Марина Завьялова

Короткая проза

Foto2


 


Живёт в Москве, пишет стихи и прозу. Публиковалась в литературных альманахах. Издано несколько авторских сборников: «Сокровище» (2003), «Сорок» (2010), «Предчувствие» (2012), «Навстречу солнцу» (2015), «Дыхание Москвы» (2016).


Окончила литературные курсы при МГО СПР, жанр «Поэзия». Дипломант литературного конкурса МГО СПР «Золотая осень» имени Сергея Есенина в номинации «Поэзия» за книгу «Предчувствие» (2012). Победитель конкурса МГО СПР «Здравствуй, Осень» (2013). В 2013 г. получила Сертификат мастер-класса К.В. Ковальджи. Стихотворения переведены на французский, испанский, английский и немецкий языки. Член СП России.

 

 

МАЛАЯ ПРОЗА

 

ОКНО

 

                                                     «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте…»

                                                                                                                Из детской песенки

 

Она сидела и смотрела в окно. Там всегда что-то происходило: всходило и заходило солнце, разговаривали на соседних балконах соседи, мяукали кошки, махали кронами берёзы, растущие напротив, после дождя раскидывалась на ослепительном небе разноцветная нереальная радуга.

А она смотрела в окно. В детстве смотреть приходилось только тогда, когда сильно болело горло, подскакивала температура, и нельзя было ходить в школу, играть во дворе, смеяться над мультиками. Повзрослев, она глядела через стекло на чёрное звёздное небо, если готовилась к изматывающим институтским экзаменам, не давал спать маленький ребёнок или мучила бессонница. Там, на приклеенной навсегда к стене большой живой картине, цвела сирень, опадали листья, подрастали в песочнице дети, машины на парковке превращались из пузатых и неуклюжих в изящные, с плавными обтекаемыми формами, самолётики на колёсах.

Когда что-то случалось: менялась работа, близкие люди вдруг переставали звонить, кто-то сильно болел или умирал, – она прижималась лбом к прохладному стеклу и плакала вместе с каплями дождя, текущими по спасительной поверхности.

Шло время. Она не жаловалась, нет. У неё всё было хорошо: семья, красавица-дочка, здоровье и фигура как у 25-летней девчонки. Стабильная работа, горы книжек в гостиной и красивая посуда на кухне давали возможность жить и чувствовать себя уверенно. С подругами, милыми домашними и рабочими «трудяжками», можно было разговаривать обо всём и смеяться за чашечкой кофе в «Шоколадницах».

Странники… Их было несколько. Они появлялись и исчезали, проходили рефреном сквозь всю её жизнь. Притягивался определённый тип: эгоистичный, жестокий, никогда не понимающий её до конца. Оставалась горечь, но она не очень жалела: знала, что отчего-то это место никогда не будет пустым.

Сегодня она сидела и смотрела, как за окном падал снег. Снег летел большими пушистыми хлопьями, крыши соседних домов и машины покрылись белыми холодными простынями. На подоконнике образовалась ледяная больничная строгость… Однажды в юности она услышала слова очень симпатичного человека о том, что жизнь – это перрон или поезд, и тогда же решила, что поезд. Впереди ждут интересные захватывающие приключения. До глубокой старости.

Приключений не было. Пищал телефон, соцсети расхваливали её на все лады, через неделю предстоял отпуск в тёплой стране. Вдруг за окном раздался страшный шум – так рычал пропеллер вертолёта, на котором президент или кто-то из правительства иногда облетали город. В этот раз шум казался невыносимым. Вертолёт подлетел совсем близко. Он был необычный, раскрашенный в ярко-красный, голубой, изумрудно-зелёный и другие сумасшедшие цвета. Пропеллер представлял собой огромный, переливающийся на солнце хрустальный зонт, а из кабины пилота на неё смотрели незнакомые нечеловеческие глаза. Опустилась верёвочная лестница.

Она поднялась, сделала несколько шагов и встала на подоконник…

 

 

ХВАТИТ

 

Он прыгнул. Живой. Вроде всё двигается... Чудовищно болела нога. Травма была старая, дурацкая. Когда-то эвакуатор случайно уронил его машину ему же на ногу, кому сказать – смеяться будут, а в гипсе ходить пришлось долго.

