИЛОГ

 

Вернули мне мою полную пенсию только в 1990-м году. Союз умирал, дело за которое мы всю жизнь боролись, приказало долго жить. В этом для меня были и большая печаль и какое-то злорадство. Довели своим враньём страну до ручки. В партию ни один из моих детей и внуков не вступил и не пытался, все они были настроены оппозиционно. Конечно, я сыграл в этом не последнюю роль. Особенно Андрюше я рассказывал об ужасах сталинизма и во что он вовлекал людей, в том числе и меня. Я не хотел, чтобы мой младший сын рос таким же наивным, как большинство его сверстников. Я не любил наивных,  легковерных и глупеньких и не хотел, чтобы мой сын рос таким и плясал потом всю жизнь под чужую дудку, а под конец проклинал тех, кто его обманывал. А не надо верить, тогда не обманут. Тот, кто верит, тоже виноват, а не только тот, кто его обманывает. Это я и про себя говорю – ведь тоже верил...

Когда сын был в классе 7-ом, я рассказал ему о расстреле поляков в Катыни и о нашем постоянном вранье, о том, что вообще нельзя всё принимать на веру, а надо думать собственной головой и быть полностью ответственным за свой выбор. Я говорил в наших задушевных беседах, что и в Ленина не надо верить, что он не тот, за кого его выдают. И что одни взрослые дяди и тёти делают это в своих корыстных интересах, а другие по глупости, потому что верят. Не скрывал я и своего участия в репрессиях, пусть сын всё знает о батьке, это поможет ему лучше ориентироваться в жизни.

 

В самом конце шестидесятых я узнал, что Паша Судоплатов освобождён по отбытии срока наказания 15 лет. Знал я и о том, что более 20 лет он боролся за свою реабилитацию. Полностью был реабилитирован постановлением Главной военной прокуратуры Российской Федерации в январе 1992 года. Впрочем, многими высказывались сомнения в правомерности его реабилитации, так как был Паша  организатором и участником доказанных судом уголовных преступлений. Что было, то было...

Отбывал он наказание во Владимирской тюрьме. Доходили слухи, что перенёс инфаркты, ослеп на один глаз.

 

Отношений с Судоплатовым я не поддерживал Связаться с ним всё-таки решил после того, как прочитал его изданные на русском (а сначала на английском) мемуары, написанные совместно с сыном Анатолием. Произошло это в 1996-м, незадолго до кончины Паши. Достал через наших его телефон и не без волнения позвонил. Трубку он взял не сразу:

– Паша, это я, узнаёшь?

– Здравствуй, Андрей, – после долгой паузы ответил он сухо.

Поговорили о том, о сём, о здоровье, детях, внуках... Разговаривал Паша с видимой неохотой. Я решил взять быка за рога и коснуться темы смерти Сталина. Так был заговор или не было?

– Слушай, Паша, жить осталось немного, вот я и хочу тебя спросить напрямую: ты помог от него избавиться?

–  От кого избавиться?

– От кого, от кого, от Сталина, ты что, не понимаешь!?

–  Какого ещё Сталина? – ответил он резковато.

– Сталин, по-моему, Паша, у нас один был, Иосиф Виссарионович, я что-то  других не припомню.

            – Плохо у тебя, значит, с памятью, Андрей, а Василия Иосифовича кто арестовал?

– При чём тут Василий? Ну, я арестовал, а что с ним было делать? Кстати, Паша, арестовал я его как раз за то, что он везде кричал, что его отца отравили. А если это правда, то кроме тебя некому! – бросил я с вызовом.

– Ты, видно, «Правду» не читал, а там 6 марта было ясно сказано, что Иосиф Виссарионович Сталин умер от инсульта, и было заключение врачей. Или у тебя память отшибло? Начитался всякой ерунды из жёлтой прессы и звонишь, раньше вот что-то не звонил, я ведь уже давно на свободе...

– В «Правде», Паша, было напечатано, что и Масарик сам с 9-го этажа выпал, когда  шторы менял, а я то ведь знаю, чья работа, мне не кто-нибудь, а Федя Шубняков рассказал, так что нечего тут... Я про другие твои дела молчу...

– А всё-таки ты  контра, Андрей! Поди, и партбилет сжёг?

– Сжёг, Паша, и Маня сожгла, и среди детей коммунистов нету.

– Да, а ваш Ельцин великую страну, которую мы с тобой строили, развалил, коту под хвост пустил, разве тебе не обидно?

            Решил я не продолжать бесполезный спор.

– Паша, вот я шейку бедра сломал...

– И что, и я сломал.

– А как ты ходишь?

– Да никак не хожу, на табуретке передвигаюсь.

– А мне дочка из Америки вокер прислала, это такое приспособление, я с ним прекрасно хожу. Ты понял, что такое Америка?

– А я хоть пятнадцать лет в тюрьме отсидел, но идеалы наши не предал. Американцы, как хотели, так и хотят зла нашей стране, а ваш Ельцин этого не понимает, всё развалил, всё пропил... А ты Америкой восхищаешься. Ладно, не о чем нам с тобой говорить!

– Ну и хрен с тобой!  – крикнул я  и бросил трубку.

Впрочем, я ни с какими ветеранами не могу больше трёх минут разговаривать. Раздражают. Смолоду мне старики дураками казались, никогда их не слушал и с мнением их не считался. И вполне понимаю молодёжь, когда они меня не хотят слушать. А Паша –  старорежимных понятий. Оттого на табуретке и передвигается. Вон книгу на английском издал, денег, поди, заработал, а вокер из Америки прислать некому.

Жаль всё же, что разговора с Пашей не получилось. Больше контактов с ним не было,  он так коммунистом и умер вскоре.

А меня Путин с 95-летием лично поздравил. Как чекист чекиста. Но, признаться, президента не люблю. Тому много причин, но главная, он свободы начал душить, от инакомыслящих избавляться. Не сам лично – по его указке. Разгон НТВ с любимыми народом программами. «Странные» смерти Юшенкова, Щекочихина, арест Ходорковского...

Обожаю «Эхо Москвы», целыми днями слушаю. Алексей Венедиктов, Андрей Черкизов, Валерия Новодворская – замечательные люди, умницы. А Анатолий Стреляный с радио «Свобода»? Какой у него язык! Я слушаю их и рассказываю по телефону сыну, живущему в Новой Зеландии. Чтобы он тоже был в курсе, что тут у нас происходит.

Я, безусловно, везучий человек. Прожил почти 60 лет с любимой женой, воспитали четверых детей, дали им высшее образование. И не один раз между Сциллами и Харибдами проскакивал, познал огонь, воду и медные трубы. Внуков и правнуков более двадцати и все устроены, все специалисты своего дела, ни одного болтуна, ни одного политика. Живут дети и внуки и в России, и в Америке, и в Испании, и даже в Новой Зеландии. И будут они плодиться и размножаться и достигать всё больших и больших высот.

 

P.S. Андрей Петрович Фролов скончался 10 октября 2004 года.