Кто знал, что так получится? Танька ушла уже два месяца назад. Замучилась от его постоянных командировок, пьянок, да и по части женщин Саня был далеко не святой. Просто забрала ребёнка и ушла. Он и не сразу заметил, вещей в шкафу стало меньше, на кухне пусто... Оторвавшись поздно ночью от компьютера, он понял, что в квартире никого нет. Позвонил ей на мобильный, не берёт, смска пришла «хватит». Смешно. Как в литературе. Ладно, переживём... Работы всегда по горло, девок вокруг – пруд пруди, не чета худющей Таньке с её вечными кругами под глазами. Сына жалко. А что он мог ему дать? Был бы побольше, рассказал бы про жизнь, а так – один писк и памперсы.

В первые два дня Саня выпил столько, что уборщица отказалась убирать батарею бутылок у мусоропровода. На третий позвонил Катьке, или это Светка была? Она еду варила, он опять засел за компьютер. По вечерам решил гулять, только один. Катька или Светка мешали, всё свистели чего-то, денег просили. А Танька почти никогда не просила, сам как-то давал...

Когда выдали зарплату, он запил по-настоящему. Катька куда-то исчезла. Ребята приходили, пели с ними под гитару, пили, пельмени зачем-то жарили. Но вкусно получилось, съели подчистую. Странно, почему Танька не жарила пельмени?

Потом он как-то оклемался, с работы позвонили – надо оформляться, завтра поезд. В конторе его не очень узнали, похлопывали по плечу. Подумал: секретарша у шефа, в общем, ничего, может, закрутить с ней...

Вернувшись из командировки, Саня начал много курить. Пил пиво с ребятами, фильмы смотрел по телеку. Однажды набрал смску «как сын?». В ответ ничего не пришло.

Приятели посоветовали поменять работу. Почему бы и нет? Он был хорошим специалистом, дело своё знал, многие у него советовались. Начал ходить по собеседованиям, но там его почему-то тоже хлопали по плечу. Спасали вечерние прогулки, рядом был вполне приличный сквер со скамейками.

Сегодня всё было и на самом деле неплохо. И сосиски вкусные из супермаркета, и работа клеилась, хотя и прежняя. Поздно выключил компьютер, прилёг, закурил.    

Разбудил его запах дыма и грохот, как будто полка свалилась. Открыв глаза, Саня понял, что всё в огне – обои, стол, злополучные полки. «Сигарета», – пронеслось в голове. Он вскочил с дивана, забрался на подоконник. 3-й этаж, ерунда. Обожгло: «Танька, сын!!!» Всё нормально, их же нет... И он прыгнул.

 

 

ПИРОГИ

 

– А ничего уже больше не будет...

Бабушка посмотрела на Свету васильковыми глазами и улыбнулась. Тихо так улыбнулась, будто украдкой, только она так умеет.

– Давай лучше пироги печь, – бабушка неторопливо встала со скрипучего деревянного стула, надела свой любимый льняной фартук с весёленькой цветочной каймой (конечно, сама шила!) и начала искать в шкафах, потихоньку складывая на стол, мешочки с мукой, сахаром, солью. Достала из старого, но проверенного холодильника дрожжи, молоко, разбила в миску три яйца.

– Знаешь, мы в войну не думали ни о чём. Просто жили и мечтали, что выживем. Вот мамку твою с братиком, бывало, кашей на воде накормлю, прикорнут они на кушетке, слава богу, не бомбят...

Бабушка месила тесто умными, тёплыми, в морщинках, руками, а Света смотрела в окно. За окном стояла июльская жара, бурлил проспект, троллейбусы гремели своими рожками и дверьми. По тротуару спешили женщины в пёстрых платьях, сарафанах и мужчины в строгих костюмах. И не столица, а чувствуешь себя в центре Вселенной... Завтра она пойдёт гулять в любимый парк железнодорожников, навестит стадион, где в детстве на площадке с песком для прыжков в длину лепила куличики. Может быть, и к старому белокаменному Кремлю поедет. На троллейбусе.

Кухня, а затем и вся большая «сталинская» квартира наполнялись ароматом пекущихся пирогов. Они уже налепили их на большой деревянной доске, бабушка переложила штук двадцать на противень, засунула его в духовку и теперь, прихватив ручку духовки тряпочкой, всё время заглядывала в неё. Седые волосы, в прошлом русые и заплетённые в толстую косу, выбились из-под платка, а голубые глаза посветлели, словно выцвели на солнце. Света сидела и впитывала кухонное тепло, в сердце разливалась благодать, и стало так хорошо, так спокойно. Неужели ничего в жизни больше не будет?..

Бабушка обернулась и посмотрела прямо на неё. Хотя и умерла десять лет назад.  

 

 

БАБЬЕ ЛЕТО

 

Сентябрь золотил кроны деревьев, стёкла домов сверкали на солнце, стояла прекрасная пора – бабье лето.

– Стоп! Всё не так.

Камера замолчала, режиссёр опустился на стул. В павильоне повисла тишина, актёры напряглись.

– Веселее надо ребята, веселее! В стране подъём национального духа, никто не обращает внимание на курс доллара, женщины начали носить отечественные туфли. Нужно это показать!

Сентябрь золотил кроны деревьев, стёкла домов сверкали на ярком солнце. Триколоры, вывешенные на улицах в честь Дня города, трепетали на ветру. По улице шёл маленький мальчик и ел мороженое «Бородино». За руку его вела мама, молодая женщина в красном пальто и туфлях на высоких каблуках. Только что они вышли из магазина фабрики «Парижская коммуна», женщина несла в руках коробку от обуви и улыбалась.

– Стоп!

Всё смолкло. Ребёнок перестал есть мороженое, а женщина улыбаться.

– Что у вас за революция какая-то! Вы хотите народу о баррикадах напомнить? Какое красное пальто и Парижская коммуна? Смягчить, показать красоту осени и стабильность в стране!

Сентябрь золотил кроны деревьев, стёкла домов сверкали на закатном солнце, бабье лето дарило городу замечательные краски. Клёны шуршали начавшей желтеть листвой, триколоры чуть-чуть трепетали на ветру. В День города мальчик с мамой решили выйти на улицу и съесть мороженое. Больше всего им нравилось «Бородино», ещё можно было в праздничный день зайти в магазин и купить понравившиеся туфли. На курс доллара они не обращали внимания – радовались мягкому осеннему теплу.

– Стоп! Что это вы тут за капитализм развели, а? Европу какую-то с шуршащими клёнами? Вы их ещё в кафе с утра посадите, пусть вино пьют. Регионы нас не поймут! Там не могут покупать туфли, когда заблагорассудится! Всё переделать.

Сентябрь золотил кроны деревьев, стёкла домов сверкали на солнце. Наступил долгожданный День города, после трудовой недели можно было, наконец, выйти на улицу и пройтись по праздничному городу. По улице шёл мальчик, ел  мороженое «Бородино», рядом его мама несла тяжёлую сумку с продуктами для ужина. Она надела туфли на шпильках, идти ей было тяжело, но женщина всё равно улыбалась. Впереди была осень, полная новых событий на работе. Сокращений она не боялась – была прекрасным специалистом. Мальчик ел мороженое и рассматривал разноцветные принарядившиеся витрины.

– Вы идиоты, что ли?

Камера замолчала, сумка с продуктами шумно упала на скамейку. Солнце в окнах отключили.

– Вы не понимаете, что это перегиб? Где ваш вкус? Одни штампы. Ничего нового. И что вы прицепились к этому мороженому? Про сокращения не упоминать – будет ему мороженое... Осень вообще ушла в витрины – природа где???

Сентябрь опять золотил кроны деревьев, в стёклах домов поблёскивало осеннее солнце. Наступило бабье лето, хотелось выйти на улицу и сделать что-то необыкновенное! Совершить подвиг, купить отечественные туфли, не готовить больше ужин... День города звал к новым идеалам, заглядывал в тайные закоулки сознания... Мальчик купил вместо мороженого «Бородинский» хлеб, его мама мечтательно сидела на скамейке и думала: а не выйти ли замуж? Чтобы не ходить на работу, не следить за курсом доллара, а в праздничный день кататься на лодке по пруду с опавшими разноцветными кленовыми листьями...

– На сегодня хватит!

На режиссёре не было лица. Актёры смотрели в осеннее небо и думали о своём. Оператор и гримёры хотели покурить, но не стали.

– Вы тут что, Жванецкие собрались? Иронизируйте дома! И кто сказал, что на скамейке нужно сидеть? Движухи нет никакой! Осень, День города, вы совсем не прониклись сценарием!..

В павильоне стало тихо. Все ушли – кто за хлебом, кто за мороженым, кто в парк, на лодке кататься.

А сентябрь золотил кроны деревьев, стёкла домов сверкали на солнце, стояла прекрасная пора. Наступило очередное бабье лето.

 

 

БЕЙ, ПАЦАН!

 

– Бей! Ну что ты не бьёшь? Забивать надо, а не дурака валять!

Пётр Петрович сидел на диване, смотрел хоккей по телевизору и ругался почём зря. Опять наши проигрывают, а так хорошо начинали! Неужели продуют полуфинал?

Рядом на столе стояла тарелка с чипсами и пиво. Пётр Петрович гордо восседал на старом, видавшем виды диване в тренировочных штанах и по-старинному в майке. Кто сейчас носит майки? Никто практически, только «старая гвардия».

Матч длился уже больше часа, надежды на победу оставалось всё меньше. Одновременно у Петра Петровича очень чесалась спина, и хотелось, чтобы кто-то ему помог в этом важном деле. Ему пришлось поелозить спиной по дивану, но упражнения результата не принесли, и Пётр Петрович чуть не плюнул в экран.

– Да бей же ты! Я бы лучше сыграл!

Пётр Петрович действительно когда-то играл в дворовой команде, а теперь неумолимо приближался к пенсионному возрасту и жил один. Много лет назад жена попала в автокатастрофу, переломала всё, что только можно. Несколько лет он за ней ухаживал, она потихонечку угасла, несмотря на усилия врачей и самого Петра Петровича. Затем и дети выросли, разлетелись из гнезда, и он остался один.

Неожиданно позвонили в дверь. «Кого ещё чёрт принёс? – Пётр Петрович нехотя слез с дивана и пошлёпал по коридору, – неужели полуфинал не смотрят? Что за народ!»

Взглянув в глазок, он увидел пацана лет десяти с футбольным мячом в руках. Мальчишка был одет по-спортивному, собирался во двор и явно ошибся дверью.

– Тебе чего, малой? – бывший хоккеист открыл дверь и недоверчиво посмотрел на подрастающую смену.

– Дядя, мы команду собираем! Будем в футбол играть. Отец сказал обойти все квартиры и собрать настоящих мужчин!

– Твой батя что, хоккей не смотрит? – Пётр Петрович почесал спину и недовольно уставился на мальчишку.

– Смотрит! Велел собрать всех после матча, а я решил заранее... – в глазах пацана появился испуг.

– Иди домой и скажи родителям, пусть сначала во дворе площадка появится. Одни машины кругом и скамейки! И вообще мне некогда.

Пётр Петрович захлопнул дверь и помчался к дивану. Наши проигрывали не на шутку. Бывалый болельщик открыл окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, и мимоходом посмотрел вниз. Двор заполонили авто, заборчики какие-то, диковинные детские горки. А раньше был пустырь, хозяйки сушили на верёвках бельё, и они, мальчишки, гоняли в футбол с утра до вечера. Зимой небольшая площадка в центре пустыря заливалась водой и все, у кого были коньки, выходили на лёд...

После матча начались новости, Пётр Петрович хлебнул ещё пивка и подумал, что надо одежду погладить – завтра рабочий день. Впереди был вечер, его ждала газета и кефир на ночь. Плохо кефир после пива, но привычка – вторая натура.

Из окна доносился какой-то шум. Пётр Петрович, держа в руках раскалённый утюг, выглянул в форточку. И чуть его не выронил. Какие-то мужчины лет сорока выкапывали скамейку посреди двора и ругались отборным матом с парой водителей, припарковавшихся прямо на газоне. Ругань шла серьёзная, наверняка соседей разгорячил проигрыш нашей сборной. «Тьфу, завтра понедельник, а они скамейки выкапывают. Полный бардак, – он плюнул на утюг, – и кто придумал эти хлопковые рубашки с воротничком? Идиоты...»

Взглянув в окно через полчаса, Пётр Петрович обомлел. Скамейку перенесли в самый дальний угол, посреди двора образовалась ровная лужайка, человек пять взрослых и детей перебрасывали друг другу мяч, играли даже головой. Никто не ругался, а на закате распелся невесть откуда взявшийся соловей. Пётр Петрович присвистнул, посмотрел на неважно отглаженный костюм и фотографию жены. Она была бы не против маленькой прогулки...

Через десять минут Пётр Петрович гонял мяч во дворе вместе с соседями, а у импровизированных ворот уже собирались зрители.

– Бей, пацан! – кричал Пётр Петрович недавнему гостю – мальчишке, игравшему очень даже неплохо. И он бил, зрители кричали, весь двор в этот сногсшибательный майский вечер превратился в стадион. Настоящие мужчины знали, что в матче-реванше за хоккей они победили. Жаль было только одного – ошалев от происходящего, в кустах спрятался и замолчал соловей...